Вера Колочкова - Благословение святого Патрика
Через неделю состоялось знакомство с родителями. Жил Герман в сталинской пятиэтажке, без лифта, и она вся измаялась волнением, пока поднималась с ним на пятый этаж. Благо он крепко держал ее за руку, словно боялся, что невеста может вырваться и убежать от страха куда глаза глядят. Не дав ей отдышаться, позвонил в дверь, надев на лицо маску неколебимой решительности.
Дверь открыла дородная женщина в порванном под мышкой фланелевом халате, с мелкими кудельками химической завивки на голове.
– Мам, познакомься, это Лиза, моя невеста. Мы вчера заявление в загс подали.
Мама хмыкнула, как ей показалось, оскорбленно, оглядела ее с головы до ног, потом процедила сквозь зубы:
– Что ж… Проходите, девушка…
Вальяжно повернувшись, пошла в глубь квартиры, и Герман слегка подтолкнул ее в прихожую, шепнув на ухо:
– Да не дрожи так, никто тебя здесь не съест… Входи давай…
А как было не дрожать? И как входить, если видишь, что тебе здесь совсем не рады? Но не бежать же и впрямь вниз по лестнице, как перепуганный заяц!
– В залу проходите! – донесся в прихожую мамин зычный голос, пока она торопливо развязывала шнурки на своих неказистых китайских кроссовках. Хорошо, хоть носочки надела новенькие, белоснежные, приятно облегающие стопу.
В «зале» они с Германом сели на диван, покрытый жестким ковровым покрывалом – синие розы на темно-фиолетовом поле. И ковер в «зале» был покрывалу под стать – тоже каких-то жутко мрачных тонов. И полированная стенка отсвечивала недоброжелательным коричневым фоном. И мама в кресле напротив своим выражением лица общему фону соответствовала.
– А чего это тебе, Герка, вдруг жениться приспичило? Ты, девушка, в положении, что ль?
– Нет, мам, она не в положении, все у нас в этом смысле чин-чинарем, – торопливо, но довольно раздраженно отозвался Герман.
– Ну, и чего тогда торопиться? Что за спешка-то, я не понимаю? Иль хочешь поскорее освободившуюся жилплощадь занять? Еще дух мамин на небесах не преставился, а он, смотри-ка… И сорока дней не отметили…
– Мам, да при чем тут! Сколько мне можно в холостяках гулять, нагулялся уже, во! – чиркнул он ребром ладони по горлу. – Мне уже своей семьей жить охота, чего непонятно-то!
– А с матерью-отцом, значит, надоело жить? Эх ты, сынок… Ростишь детей, ростишь, а потом придет какая-нибудь, позарится на жилплощадь… Ты сколько ее знаешь, давно знаком? – небрежно повела жирным подбородком в ее сторону. – Откуда она вообще взялась, интересно?
Всхлипнув, она вдруг заголосила тоненьким визгливым голосом, неловко пытаясь утереть слезу воротником халата:
– Ума у тебя совсем нет, Герка! Что, покрасивше не мог себе найти? Да у тебя ж такие девки были…
Изловчившись, она таки утерла нос воротником, вытянула шею, заголосила того пуще:
– Отец, где ты там, иди сюда! Тут Герка невесту в дом привел! Не терпится ему, вишь, мамину жилплощадь занять, а, отец?
Что-то бухнуло в соседней комнате, послышался короткий смачный матерок, шаги в шлепанцах. В проеме двери появился «отец», приземистый, с голым круглым пузом, вывалившимся из трикотажных штанов. Глянул на «невесту» исподлобья, перевел взгляд на жену:
– А ну цыц! Чего разверещалась на весь дом! Тебе только волю дай, не переслушаешь! Нормальную девку Герка привел, не ори! Вишь, она от страха уже себя не чует! Глаза-то разуй, сама не видишь, что ли?
– Да чего там нормального, ни кожи, ни рожи!
