Месть мажора (СИ) - Фарди Кира

Матвей показывается в половине седьмого в окружении коллег. В группе вижу и мужчин, и женщин. Яркая блондинка шагает рядом с моим женихом, но меня это даже не трогает: слишком велика проблема, чтобы обращать внимания на мелочи.

Медики громко разговаривают и весело смеются. Я выскакиваю из машины и поднимаю руку.

– Матвей!

Любимый оглядывается и удивленно вскрикивает:

– Арина? А ты почему здесь?

– Это что за красавица? – спрашивает кто-то. – Познакомь нас.

– Как-нибудь потом, – отвечает Матвей и торопится ко мне.

Он хмурится и недовольно кривит губы. Я никогда не встречала его после работы, не планировала контролировать, но сегодня особый случай. Молча показываю на пассажирское кресло, сама сажусь за руль.

– Матюша, прости, но есть разговор.

Без предисловия рассказываю ему о визите в полицию. Он сцепляет пальцы в замок и сидит ровно, словно к спине привязан кол.

– Зачем ты поехала в мастерскую! – сразу набрасывается с упреками он. – Я же говорил, что сам поменяю стекло и фару.

– А тормоза? Меня больше они волновали. И потом, мы не совершили преступления. Ты же вышел из машины, никого не видел.

– Ты об этом тоже в полиции сказала? – бледнеет жених и с силой сжимает мои пальцы.

Ласковые и добрые глаза становятся похожи на два уголька.

– Пусти, больно, – всхлипываю я: наступает разрядка. – Нет, конечно. Я не говорила, что ты был в машине.

Что это? Вздох облегчения? Или мне почудилось? Вглядываюсь в лицо любимого. Оно тут же смягчается. Матвей притягивает меня к груди.

– Надо было сказать! Я вел машину и не справился с управлением. Зачем ты подставляешь себя, дорогая?

– Так вышло. Они спросили, чья машина, я ответила. Знаешь же, не могу врать на ходу. На прямой вопрос всегда дам прямой ответ.

– Эх, все твоя честность виновата! – он нежно целует меня в лоб. – Иногда и схитрить можно. Чуть-чуть. Ложь во спасение, слышал о таком?

– Ты хочешь, чтобы я спасла себя за счет разрушения твоей жизни? – такая мысль приводит меня в ужас. – Нет! Ни за что!

– Спасибо, любимая, – Матвей ласково гладит мне щеку. – Ты у меня лучшая.

– Матюша, а ты не вытаскивал флешку из видео регистратора?

Жених дергается, его сердце, только что ритмично бившееся в груди, ускоряет свой бег.

– Зачем она тебе?

– В качестве доказательства, что мы не сбивали человека, а наткнулись на бочку.

– Но тогда тебя обвинят в лжесвидетельстве, ведь будет слышен наш разговор. Полиция поймет, что за рулем был я.

– Ой, прости, не сообразила, – я отодвигаюсь и сажусь ровно в кресле. – Какой ты молодец! Предусмотрел даже такое развитие ситуации.

– Ничего я не предусматривал. Я не трогал флешку. Мерс старый, видеорегистратору тоже бог знает сколько лет. Ты сама-то ее, когда в последний раз вынимала?

Хмурюсь, пытаюсь вспомнить, но ничего на ум не приходит. Машина старая, мы с мамой ездим на ней редко. В последнее время Матвей часто брал ключи. Я ему полностью доверяла.

– Давно.

– Вот видишь! Может, забыла вставить.

Матвей прав, смотрю на него с любовью. Мне в размышлениях не хватает логики. Негромкий голос жениха, его ласковые слова успокаивают, снимаю напряжение дня. Мы обсуждаем предстоящую свадьбу, прикидываем, что нужно сделать в ближайшие дни.

Прощаемся быстро, атмосфера не располагает к долгим объятиям.

– Завтра во сколько пойдем подавать заявление? – спрашиваю у Матвея.

– Ариша, я вот о чем подумал, – жених делает паузу, вижу, что хочет что-то сказать, но не решается.

– Говори.

– Давай подождем несколько дней с заявлением. Как считаешь?

Я словно получаю удар под дых, смотрю на любимого, он отводит взгляд, а угол верхней губы подергивается. Так бывает всегда, когда он нервничает.

– Почему? – сипло бормочу я.

– Боюсь за тебя, дорогая. Не хочу, чтобы полиция уличила тебя во лжи.

