Одна ночь в Санта-Монике (СИ) - Дарк Нико
— Он злится? — спрашиваю я у Оуэна.
— Нет.
Аарон внутри уже достал бутылку белого вина, три бокала и виноград в большой миске. Когда мы оказываемся в дверях, он даже не смотрит на нас, занятый штопором и пробкой. Он откупоривает бутылку слишком громко, и звук эхом катится по полупустому дому. Я быстро подхожу к нем, забираю бутылку из рук, ставлю на стол и крепко обнимаю. Не сразу его руки смыкаются за моей спиной, я чувствую, как напряжено его тело, и знаю, что он сверлит взглядом Оуэна. У них, наверное, даже телепатическая перепалка. Мы все не настолько близки, чтобы обсуждать что-то вслух, но жесты идеальный вариант сказать что-то без слов. И сейчас я буквально кричу: «Я скучала по тебе, Аарон».
Это происходит практически одновременно — позади раздаются звуки разливающегося вина, и Аарон целует меня в макушку. Его спина больше не напоминает мне напряженную гору мышц, пальцы плавно перебирают волосы.
— Выпьем?
Я оборачиваюсь и Оуэн протягивает нам два бокала. Беру один и, не отпуская Аарона, остаюсь на месте. Он делает то же самое. Это выглядит так, будто мы с ним пара, а в стороне наш общий друг. Как все сложно в полиаморных отношениях! А еще столько всего хочется обсудить, а времени так мало. И это напряжение вообще ни к чему.
— Как Сан-Диего?
— К счастью, все закончилось, — отвечает Оуэн.
— Насколько опасна ваша работа? Я просто подумала, вы ничего не говорите мне, а если что-то случится?
— Переживаешь? — довольно мурлычет в ухо Аарон.
Мой идеальный ответ: «Возможно». Это заставляет их улыбаться, и кажется лед тает.
— Хорошо, в следующий раз мы дадим тебе контакты друзей, через которых можно будет нас найти. Но сначала нам надо это обсудить с ними. И будет действовать правило трех дней. Ты им звонишь только если на четвертый день никто из нас не вышел на связь. Тебя устроит?
Я киваю.
— Может теперь расскажете о Ричарде?
Оуэн молча хватает бутылку и свой бокал. Аарон берет миску с виноградом и идет следом за ним. И мне ничего не остается, как последовать за ними, по всей видимости история будет долгая и не самая приятная. А что еще остается ожидать от Ричарда. В гостинной они сидят по разные стороны дивана. Не раздумывая я сажусь к Аарону, тот ликует и показывает «fuck» другу.
— Я сейчас уеду, — соскакиваю от возмущения, возьму такси, выброшу телефон, чтобы вы не знали, где я. И уеду. Если вы немедленно не прекратите.
Что за ребячество! А не они ли говорили мне, что полиаморные отношения это в первую очередь крепкая связь и забота. Аарон тянет меня обратно к себе:
— Прости. Оуэна сложно вывести из себя, он очень сдержанный человек. То, что он тебя утянул в воду тогда, а сейчас… — кажется, Аарон чуть не сказал трахнул, но выбрал более изящное слово. Хотя «трахнул» в данном случае подошло бы идеально. — взял тебя на заднем сидении машины, все это говорит… — опять Аарон выбирает нужные слова, — о многом. И я на самом деле даже не злюсь, мне просто доставляет удовольствие дразнить его, когда он вот так проявляет эмоции. А то в обычные дни он такой робот.
Оуэн как-то мрачно смотрит на нас, и мне так хочется его поцеловать. Самое большое счастье в отношениях — поступать так, как велит сердце, делать то, что хочется прямо сейчас. Не оглядываться на людей, не раздумывать слишком долго, не бояться, а просто делать. И получать в ответ такие же неподдельные эмоции. Я, не раздумывая на четвереньках ползу по дивану и целую его, и когда я хочу вернуться обратно, он прижимает меня к себе:
— Придется здесь задержаться.
Возможно, он даже показал средний палец Аарону, но они оба смеются. Я устраиваюсь поудобнее.
— А расскажи какой-нибудь секрет про Аарона.
— Ммм, это довольно сложно, потому что он весь как на ладони, по нему сразу видно злится он или расстроен, вот как сегодня. Зато он целиком отдается радости, как будто веселится в последний раз.
Аарон кривится от такой правды о себе, тянется к бокалу и осушает его залпом:
— Может вернемся к Ричарду?
