Завтрак для фанатки - Саша Керн
– Давно приехала? – спросил он небрежно.
– Нет, – в горле пересохло.
– Пойдешь на концерт Лиззи? – Мягкий тембр его голоса и меня начинал размягчать. Но мне вовсе не хотелось отвечать на его вопросы, потому что они звучали слишком сухо и походили на допрос. А еще я все еще чувствовала себя неловко от того, что танцевала и пела не для публики, но оказалось, что это не так.
– Да, – односложно ответила я.
– Не хочешь разговаривать?
Я посмотрела на него, и он тоже смотрел, изучая, а потом улыбнулся совершенно обезоруживающе.
– Тебя расстроило то, что я видел, как ты танцевала? – И его брови сошлись на переносице, а улыбка пропала.
– Немного, – ответила я и смутилась, чувствуя, что снова начинаю краснеть. Хотелось что-то еще сказать, но я не знала, о чем говорить. И Джонатан выглядел таким уставшим, грустным, что даже улыбка казалась вымученной. Я уже хотела спросить, что его так беспокоит, но он быстро отвел взгляд, встал и пошел прочь, крикнув через плечо:
– Не злись на меня, я не хотел тебя смущать.
– Я не злюсь! – заторопившись, крикнула я, но в ответ услышала только хлопок закрывающейся входной двери.
Оставшись одна, я еще долго смотрела в проем двери, где скрылась ссутулившаяся спина Джонатана. Что я чувствовала? Смятение, отчаяние, боль? Отчаяние от того, что ты не знаешь, что происходит, и не можешь помочь человеку, который тебе так дорог. Смятение от этих его пристальных и изучающих взглядов, будто он пытается разгадать, что ты за диковинная зверушка, попавшая по счастливой случайности не в то место и не в то время? Боль от того, что не знаешь, чем помочь и что сказать тому, кто дороже всех для тебя? Я не знала, что ответить самой себе, поэтому вернула наушники на место и включила следующий трек:
Одинокая птица, ты летаешь высоко,
И лишь безумец был способен так влюбиться.
За тобой вслед подняться,
За тобой вслед подняться,
Чтобы вместе с тобой разбиться… [8]
«Неужели, я и есть тот безумец, способный влюбиться в такого, как Джонатан? Или я просто безумец, который задает себе такие глупые вопросы?» – думала я. И совершенно точно пришла к выводу, что я просто безумец, который слишком часто копается в себе и задает много вопросов, на которые совершенно не знает ответов.
С этой мелодией и не очень радужными мыслями я вернулась в комнату разбирать вещи, а остаток дня провела с Клер. Она приехала через час после всего произошедшего и, как любая хозяюшка, принялась меня кормить и расспрашивать, как я добралась. Мы проболтали с ней до девяти вечера, но Джонатан так больше и не появился. В начале десятого все разошлись по комнатам, желая друг другу хорошей ночи. Я приняла душ, расстелила постель и сидела в пижамных штанах и топе, сушила волосы и читала сообщения на сотовом от обеспокоенных друзей в количестве двух штук. Я уже собиралась выключить ночник и забраться под одеяло, когда раздался стук в дверь.
– Кто там? – удивилась я.
– Это Натан. То есть Джонатан. Короче… Коул. Можно войти? – объяснял голос за дверью, что заставило меня улыбаться и даже хихикнуть в голос. Но я тут же спохватилась, вскочила с кровати, посмотрелась в зеркало, забралась назад и хладнокровно сказала:
– Входи.
Глава 8
Счастье – это когда тебя понимают
Свои черты, штрихи и блики
В душе у каждого и всякого,
Но, непостижимо разнолики,
Мы одиноки одинаково.
И. Губерман
Расправив складки на одеяле, я сидела, сложив ноги по-турецки. Я не знала, что делать, поэтому все поправляла и приглаживала одеяло. В этот момент дверь приоткрылась и вошел Натан. Мне показалось, что даже в драных на коленях джинсах, старой серой футболке с растянутым воротом и спутанными волосами, которые он нервно зачесывал ладонью назад, выглядел парень неотразимо. И никто не переубедил бы меня, что картинка в компьютере и вот этот вот красавец имеют какие-то отличия, как говорила мне Лиззи. Это был тот, о ком я мечтала у себя дома, тот, кто мне снился и с кем я хотела бы быть вместе.
Зачем пришел Джонатан, я не знала. Хотелось думать, что это ответный визит после того моего шпионского посещения месяц назад. Но его сдвинутые к переносице брови и задумчивый взгляд говорили, что вряд ли.
– Привет, – сказал он, топчась на пороге. – Можно с тобой поговорить?
– Конечно, – торопилась ответить я. – Проходи, садись.
Я показала рукой на кровать.
– Лучше на стул, – ответил Джонатан и уселся на стул, предварительно развернув его ко мне. Он засунул руки в карманы джинсов, вытянул ноги, скрестив голые ступни, и стал что-то рассматривать на полу.
Взяв телефон в руку, я подумала, что невежливо держать его в руках, и снова положила рядом с собой, поправила волосы и посмотрела на кумира молодежи. Даже если я и нервничала, то самую малость, просто я не могла терпеть этого напряженного молчания. Но в то же время эта долго тянущаяся тишина давала возможность разглядеть Коула и запомнить все те мелочи, о которых потом я смогла бы вспоминать: легкий аромат свежести, исходивший от него, длинные ладони, напряженные ве́нки, тянущиеся вдоль предплечий, и смешные пальцы на ногах. Запомнить, как он зачесывает назад волосы, как ухмыляется, как поднимаются уголки его губ, как он смотрит на меня, как он говорит…
Черт! Он что-то говорит? Да, он что-то говорит мне! Я совсем сошла с ума от этой близости и от того, что со мной происходит какая-то нереальная сказка.
– Что? – переспросила я, пытаясь прийти в себя и часто моргая. – Я задумалась.
Джонатан вяло улыбнулся и приподнял бровь.
– Я поинтересовался, всего ли ты меня рассмотрела?
Смутившись, я опустила взгляд на телефон и погладила одеяло.
– Я… Я…
– Да брось. Ты смотрела на меня так, словно я картина Сальвадора Дали. Музейный экспонат, который вроде как реален и можно на него посмотреть… – он вздохнул. – Но руками трогать запрещено.
– Я… – я не могла связать и двух слов. Казалось, что сейчас я задохнусь от возмущения и стыда. Стараясь бороться
