Свет твоих глаз (СИ) - Айрон Мира
— В больницу? — растерялся и испугался Михаил, но потом заглянул в лицо жены и вдруг всё понял.
Он всегда всё понимал про Люду, с самого начала их отношений. Увидев взгляд мужа, Люда смутилась ещё сильнее, покраснела до корней волос.
— Надеюсь, всё хорошо в больнице? — спросил Михаил у Юльки.
— Я маму в коридоре ждала, но мама потом сказала, что всё хорошо, — беззаботно ответила Юлька и выскочила в общий их с соседями из второй комнаты коридор — мыть руки.
— Наконец-то дождались сыночка, — прошептал Михаил на ухо Люде, прижавшись к её спине. — Юлька не знает пока?
— Пока нет, срок ещё маленький, всего шесть недель. Позже скажем, — тоже шёпотом ответила Люда, прижавшись затылком к плечу мужа.
Спорить не стала: сыночек так сыночек. Может, Миша прав как обычно.
Михаил быстро поцеловал Люду в макушку и в щёку, и отпустил, потому что услышал приближающиеся шаги Юльки.
Ужин пришлось снова разогреть. А когда пили чай, пришёл комендант и пригласил Михаила к общему телефону, находившемуся на вахте.
Михаил и Люда тревожно переглянулись. Родители Люды и Михаила звонили обычно по выходным, с переговорного, заказывали межгород. Таких вечерних звонков по будням не было ни разу за всё время.
Когда Михаил вернулся спустя десять минут, Люда сразу поняла по его лицу, что случилось нечто выходящее из ряда вон. Однако то, что муж решил дождаться, когда Юля ляжет спать, а потом поговорить, Люду немного обнадёжило: значит, большой беды ни с кем из самых близких не произошло.
— Что, Миша? — Люда заглянула в лицо мужа, когда они пили поздний чай.
— Ехать надо, Людочка, — очень серьёзно сказал Михаил. — Светик одна осталась, у моих родителей живёт третий день.
— Как одна? — испуганно прошептала Люда.
— Представляешь, Вера в сентябре поехала по путёвке в Финляндию и там соскочила, — растерянно и очень тихо ответил Михаил.
— Как понять — соскочила?
— Осталась, понимаешь? — почти одними губами произнёс Михаил. — С каким-то немцем из ФРГ. Сбежала от туристической группы.
— А Света? — Люда была в таком шоке, что не могла понять, как у неё вообще получается говорить.
— А Светик с бабушкой оставалась, с моей бывшей тёщей. Тёща ведь путёвку Вере достала через знакомых, по большому блату, а тут такое. Скрывала от всех сначала, когда Вера вовремя не вернулась, но позавчера сообщили откуда следует, и мать Веры увезли с инсультом. В реанимации была сутки, а вчера днём её не стало, не пережила.
— Боже, ужас какой, — Люда прижала ладони к губам. — Бедная Света… Как она?
— Мама говорит, не понимает ничего пока. В школу они не отпускают её, дома сидит. Но о том, что той бабушки не стало, сказали. Как не скажешь? Свете ведь не два года. Восемь будет через три месяца.
— Света ведь только в первый класс пошла…
— Может, и к лучшему то, что она ещё привыкнуть к той школе не успела. Здесь быстрее привыкнет.
— Надеюсь, — кивнула Люда. — Когда поедем?
— Я бы, конечно, очень хотел, чтобы вы поехали со мной, но в твоём положении всё это ни к чему, — твёрдо сказал Михаил. — Нервотрёпка. Да и для Юли тоже лишнее. Я быстро, Люда, туда и обратно. Маму попросил, чтобы документы Светы забрали из школы, карту из поликлиники.
— А похоронами твоей бывшей тёщи кто занимается?
— Старший сын, брат Веры. Он на Севере живёт, но сегодня утром уже прилетел.
— А он… не будет препоны какие-то создавать тебе в отношении Светы?
— Не думаю, — покачал головой Михаил. — Он с Верой в ссоре, не общается давно. Свету и не знает практически. Но даже если бы захотел нам палки в колёса ставить… После того, что Вера сделала, все мои так называемые прегрешения померкли.
Михаил опять оказался прав: у него не возникло никаких проблем бюрократического характера ни тогда, когда он забрал Свету, ни позже, когда он лишил Веру родительских прав.