И с этой фразы мне раскрывается невероятная история, которая обычно происходят только в блокбастерах или в фильмах про шпионов.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})7
Я все еще в доме с видом на океан, время позднее, мы по-прежнему на диване. Я лежу на плече Оуэна, ловлю ласковые взгляды Аарона. Нам хорошо вместе, комфортно и уютно. Но я все еще хочу знать все про своего бывшего парня.
Когда мы познакомились с Ричардом, он участвовал в боях без правил, в каком-то подпольном клубе. Это даже звучит, как начало самых ужасных отношений, но тогда я была слишком влюблена, чтобы думать трезво. И это была любовь с первого взгляда. Почему никого не оказалось рядом, чтобы хорошенько огреть меня по голове, все закончилось бы в день встречи, и ничего этого не было бы.
А все началось с невинного предложения Вероники весело провести время в необычном месте. Мы пошли в закрытый клуб в первый раз и больше никогда мы не экспериментировали, только проверенные заведения, в которых мы были сто раз и еще сто раз туда придем. Но тогда дорога привела нас туда.
Я ни разу не говорила подруге, что если бы не она, если бы не тот злополучный вечер, то ничего не было. Да, Вероника привела меня туда в первый раз, но остальные пять или десять я туда ходила сама, еще и тайком. Ричард сразу мне понравился: брутальный, высокий, харизматичный, с густой бородой и мощными мускулами. На ринге он был настоящем зверем, за что получил прозвище Медведь. Когда после я буду анализировать наши отношения, то приду к выводу, что это прозвище подходит ему и по другой причине. «Bear» созвучно с «beer», которое он обожал.
В тот первый момент, когда он запал мне в душу, я не думала, что он может обратить на меня внимание. Так и было поначалу. Я обычная зрительница в толпе ликующих фанаток. У него была даже своя группа поддержки — девушки в разных футболках с изображением медведя, у них были плакаты в руках, и, кажется, Ричард спал с ними всеми по очереди или одновременно. Эта мысль мне тоже придет гораздо позже, но тогда я была просто влюбленной дурочкой.
«Дура!», — кричу у себя в голове, вспоминая эту историю.
Я стала приходить в клуб каждый раз, когда на ринге был Ричард. Первые три раза я убеждала себя в том, что мне просто нравится этот экстремальный вид спорта. Господи, это даже не было спортом. Но на четвертый раз он проиграл, быстро скрылся в комнате и, видимо, вышел через черный ход. С этого момента началась его темная полоса, он все чаще и чаще стал проигрывать. Количество фанаток быстро сокращалось, я видела, как девушки, носившие футболки с медведем, теперь приходили в одежде с изображением волка. Старые плакаты тоже оказались больше не нужны. Я будто почувствовала, что это был его последний бой. Я купила белый топ с долбанным медведем, написала какой-то плакат и так пришла в тот день. Ричард снова проиграл, все девочки в клубе вешались на победителя, а я не отрываясь смотрела на него. И он заметил меня.
После полугода отношений, уже тогда можно было бежать от него, но я пошла к психологу. Женщина в годах, в небольшом кабинете говорила негромко, ласково на меня смотрела и от нее пахло дорогим парфюмом. Она мне сказала, что во всех мужчинах я ищу отца, чтобы он меня полюбил. Что за глупости! Я бросила эти встречи сразу же, как только ее слова вызвали во мне бурю негодования и несогласия. Отец меня любил, это я знала. Во мне еще теплились какие-то давние воспоминания, его слова, которые он случайно бросал в пьяном виде, или то, как он меня долго обнимал на прощание, если был трезв. И я до сих пор спорю у себя в голове с психологом, но каждый раз проигрываю спор, потому что все мои парни — сущее зло. Наверное, психолог была права.
Поначалу Ричард казался очень заботливым, интересным. У нас был потрясающий секс, я готова была не вылезать из постели с ним. И до того, как он устроился в клуб охранником, все было хорошо. Может, мне так казалось.
Как сильно на нас влияет окружение. Если бы в моей жизни была только Вероника, я не стала косметологом, а работала официанткой целую вечность. Катрин всегда ставила высокие цели, не всегда их добивалась, но ее стойкость и целеустремленность не могли не заражать. Я вобрала лучшее от Катрин и Вероники и стала такой, какая я есть. Странно, что я не говорю этого же о своих родителях или брате.