Френдзона: Выход (СИ) - Волкова Дарья

Марфа молчала. Она не знала, что на это все можно сказать. Она никогда не испытывала такого коктейля чувств — начиная с острого чувства стыда до… До какой-то внезапной опустошенности. Но молчать дальше неправильно.

— Ты-то себя как чествуешь?

— Да нормально, — пожал плечами Рома. — Я три бокала успел выпить только, пока он… В общем, тут я понял, что дело пахнет керосином, и больше не пил.

— Спасибо… — через силу произнесла Марфа. — Спасибо, что привез его домой и что убрал… тоже спасибо.

— Да было бы за что, — Рома снова приложился к кофе. — Я, правда, не думал, что все будет так… Он еще в обе шляпы в такси наблевал.

Марфа не выдержала и всхлипнула. Как же это… унизительно. Как это могло случиться с ней?!

— Мрыся… — Ромкины пальцы коснулись ее руки. — Прости. Я не хотел. Я не специально… Я не…

Она отняла руку и резко встала.

— Я пойду спать. Спокойной ночи. Пей свой кофе. Приятного аппетита.

Какая нелепица. Все вперемешку. И не смотри на меня так!

Развернувшись, Марфа быстро вышла с кухни.

Рома выпил весь кофейник, сожрал штук пять пончиков. Вкусные. Все вкусно после этого… цирка.

Что ж ты такой дурак, Клаус? Вроде взрослый мужик, а нажрался как школьник на выпускном. А теперь из-за тебя, Клаус, на Марфу просто смотреть больно. И виноватым она явно считает его, Романа. За то, что не уследил за ее мужем.

За-ши-бись.

Где он свернул не туда и как дошел до жизни такой?! Что ему вдруг определили роль няньки для взрослого здоровенного баварца?!

Эх, надо было оставить Клауса дрыхнуть в пивной! А вот сам Роман сегодня ночью точно не уснет. Он опустил лицо и принялся медленно массировать себе шею.

Неожиданно сверху раздались негромкие шлепающие шаги. Рома поднял голову.

Нет, это не может быть Клаус — этот сейчас только на четвереньках передвигаться в состоянии, да и то не факт. Значит, Мрыся. Шаги направились в гостиную.

— Ты чего там бродишь? — Рома встал со стула и вышел в гостиную.

— Он храпит, — прошипела Марфа и швырнула на диван подушку и одеяло. — Уснуть невозможно!

В памяти неожиданно всплыл тот кажущийся таким далеким, но почему-то явственно запомнившийся вечер у Тихих. И собственные слова — почти такие же. И как потом обнимал ее. Господи, как же хочется обнять ее сейчас — в этой огромной оранжевой футболке и просторных пестрых черно-белых штанах, растрепанную, сердитую. Прижать к себе, запустить пальцы в волосы.

— Спокойной ночи.

— Ты собралась спать здесь? — Роман с удивлением смотрел на Марфу, которая взбивала кулаком подушку.

— Я же сказала — там спать невозможно! — буркнула она.

— Иди спать в мою комнату, там кровать гораздо удобнее, чем этот диван.

— Рома, прекрати спорить со старшими! — отрезала Марфа. — Не забудь погасить свет на кухне.

Роман какое-то время постоял в дверном проеме — а потом решительно прошел к дивану.

— Лично я буду спать на этом диване, — он действительно сел на краешек дивана. — А ты либо спишь со мной, либо идешь спать в мою постель.

А потом просто лег рядом и обнял, как мечтал. Рукой на мягкий живот — и к себе притянуть. Носом в волосы на затылке уткнуться. Да пусть сейчас что угодно случится — не отпустит. Невозможно это сделать.

Марфа замерла в его руках. Не шевелилась. Не проронила ни звука. Но он слышал, как все чаще и чаще она дышит. И как легко, едва заметно дрожит живот под его рукой. Вот бы не под рукой, а под губами…

Она села так резко, что Роман едва не упал — только вовремя подставленная на пол рука уберегла его от падения.

— Хорошо, я пойду спать в твою спальню! — звонкие шаги пошлепали по полу. В дверях Марфа остановилась. — Надеюсь, хоть ты храпеть не будешь!

— Знаешь, Мрысечка, есть одно положение, в котором я гарантированно не храплю. Если меня…

— Я помню!