– А ты хотела, чтоб он сисястую прошмандовку в дом привел, всеми общупанную? Цыц, я сказал! – И, обращаясь к Герману, спросил деловито: – Заявление-то в загс уже подали?
– Да, пап. Еще вчера.
– И когда свадьба?
– Регистрацию на двадцать восьмое августа назначили.
– Ну, значит, так тому и быть. Будет тебе свадьба, сынок.
– Оте-ец… – снова заголосила пискляво мама.
– Цыц, я сказал! Молчать мне!
Подойдя поближе к дивану, он выставил перед ее лицом толстый палец, произнес решительно:
– А ты, девушка, не тушуйся, здесь тебя никто не обидит. Звать-то тебя как?
– Ее Лизой зовут, пап, – сжал ее ладонь Герман, будто испугался, что она от страха даже имени своего произнести не сможет.
– Ага. Лиза, значит. Хорошее имечко. Лизавета, Лизавета, что ж не шлешь ты мне привета. Ты вот что, Лизавета, учти на будущее… С нашей мамой вот эдак-то помалкивать не следует. Ты побойчее с ней будь, Лизавета. Она тебе слово – а ты ей два. Она еще слово – а ты опять два. С ней по-другому нельзя, а то с потрохами сожрет и не подавится. Поняла, как надо?
Она улыбнулась жалко, кивнула, опустила глаза вниз. Герман снова сжал ее руку, произнес весело:
– Спасибо тебе, пап! Ничего, она научится со временем!
– Ну, а то… – осклабился папа, довольно почесав брюхо. – С бабами по-другому нельзя, сынок! Меж собой пусть себе лаются на здоровье, а мужиков должны уважать! Обедом-то будут сегодня кормить, нет?
– Ой, у меня ж там пирог… – засуетилась мама, с трудом вываливаясь из кресла. – Я и забыла…
– Ну ладно, пап, мы пойдем… – вставая с дивана, потянул ее за собой Герман.
– Куда? А пирог?
– Нет, пирог в другой раз. Лизе пора на дежурство в больницу, я ее провожу. Она медсестрой в больнице работает.
– Что ж, тоже дело… Медсестра – это хорошо. Будет кому укол в задницу воткнуть, если мы с матерью заболеем. Ну, ладно, идите, коли так. А насчет свадьбы мы потом уж с родителями обговорим… Кто у тебя родители, Лизавета?
– У нее нет родителей, она сирота.
– Ах, вот как, значит… То-то я гляжу, совсем девка примялась… Ни жива ни мертва сидит. Ничего, не тушуйся, девка. Справим свадьбу как полагается. Не люди мы, что ли?
Вышли из дома в солнечный день, и она вдохнула всей грудью, будто освободилась наконец от тяжкой обязанности. Герман обнял ее за плечо, с силой привлек к себе, произнес, усмехнувшись:
– Ну вот, а ты боялась, дурочка… Скажи, а классный у меня батя, да?
– Да… Хороший. Только твоей маме я совсем не понравилась.
– Да не бери в голову, вот еще! У нас в семье все вопросы отец решает. А мама… Что с нее возьмешь, она женщина… Да и вообще – в любой семье так положено, чтобы мать сына от себя не отпускала. Все матери сопротивляются до последнего, хоть королевну ей в дом приведи… А ты что, не знала?
– Нет…
– Ну, так теперь будешь знать. Вот родится у нас сынок, вырастет, приведет в дом невесту, тогда я еще посмотрю, какой ты скандал закатишь!
– Нет.
– Что – нет?
– Я не закачу скандала, Герман.
– Да ладно… Хочешь сказать, что ты другая, не такая, как все?
– Я такая, как все. Просто… Я же сына любить буду, а значит, буду уважать его выбор.
– А моя мама, по-твоему, меня не любит, что ли?
Голос его навис над ее плечом и, казалось, придавил обиженной тяжестью. Пришлось торопливо исправить свою оплошность:
