Мой (не)желанный малыш (СИ) - Элли Шарм
– Тебе уже лучше?
– Лучше? – непонимающе вглядываюсь в строгие деспотичные черты родителя. О чем он вообще?
– Тебе стало плохо, Екатерина, – смотрит, как удав на кролика – гипнотизирует. – Поэтому ты и вышла на балкон.
Это не вопрос – это приказ. Отец отдает команду, указывая на то, как именно я должна оправдать свой промах перед гостями относительно того, что уединилась с Дицони. Этим самым я преступила все правила приличия. Екатерина… Когда отец в последний раз так меня называл? Кажется, когда я разбила окно в одиннадцатом классе в кабинете директора. Видимо он просто в бешенстве! Пока я пытаюсь срочно что-нибудь придумать, отец пускает в ход один из своих козырей.
– Надеюсь «недомогание», – кидает выразительный взгляд на мое взволнованное и обескураженное его неожиданным появлением лицо, – не повлияет на твое присутствие на ужине? Сегодня одно из моих любимых блюд, – понижает тон, будто доверительно сообщает. – Конина.
С трудом сдерживаю готовый сорваться с губ потрясенный выдох. Тревога вместе с тошнотворной волной вверх по горлу поднимается. Зачем он так? Ужас сковывает все мышцы от мысли, чем именно отец собрался угощать гостей. Боль жжёт в сердце раскалённым углём, хочется вынуть ее и швырнуться обидчику в лицо! И пусть даже если это родной отец. Меня действительно штормит от самого, должно быть, страшного гнева, что смешан с бессилием.
– Как ты… как ты можешь так поступать?
– Да, перестань, – едко обрывает отец. – Вообще не понимаю, зачем ты с ними возишься. У тебя есть машина…
– Машины – не лошади! – перебиваю с надрывом. В уголках глаз предательски собирается соленая влага. – У них нет сердца и… Да кому я пытаюсь это объяснить? Господи! – добавляю еле слышно, прикусив губу до боли. – С ними не поговоришь.
Не могу поверить, что отец мог пойти на такое! Это настолько кажется чудовищным, что в голове не укладывается. Решил наказать меня за непослушание? За то, что так часто пропадаю на ферме? Чувствую себя так, будто предали – с размаху дали пощечину. Ноги будто в бетонный пол вросли, двинуться не могу. Если быть правдивой перед собой, я была бы не так потрясена, если бы отец ударил меня посреди зала полного гостей.
Лицо пылает от горькой обиды и тошнотворного чувства предательства. Зная мою любовь к животным… Как у него вообще язык повернулся?! Никогда не приму жестокости к этим преданным, надежным, а главное – умные и добрым существам! Так больно, что не сразу осознаю, что в этот раз отец своей мишенью выбрал совершенно другого человека – Стэфана Дицони. Вот кого родитель в этот раз решил угостить щедрой порцией своего яда. Того, кто не задумываясь оказался впереди меня, задвинув за свою мощную спину в жесте защиты. И от кого?! От моего собственного отца.
– Не понимаю твоих девчачьих капризов. Это деликатес! – говорит отец, пытаясь встретиться со мной взглядом, но широкоплечая фигура Дицони делает это просто невозможным. – Мясо мягкое, волокнистое…
Мутит! Все, что хочу сделать в это секунду – закрыть глаза и заткнуть уши. Вместо этого я вижу, как с каждым произнесенным словом отца все сильнее каменеют мышцы спины Стэфана. Они отчётливо прорисовываются через ткань рубашки, намекая, что брюнет в определенных ситуациях может повести себя далеко не так, как джентльмен. Вся трясусь, как от холода, и даже пламя свечей в настенных бра кажется каким-то бледным.
Глава 16
Катя
Почувствовав мою дрожь, Стэфан оборачивается. Заметив непролитые слёзы, резким движением снимает со сгиба локтя пиджак, и меня будто с ног до головы окутывает чувство безопасности, когда тяжелая ткань, словно теплое покрывало, ложится на мои плечи. Пиджак пропитан чуть терпким, удивительно незабываемым ароматом. Суровые и терпкие аккорды с кожаной основной нотой, а все остальные ее органично поддерживает. Шлейф стойкий и ассоциируется с уверенностью, роскошью и достатком. Определенно – это аромат Стэфана. Стопроцентное попадание, не меньше! Прижимаюсь машинально носом к воротнику, делаю глубокий вдох. Сжимаю лацканы пиджака так, что костяшки пальцев белеют. Да-аа, именно табак и ладан превращает его в уникальный ансамбль.
– Как дела? Как бизнес?
Почему простой вопрос от моего родителя звучит настолько оскорбительно? Почему отец так себя ведет? Ведь именно он был тем, кто учил меня дипломатии!
– Как тебе сказать? – Стэфан одаривает моего отца снисходительной улыбкой, которая что ни наесть – высшая форма презрения. – Не так хорошо, как бы мне хотелось, но и не так уж плохо, как хотелось бы тебе.
– Не играй со мной, Дицони, – цедит отец, прекрасно зная, каких высот добился Стэфан. – Я в курсе твоих планов. Сорок пять процентов моей компании уже в твоих…
– Сорок пять – это только начало, – перебивает жестко Стэфан. – Не люблю останавливаться на полпути – не в моем характере.
Рот отца буквально перекошен от злости. С трудом сдерживается – это видно невооруженным взглядом.
Я чувствую волны ярости, исходящие от Дицони. Однако, в отличие от отца, Стэфан выглядит так, будто ведет самый скучный в своей жизни диалог. Вот именно сейчас я понимаю, что по-настоящему сильный человек – это тот, кто может управлять своим гневом. Его ответы четкие, пропитанные этакой тонкой аурой цинизма. Стэфан ловко жонглирует словами, подпитывая их черным юмором и циничной улыбкой. А что еще остается умному человеку в обществе недругов?
– Если у тебя проблемы в бизнесе, Зимин, – Дицони с намеком приподнимает черную бровь, – вини в этом исключительно себя. Мои советы стоят дорого. Впрочем, как и время. Один я все-таки дам тебе в виде исключения: начни с бухгалтерии.
Желваки на скулах отца ходят ходуном. Любая критика в сторону родителя приводит его в мгновенную ярость. Больше всего на свете Борис Зимин ненавидит советы.
– И для чего тебе это? – всем своим видом отец показывает неприятие стоящего перед ним человека.
– Чтобы не так было легко, – хищная улыбка Стэфана открывает вид на острые белоснежные резцы. – Мне скучно.
Дицони подается вперед. Моя рука буквально тонет в широкой мужской ладони. Задерживаю дыхание, когда чувствительной тонкой кожи кисти касаются горячие твердые губы.
– Екатерина Борисовна, до встречи.
Растерянно приоткрыв рот, наблюдаю за тем, как Стэфан, прощается со мной, при этом намекая или обещая очередную встречу. Он игнорирует пылающего от злобы отца, что стоит в трех шагах от нас. Все-таки Дицони очень неординарная личность. Мало обладать остроумием, нужно ещё уметь избегать последствий, а с этим он просто мастерски справляется. Вон, как ловко сплел «паутину» вокруг отца и глупо таращащегося Ильи. Они