Зато всю семью Мельниковых ждали другие испытания: Света очень изменилась за прошедший год, превратившись из открытого жизнерадостного ребёнка в замкнутого, а зачастую, озлобленного.
Михаил знал, что всем им будет очень нелегко, но прекрасно понимал: Свете сейчас тяжелее всех. Ещё до его отъезда они с Людой предупредили Юлю о том, что совсем скоро с ними будет жить дочь Михаила, а между собой договорились запастись терпением и совместно обсуждать любое решение.
Света встретила отца спокойно, поскольку дедушка и бабушка как могли объяснили ей ситуацию, однако во время поездки практически не разговаривала, почти всё время молча смотрела в окно либо спала. Ела мало и неохотно.
В школу Свету записали сразу, но решили, что на занятия она пойдёт через неделю, — дали время на привыкание, хотя бы минимальную адаптацию.
После, когда Света приступила к учёбе, на неё никогда не было жалоб ни со стороны учителя, ни со стороны одноклассников. Дома же она замыкалась и практически не шла на контакт ни с кем.
Михаила она не называла папой; просто подходила и начинала разговор или задавала вопрос. Люду и Юльку практически не замечала, игнорировала.
Сначала Людмила старалась не докучать Свете, ограничивалась только общением по необходимости, однако в глубине души понимала: разговор неизбежен.
Было начало ноября, осенние каникулы, и Света оставалась дома одна. Она оказалась очень самостоятельной девочкой: сама ходила в школу и из школы (по счастью, школа располагалась буквально в двух шагах от общежития), и у неё были собственные ключи на верёвочке.
Михаил и Люда старались доверять Свете, потому оставляли её дома одну, однако на время каникул Люда подменилась, чтобы работать только в первую смену. Около двух часов дня они с Юлей возвращались домой.
В один из дней Юля, которая хоть и знала от матери и дяди Миши, что Свете нужно время, решила, видимо, что уже прошло достаточно времени.
Устроившись рядом со Светой, возводившей из деревянного конструктора на паласе "шикарный дом" (так называла свою постройку Света), Юля взялась за пока оставшиеся свободными детали конструктора.
— Уйди, — Света оттолкнула Юльку.
Та чуть не упала, но не расплакалась, а просто встала и отошла к окну, удивлённо глядя на Свету.
— Света, нам нужно поговорить, — решившись, Люда села на палас рядом с девочкой.
Света ничего не ответила, молча продолжая стройку.
— Скажи, Света, ты сейчас хорошо живёшь или плохо? — невозмутимо продолжала Люда.
Видела, что Света задумалась, хоть и продолжала молчать. Люда знала, что ребёнок в возрасте Светы ещё очень сильно нуждается во взрослых, в ласке и огромной заботе. Было бы хуже, если бы Свете уже исполнилось лет одиннадцать-тринадцать.
Потому все проблемы нужно устранять сейчас, пока не поздно, рубить этот узел. Как сказал бы товарищ Севостьянов: нарыв. Хорошо, что товарища Севостьянова теперь поблизости не было.
— Хорошо, — буркнула Света, поняв, что тётя Люда (как просили Свету называть новую жену папы, Людмилу Евгеньевну) не отвяжется, так и будет сидеть рядом и внимательно смотреть на неё.
— Тогда почему у тебя плохое настроение, Света?
— Я бы хотела жить вдвоём с папой, а не с вами. Больше всего на свете этого хочу! — Теперь с готовностью ответила Света, и Люда поняла, что не поторопилась с разговором, начала его вовремя.
— Но ведь папа хочет жить вместе со всеми нами, — мягко ответила Люда. — Папе будет плохо не только без тебя, но и без нас.
— А почему? Вы же чужие. Вот она, — Света ткнула пальцем в сторону Юльки, занявшейся рисованием, раз уж в игру её не приняли. — Она вовсе не дочка моему папе. А он бросил меня из-за неё. Мне мама говорила. "Тебя бросил, ему на тебя наплевать, а чужую девочку растит, балует, подарки ей дарит, гостинцы приносит, как раньше тебе приносил".
— Это неправда, Света. Твой папа ушёл от твоей мамы ко мне, потому что мы с ним полюбили друг друга. Так бывает, Света, даже если люди сами ничего такого не хотели. Но от тебя твой папа не уходил. Если бы твоя мама разрешила, папа бы сразу взял тебя с собой сюда.