Спустя несколько секунд Рома услышал, как звякнула дверная защелка. И больше не доносилось никаких звуков, стало совсем тихо. Наверное, Марфа уснула. А он еще долго лежал без сна, мечтательно улыбаясь. Пока три бокала пива не напомнили о себе.

И тут снова подала голос дверная защелка.

— Рома, ты почему не спишь? У тебя все в порядке?

Он снова не пойми чему улыбнулся в темноте.

— Мрысь, во мне три бокала пива. Они просятся наружу. Можно мне в туалет, Марфа Тихоновна?

Из темноты что-то неразборчиво пробормотали, потом снова щелкнула замком дверь. А Рома, исполнив волю пива и заодно умывшись и почистив зубы, с чистой совестью завалился спать.

Утром с Клауса можно было писать кающуюся Марию-Магдалину. Он многословно просил у Марфы прощения, путая слова русского и немецкого языка, пытался упасть на колени. И все это под взглядом Ракитянского, который с абсолютно непроницаемым выражением лица наблюдал за картиной кающегося грешника, привалившись к косяку плечом.

Клаус выглядел неважно и жаловался на головную боль. Но он категорически отказался оставаться дома, заявив, что должен работать. На прощание он с чувством пожал Роману руку — и отправился работать.

Они традиционно остались на кухне вдвоем. За окном был ясный сентябрьский день, на столе красовался вчерашний натюрморт: блюдо с подсохшими берлинерами, кофейник. Чашки Марфа уже вымыла.

Надо было что-то сказать. Ну хотя бы завтрак предложить или кофе. Но сегодня утром картина произошедшего вчера заиграла для Марфы новыми, крайне не радужными красками. И предлагать кофе Ракитянскому совершенно не хотелось.

— И какой черт его на работу понес — с больной-то головой? — проворчала она, когда молчание стало совершенно невыносимым.

— Пожалей мужика, — Ракитянский сел, поставил локти на стол. — Лучших в мире средств от головной боли ему никто не купит. А похмелиться ему сейчас очень надо.

Марфа обожгла Ромку яростным взглядом.

— Завтрак приготовишь себе сам!

Она закрылась в комнате. Марфа хотела успокоиться, но выходило ровным счетом наоборот. Вчерашние неприятные события, словно в эффекте «домино» запустили цепочку воспоминаний, потащили за собой другие.

Пьяный Клаус с мутным взглядом, блюющий ей под ноги.

Она сама, пьющая три бокала пенного один за другим.

Крик, саднящий горло, в котором бьется сердце от головокружительного аттракциона.

Отличная куртка, Курт.

Забери меня отсюда, Мрыся.

Откуда ты взялся на мою голову, Ракитянский?! Уехала от тебя за тысячу километров, а ты и тут умудрился мне жизнь испортить!

Марфа себя в таком состоянии почти ненавидела. Она в нем и бывала-то нечасто. И всегда причиной такого ее настроения был он. Ромка.

Крайне неприятное состояние — бессилие, стыд, чувство вины, беспомощность, неспособность что-то сделать и на чем-то сосредоточиться. И ощущение, что от тебя ничего в твоей жизни не зависит. И что все бессмысленно.

Марфа устроилась в постели, воткнула в уши «капельки» и бездумно залипла в телефон — развлекательный контент, дурацкие ролики и картинки, что-то бормочет в наушниках. Чем угодно занять голову, внимание, время. Только бы не думать.

Господи, скорее бы он уехал. Она больше так не выдержит.

Марфа не смотрела на часы и не знала, сколько времени она провела за этим бесцельным занятием. Пока дверь в спальню не открылась.

Это оказался Рома. Наверное, он стучал, а Марфа в наушниках не слышала. Но видеть его сейчас ей было практически невыносимо. Она резко выдернула наушники.

— Что?

Вопрос вышел резкий, почти грубый. Но на Ромкином лице не отразилось никаких эмоций по этому поводу.

— Дай мне ключ от машины, пожалуйста.

— Поедешь снова разорять секс-шоп? — Марфа поразилась тому, насколько неприятно, скрипуче-язвительно звучал ее голос.

— Возможно, — Рома пожал плечами. И голос его был выверено ровный, в отличие от ее.

— Если тебе очень надо воспользоваться резиновым членом — я могу одолжить. Вон, лежит в тумбочке.