Нырнуть без остатка - Катя Саммер
Он когда-нибудь ее просто прибьет! И сколько раз я пыталась помочь, она же не пишет на него заявление!
Интересно, сегодня это долго продлится? Я вообще-то спать хочу.
Скидываю обувь, надеваю шерстяные носки, которые мне Ира связала, и пытаюсь отвлечься, но… Слышу громкий плач, затем хлопок. Фух, сбежала. У консьержки в кладовке, как всегда, спрячется, пока этот не протрезвеет. Только я выдыхаю, когда в дверь – в мою дверь – начинают колотить изо всех сил.
Не могу толком разобрать пьяный бред, но этот урод точно уверен, что Лида прячется здесь. Не соображает ничего.
Я в один миг подбираюсь, сажусь на кровати. Рука тотчас ныряет под матрас, где лежит складной нож. Он там, потому как я еще в детском лагере поняла, что мои кулаки против мужчин – ничто.
Мысленно умоляю дурака уйти, жду, но он настырно лупит в дверь руками и ногами, а та – старая и хлипкая – уже ходуном ходит. И когда мне кажется, что она сейчас распахнется, когда напрягается каждая мышца и я вытаскиваю ножик, снаружи раздается посторонний голос.
– Что здесь происходит?
Это его голос. Никиты.
Я так удивляюсь, что пропускаю все. Моргаю уже после глухого удара и грубого «проваливай давай». Это Горский. Он здесь. Как в это поверить?
– Девочка Рада, открывай, – сначала говорит, а потом аккуратно стучится ко мне.
Зачем он здесь? Как так быстро меня нашел? Это пугает. И будто бы ответом на мои мысли звучат его слова.
– Ты телефон в машине забыла.
Я ощупываю карманы со всех сторон и правда ничего не нахожу. Бросаю ножик в рюкзак, быстро подпрыгиваю и торможу лишь спустя три шага, у порога. Медленно приоткрываю дверь, оставив ее на цепочке, которая держится только на честном слове.
Горский. Это он. Стоит на фоне облупленных стен коридора и потолка в пятнах от прошлогоднего потопа. Как будто супергерой на фоне дымящихся развалин. А дымящиеся развалины – это моя жизнь.
– Пустишь? – спрашивает он.
Глава 10
Никита
Глаза у нее огромные. Только эта мысль перекрывает злость на смертника, который ломился к ней в дверь, а теперь лежит на коврике в коридоре. Мне даже руки особо марать не пришлось – штормило его сильно, сам лбом косяк схватил и отключился.
Как она здесь живет?
– Пустишь? – прошу.
Я и так зайду, но лучше бы с ее разрешения.
Девчонка застывает, смотрит в упор. Ее трясет немного, но она не вопит и не рыдает. На миг прикрывает дверь, снимает цепочку и впускает меня, отойдя чуть в сторону.
Ее взгляд оживляется, начинает скакать по комнате – пустой стол, незаправленная кровать, трещина на стене, которую заметно под обоями. Убого здесь все, но стерильно чисто и аккуратно: скатерть и простынь белоснежные, рубашки в углу идеально выглажены, хоть и висят на вбитых в стену гвоздях, даже пахнет приятно – скорее всего, геранью, что стоит на окне. Аромат прямиком из моего детства.
Не спрашиваю, куда сесть – здесь только кровать. В этой конуре не больше десяти квадратных метров! Так вообще легально жить? Я опираюсь на подоконник. Мне не по себе, будто скребется что-то внутри. Я ведь никогда и ни в чем не нуждался.
Рада наконец выдыхает – теперь я вижу ту девчонку, которая вечно язвит в ответ. Она с ногами забирается на кровать в пушистых носках с веселым узором, что не вписывается в ее образ. Она же вся в черном – черный, больше похожий на форменный плащ, черный с белым воротником свитер, как из старых советских фильмов, и штаны… тоже черные.
Она слегка бьется затылком о стену, смотрит в потолок.
– Чай будешь? Больше ничего нет.
Отбирать у нее даже чайный пакетик кажется неуместным, но я все равно соглашаюсь – не хочу давать повод так сразу меня выгнать. Девчонка похожа на ребус, который непременно нужно разгадать. Должно быть объяснение: почему не сумел уснуть, почему даже после двухчасовой тренировки в бассейне пробил ее место работы, а сейчас поднялся за ней.
Отец и Сева уехали разбираться с полицией – меня, кстати, пообещали вызвать в качестве свидетеля в ближайшие дни. Маму и Лилю я отправил по домам, а сам оказался у девчонки.
Смотрю на невеселую Раду и понимаю, что никто и никогда так сильно меня не удивлял.
– Телефон, кстати, возьми, – говорю, а она достает из ящика кипятильник.
Да, старый такой, со спиралью. Опускает в банку с набранной водой. В последний раз видел похожий у бабушки в деревне лет двадцать назад.
Пока вода греется, она ставит на стол пачку странного чая и блюдце, в которое бублики высыпает. Бублики, твою налево! Абсурд какой-то.
Что. Я. Здесь. Забыл?
– У бабушки в деревне сосед таким дом спалил, – почему-то вспоминаю я, когда вода кипит и пузырится.
Девчонка лишь хмыкает и заваривает чай. Ну как заваривает – закидывает в кипяток пакетик, который чуть подкрашивает воду в желтый.
– И что такого забавного?
– Бабушка, деревня… с тобой не вяжется, – замечает она.
Теперь моя очередь усмехнуться.
– Я до десяти лет не вылезал от бабушки, все лето обычно у нее проводил. Хорошее было время.
– А потом? – не стесняется спросить Рада.
– Потом я выиграл первые крупные соревнования, и детство закончилось.
Редко вспоминаю о том беззаботном времени.
