Держи меня крепче - Рида Сукре
— Пойдёмте на кухню, — чересчур слащаво предложила я мелким.
Пусть думают, что я на самом деле злая, а то совсем оборзели. Творят, что хотят.
— Тебя чуть не грохнули, а ты рада, — от Сони доброго слова не дождёшься. Но я требовать не буду.
— Но ведь я жива, — я попыталась изобразить мрачную физиономию, похоже, не получилось.
— Вот и не корчи рож.
Я же хочу, как лучше. Хочу быть воспринимаемой людьми, а не тряпкой, об которую и ноги вытереть не грех. Это обидно и некрасиво. А ругаться я не хочу. У меня это не получается. И вообще я пацифистка, будем считать.
Так пререкаясь, мы вошли на кухню, где текла работа. Стас чистил картошку, Егор разбирался с луком, дядя контролировал процесс, приготовив для них ещё работы в виде перца, помидор, моркови. Видимо, сегодня в меню овощное рагу.
— Девчонки! Решили помочь? — возликовал, увидев меня и маячившую за спиной Соню, дядя Макс. — Это чудесно. Вот. С этим даже пятилетний ребёнок справится, — сказал дядя, протягивая доску с ножом. Он хотел, чтобы я накрошила картошку. — Сонечка, а ты тоже давай присоединяйся, вот и тебе доска с ножичком.
Стасиком с Егором переглянулись в предвкушении, Сеня тоже уловил настроение и камеру выключать не спешил. Он уже давно просёк, что если Матвеевы собрались вместе в группу более чем один человек, то получится очень интересное видео. Мы с Соней, с тяжёлыми вздохами, сели за стол.
Ведь взрослый человек, за его плечами три брака (это, конечно, не в пользу его благоразумия), мы росли на его глазах… И всё равно дядя так облажался, потому что, взяв в руки по первой картофелине, и даже не знаю кто первый, но мы обе умудрились порезаться. Причём кровь хлестала очень мощно, а мы вопили в унисон не умолкая.
— Папа! До чего ты довёл! — кричала Соня.
— У-у-у! Больно! — пыталась перекричать её я.
Дядя носился от одной жертвы кулинарии к другой с ужасом в глазах, в то время как мальчишки притащили аптечку и стали нас латать. А затем, навешав подзатыльников, отправили в свою комнату и наказали до обеда не появляться в святой обители Её Величества Плиты и мужа сей венценосной особы — Его Величества Холодильника.
А окрылённого новой записью Сеню, также стремившегося на выход вслед за нами, Егор схватил за ворот рубашки и развернул.
— Так что с картошкой?
— А что с ней? — сделал удивлённое личико Рыжик, так мы между собой называли Арсения.
— Хочет, чтобы ты её накрошил, — уточнил Егор.
— А ты уверен, что она способна чувствовать, тем более картошка-мазохист — звучит пугающе… О! Папа, как тебя нравится это название для нового романа? — Сеня умеет менять тему.
— Сынок, для романа нужна идея! А название, это мелочи, — пустился в объяснения дядя Максим.
Не перебивая Макса, невозмутимый Егор, всё так же держа братишку за шкирку, усадил его за стол и придвинул принадлежности для садистского расчленения картофеля. Да, менять тему он умеет, но не он один просекает это и отслеживает все нюансы.
Для Сени Егор — скрытый идеал. Сам он в этом не признаётся, но старается копировать его во многих вещах, причём даже непроизвольно. Даже Стасиком он так не радеет. Хотя Егор и для меня всегда был и остаётся идеалом.
4
Наша квартира представляет собой огромную жилплощадь в целом, но каждая комната в отдельности довольно мала. В комнате, на двери которой висит табличка, загадочно гласящая: «Welcome! И тогда тебя тут ждёт долгая и мучительная смерть…», жили я и сестрёнка, обладающая чёрным юмором. Но входить в нашу комнату всё равно опасно, рискуешь наткнуться на озверевшего подростка, пребывающего в переходном возрасте, который продолжается у неё уже с пятого класса, в виде моей младшей сестрёнки, а не меня, конечно же.
Но вообще, комната довольно милая, стильная. По бокам вдоль обеих стен стоят кровати, дверь расположена посередине комнаты, напротив неё — окно, летом всегда распахнутое настежь, свежий воздух люблю и я, и Соня. Обои в нашей комнате светло-розового цвета.
Это была папина задумка, он дизайнер интерьера. У него есть прорва поклонниц, что и неудивительно, ведь папа — эталон красоты. И имя у него очень красивое — Родион, в честь бабулиного брата. Своё полное имя он не очень любит, поэтому все зовут его Род, но уменьшительно-ласкательное Родя ненавидит ещё больше полного. Он высокий, темноволосый. Телосложение спортивное, занимается в тренажёрном зале, любит совершать пробежки по утрам. Его тёмного цвета глаза обрамлены густыми длинными чёрными ресницами, любая девушка обзавидуется. А когда мы гуляем по улице, что бывает раз в тысячу лет, он собирает все восхищённые взгляды, я же ловлю остальные, презрительные и завистливые. Эти курицы и не догадываются, что он — мой папа. Вот она и причина нечастых прогулок.
А ещё, папа очень много времени проводит в командировках. Он разъезжает по городам и фонтанирует дизайнерскими заморочками, а между делом, здорово проводит время в клубах с дамами. Нам, детям, об этом знать не полагалось. Но его дамы об этом не знали, поэтому после отъезда любимого звонили ему домой или даже приходили в гости. А увидев целую семью, узнав, что Род является отцом огромного семейства, к которому, в порыве избавления от дамы сердца и отчасти стыда перед нами приписывал и Соню со Стасом, а также «бедняжку бывшего бомжару-дегенерата» дядю Максима, которого он, якобы усыновил.
Бедные женщины падали в обмороки, более крепкие духом, обещались позвонить в психушку, а некоторые молча покидали нашу квартиру. Но ни одна не вернулась. Папа страдал. Но героически слёз не показывал и был всегда весел духом, а через несколько дней уезжал в новую командировку, и история повторялась. Прежними оставалась лишь мы. Не то, чтобы кто-то из
