Искушение для грешника (СИ) - Кей Саша
Я: «Обломись!»
Лисянский: «Ты должна мне за разбитый нос, монашка!»
Как же он меня бесит этим прозвищем!
Как сейчас вспоминаю, в какой момент его заслужила, и мне хочется разбить ему не только нос, но и Фаберже!
Глава 18. Монашка
Накануне четырнадцатого февраля мы с девчонками встречаемся в «Амандине», чтобы обсудить романтические планы на этот ожидаемый праздник. Все делятся, какой сюрприз они готовят своим парням. Мы с Игорем встречаемся уже три месяца, но я так и не узнала его достаточно хорошо, чтобы понять, какой подарок ему подарить, и боюсь попасть в глупое положение. Конечно, я догадываюсь, чего он ждет, но как-то тревожно мне. И я решаю спросить совета у девчонок, у которых опыта явно побольше моего. Ради этого я даже отказываюсь от свидания с Лисянским, сказав, что задерживаюсь в универе. Если скажу, что с девчонками зависла, он будет названивать и непременно заедет не вовремя, такое уже было.
– А чего тут думать? – хихикает Анька. – Бельишко по-развратнее и пара намеков. Думаю, такой подарок Лисянскому придется по вкусу.
– А вы уже перешли к горизонтальному общению? – удивляется Катя. – Ты все-таки решилась?
– Я не знаю, – смущаюсь я. – Пора, наверно. Он с каждым днем все настойчивее и смелее. Но мне хочется, чтоб все красиво было, а не на заднем сиденье его машины.
– Первый раз-то? Ясен пень, надо по-человечески! – соглашается Аня. – Ну у тебя родителей всегда нет, в чем проблема позвать к себе?
Мы с Катюхой переглядываемся и одновременно выдыхаем:
– Роза Моисеевна.
– А… Это да, – скучнеет Анька. – Но ради такого могу взять на себя отвлекающий маневр…
– Нет, детка, на десерт я тебе приготовил другой крем, – доносится до нас из-за моей спины знакомый голос.
Я узнаю его сразу, но понимаю, что Игорь обращается вовсе не ко мне. Хочу повернуться, чтобы убедиться, что я обозналась, и не могу. Потому что в глубине души понимаю, что никакой ошибки нет. Лицо Кати, сидящей ко мне лицом и имеющий прекрасный обзор на того, кто садится сейчас за столик позади меня, каменеет. Ясно. Это точно Лисянский.
Может, и стоит просто уйти молча и оборвать с ним все общение, но я понимаю, что пока не увижу его измену своими глазами, есть риск, что я так и буду смотреть на него воловьими глазами.
Я оборачиваюсь и вижу, как эти двое мерзко сосутся, не стесняясь окружающих. По девице, впрочем, понятно, что стеснение ей неизвестно. Столько голого тела в феврале, это ж надо рисковой быть! Хотя, чего это я? Девочке вон надо зарабатывать на наращённые ресницы, силиконовую грудь и губы-пельмени, похожие не еще одну дополнительную писю.
– Милый, ты не охренел? – спрашиваю я.
Лисянский оглядывается, услышав меня, и, не торопясь вынимая руку откуда-то из-под задницы сисяндровой девки, поворачивается ко мне.
– Давай без драматических сцен, Эля, – морщится он.
– Тогда и вас попрошу воздержаться от эротических, – цежу я.
– А чего ты хотела? – искренне удивляется Лисянский. – Я нормальный, мне нужен регулярный секс. А ты только за сиську даешь подержаться! А потом каждый раз оставляешь меня со стояком! Я что с ним делать должен?
– Да хоть сваи им заколачивать! Но не засовывать его во что ни попадя! – бешусь я.
– У меня там не «попадя»! – возмущается губастая. – Еще никто не жаловался!
Но ее все игнорируют. Нашла, блин, момент для саморекламы!
– Я не понимаю, что тебя не устраивает? Я же тебя не бросаю, но мне надо как-то спускать пар.
От подобного бесстыдства у меня вообще пропадает дар речи! То есть не только не чувствует своей вины, он еще и предлагает продолжать в том же духе!
– Может, мне и сейчас не мешать? Оставить вдвоем, пока я с девчатами кофейку рвану, вы потрахаетесь, а потом ты меня до дома проводишь?