– Но одно другому не мешает, тем более, что я объяснила, как было дело. Оперативники проверят, найдут бочку, и мои слова подтвердятся.

– Так-то оно так, но все же. Мы столько лет вместе, одна неделя ничего между нами не изменит.

Я соглашаюсь с любимым, хотя в душе остается неприятный осадок.

Пару дней пролетает относительно спокойно. Я хожу в школу. Там идет активная подготовка к летнему лагерю, где весь июнь я буду работать. С Матвеем часами болтаем по телефону, составляем список необходимых дел, ищем свадебные агентства и салоны.

Беда приходит с другой стороны.

Глава 10. Эрик

Я бы еще долго стоял, потрясенный, если бы не Санек.

Он, заметив мое состояние, хмурится, заглядывает в файл, не понимает, почему я остолбенел.

– Ваша знакомая? – спрашивает он.

– Нет, то есть да…

С листа бумаги на меня смотрит та самая девчонка, с которой я дважды столкнулся на лесной поляне. Как так? Она тоже отдыхала у озера?

– Кто она?

– Незнакомая девица.

Рассказываю в двух словах о случайных встречах. Потом вместе с Саньком просматриваем видео из кемпинга и сразу находим Мерседес. Он мелькает по дороге и исчезает среди деревьев.

– Это и все?

– Видимо. Камера висела только на въезде. Чертова забота о личном пространстве отдыхающих!

Откидываюсь на подголовник и закрываю глаза: мне надо подумать, серьезно подумать. Санек терпеливо ждет команды. Телефонный звонок вырывает из мыслей. Смотрю на экран: батя, не хочу с ним разговаривать, передаю мобильник помощнику, тот качает головой.

– Да, слушаю, – отвечаю сцепив зубы, я еще не избавился от подозрений в отношении родителя.

– Немедленно домой!

– Не поеду.

– Тогда не обижайся.

Удивленно смотрю на трубку, пикающую короткими гудками, и вдруг понимаю: все, это та черта, переступив которую, я провалюсь в ад.

– Поехали в особняк.

– Слушаюсь.

– И добудь мне протокол допроса.

– Слушаюсь.

– Ты где все дни пропадал, щенок? – нападает на меня отец, как только захожу в столовую.

Чинное семейство сидит за столом и ужинает. Чуть поодаль стоит прислуга в ожидании указаний. Стол накрыт крахмальной скатертью, посуда переливается всеми цветами радуги в лучах светильников, изысканные кушанья наполняют большие блюда. Гостей нет, это наш обычный ужин, батя любит роскошь даже в мелочах.

– Папа, Лера умерла, – с трудом произношу эти слова.

От усталости и напряжения едва держусь на ногах. Мачеха, заметив мое состояние, вскакивает и отодвигает стул.

– Эрик, не стой, садись.

Я не обращаю на нее внимание, сверлю взглядом отца. Мне сейчас нужно сочувствие, но не от женщины, которая отняла у меня мать. Батя первый отводит взгляд. Он берет в руки нож и вилку, невозмутимо режет мясо.

– И что? Я должен по ней плакать?

Сжимаю пальцы, усилием воли подавляю желание схватить накрахмаленную скатерть, дернуть ее и сбросить со стола посуду и еду. Как он может жевать, когда у единственного сына горе?

Держу себя в руках из последних сил. Если бы не упрямство отца, я давно был бы уже женат на Лере и счастлив. Возможно, воспитывал бы парочку малышей. Сердце заходится от непереносимой боли. Невольно растираю грудь ладонью.

– У тебя совсем нет сочувствия? – глухо спрашиваю отца.

– А кому я должен сочувствовать? Тебе? Так, ты по каждой сломанной игрушке страдаешь.

– Борис! – вскрикивает мачеха. – Нельзя же так! Мальчику и без того больно.

Она снова вскакивает, бросается ко мне, понимает, что назревает скандал, хочет не дать ему развиться. Я резко выставляю руку, не позволяю к себе приблизиться.

– Заткнись! – рявкаем мы с отцом одновременно, и мачеха испуганно замирает.

– Посторонние не должны вмешиваться в дела семьи, – добавляю я.

Вижу, как ее глаза наполняются слезами, но ничего не чувствую.

– Щенок! Как ты смеешь! – отец швыряет вилку на стол. Та падает на тарелку и громко звякает. – Вышли все! – приказывает отец прислуге.