– Если ты готова перестать трястись над своей девственностью, то можешь даже составить нам компанию, – огрызается Игорь. – Скажи спасибо, что я не свалил сразу, как только понял, что от тебя я нормального траха дождусь не скоро. Купился на титьки без лифчика, как дурак! И такой облом! Нашлась тут монашка! Ты небось и после того, как в рот возьмешь, рот святой водой полоскать будешь!
– Ой, пипец, – захихикала эта гиена. – Монашка! Ахаха!
Каюсь, не сдержалась. Игорю на ширинку плеснула из своего чайничка И этой драной макаке, которую никто вообще не спрашивал, вылила ее томатный суп прямо в бездонное декольте.
В общем скандал мы устроили знатный. Лисянского, к сожалению, я не обварила, но пощечину, которую я ему отвесила, он, наверняка, запомнил надолго. Рука у меня тяжелая, и граненое колечко расчертило нехило эту гнусную морду.
А дома я ревела в три ручья, оплакивая поверженного кумира. На что ба успокаивала, мол, хорошо, что сейчас на него глаза открылись, а не потом.
Вот тогда-то я и решила, что самое ценное достанется только жениху. Тому, кто будет готов к серьезным отношениям, и не променяет меня после первой же ночи, на любые доступные перекаченные губищи и силиконовые дойки. Но честно говоря, после Игоря я ни на кого особенно-то и не смотрела. Обжегшись на молоке, дула на воду. Пока ба не забила тревогу, и не познакомила меня с Марком.
А теперь эта кобелистая козлина требует у меня свидание?
Глава 19. Выживают только оптимисты
– Если ты размышляешь о горькой судьбе этого карпа, то зря, – врывается в мои мысли голос бабушки Розы.
– Я о своей судьбе больше переживаю, – бубню я.
– А за Марка? – подозрительно спрашивает ба.
Бабушка-бабушка, а зачем тебе такие большие уши?
– А за Марка больше всего!
Еще бы мне не переживать, пока он не видит, на его невесту столько желающих нашлось! И каждому я бы с удовольствием что-нибудь прищемила.
– Ай, чуть не забыла! – ба достает с холодильника листок бумаги из тетрадки в клеточку. С полями. Офигеть, откуда такой артефакт?
– Тебе Гера оставил, – поступают краткие пояснения.
Ну не, по школьницам дядя Гера не пойдет, он уважает уголовный кодекс, как завещал товарищ Бендер. Похоже, у него второкурсница. Так-с, что там нам пишет Герман Александрович?
Разворачиваю записку… И подскакиваю так, что вся посуда на столе звякает.
Да офигел в конец этот Герман Александрович!
– Где он? – рычу я.
– Откуда я знаю? – неискренне удивляется Роза Моисеевна, но под моим наливающимся кровью взглядом исправляется. – Либо спит, либо с профурсетками шлындрает. Я бы на твоем месте не стала проверять его наличие у себя.
– Это почему же? – я жажду крови.
– Потому что на сегодня Скворцовым и так есть, что обсудить.
Я плюхаюсь назад.
Ну каков жук!
Мало того, что дядя Гера поставил меня в известность, что от моего имени согласился на съемки этой балетной школы, он еще и сладенькое приберег на потом! Что ж он сразу-то мне не сообщил, что фотосессия с утра не срамш… В восемь утра!
Не то плохо, что рано, хотя понедельник у меня выходной, и я бы предпочла выспаться, и залечить боевые раны, а то плохо, что я натуру не видела! Раскудрить твою налево через медный купорос, дядя!
Если бы людям было все равно, как я отсниму, они бы не искали знакомого фотографа. А значит, мне придется тащить лишнюю аппаратуру. Нашли верблюда!
И, главное ведь, записон он бабушке оставил, а если б я загуляла? Если бы с Марком ушли в закат? В какой момент он оповестил бы меня о времени и месте съемок? Гр-р
– Элечка, не делай себе нервы, – бабуля забирает у меня из-под носа тарелку с истерзанным карпом. – На вот.
Она ставит передо мной блюдце с большим куском ароматной шарлотки. Сглатываю слюну. Ясно, ба в доле.
– Что он тебе пообещал? – ворчливо спрашиваю я, уже вонзая зубы в хрустящую корочку. Ба внепланово приготовила шарлотку, сто пудов, дядя Гера попросил ее меня задобрить.
