(Не) мой папа - Маргарита Дюжева
— Кого там еще принесло? — ворчу я, обнимая Маринку.
Она все еще ревет и никак не хочет успокаиваться, и меня уже, если честно, начинает потряхивать.
Звонок повторяется.
— Секундочку, — кричу, целую дочь в макушку и иду открывать.
На пороге стоит женщина в серой куртке, с папкой под мышкой. Вся такая строгая, ухоженная, что на ее фоне я выгляжу нечёсаной замарашкой.
— Вам кого? — спрашиваю не очень приветливо.
— Евгения Андреевна? — с дежурной улыбкой интересуется она.
— Да, а в чем дело?
— Служба опеки.
— Эээ, — я не знаю, что сказать, только пялюсь на удостоверение, которое она мне показывает.
— Позволите? — уверенно подступает ближе, явно намереваясь войти внутрь.
Я стою как истукан, не понимая, что происходит, а за моей спиной продолжает вопить Маришка.
— Мы не никого не вызывали.
— Нам поступил сигнал о том, что ребенок живет в ненадлежащих условиях.
— В смысле? Все у нас в порядке с условиями! — возмущаюсь я.
А она смотрит на меня так снисходительно, что внутри все переворачивается. Дескать, много я вас таких «порядочных» на своем веку повидала.
— Я могу войти? — без единой эмоции наступает на меня, и мне приходится подвинуться с дороги, чтобы она могла войти в мой дом.
А дома… дома пипец. И это мягко сказано. Тюки с барахлом возле входа, вонища паленым, битое стекло и поваленная елка. И самое жуткое — ревущая испуганная Маринка, которую я умудрилась испачкать кровью, когда обнимала.
Раньше я только слышала фразу «внутри все оборвалось», а теперь прочувствовала каково это, когда от страха сводит кишки.
— Не обращайте внимания, у нас тут небольшой беспорядок, — старательно улыбаюсь, всеми силами изображая гостеприимство.
— Я заметила, — женщина неспешно раздевается, при этом наметанным взглядом скользит по сторонам, подмечая детали, — я могу пройти посмотреть?
— Да, конечно, — беру Марину на руки, и она тут же обнимает меня за шею.
— Вы пили? — внезапно спрашивает инспектор, принюхиваясь ко мне.
— Нет! Вы что?! Я просто палец порезала! Пришлось обрабатывать спиртом.
— Да? — она с сомнением рассматривает мою пунцовую физиономию, потом медленно кивает, — покажите комнату ребенка.
Это были самые страшные полчаса в моей жизни. Представитель органов опеки прошлась по всему дому. Мне пришлось подробно рассказывать о том, что за барахло в коридоре, почему в квартире воняет и откуда взялось битое стекло. Она с особой тщательностью осматривает комнату Марины. К счастью, там у меня полный порядок. Постелька свеженькая, игрушек много, одежда вся чистая и на местах.
После детской инспекторша заметно подобрела. Она долго разговаривала с Маришкой, которая, наконец, успокоилась и перестала плакать, с интересом наблюдая за незнакомой тетенькой. Дочка не подвела. Болтала без умолку, рассказывала и про сад, и про то, как мы с ней ходили в парк и в гости, и про то, как елку собирались наряжать, но она случайно ее уронила. Правда, разболтала и том, что я всегда поздно забираю ее из сада, и совсем сникла, когда прозвучал вопрос про отца.
— Нет у нас папы, — хмуро отвечаю я, обнимая дочь, — и никогда не было. Сами прекрасно справляемся.
Она делает еще одну пометку в бумагах и закрывает папку:
— В принципе, я удовлетворена результатами осмотра. Несмотря на некий беспорядок, жилищно-бытовые условия девочки соответствуют всем требованиям. Ее эмоциональное и физическое развитие в норме, финансовых проблем в семье нет. Я приду к вам через месяц, чтобы еще раз все проверить. Если все будет нормально — сниму с учета.
— Кто хоть вызвал-то вас? — в сердцах спрашиваю я.
— Неравнодушные люди, — коротко ответила она, подразумевая, что дальнейшие вопросы неуместны.
Когда дверь за ней закрывается, я не знаю, что делать. То ли реветь от страха, то ли смеяться от облегчения. Меня трясет так, что не могу удержать в руках телефон.
Кого благодарить за такой стресс и проверку? Ольгу Алексеевну? Вряд ли. Я ее, конечно достала своими опозданиями, но не настолько же. Соседей? С чего бы это? У нас дома всегда тихо, не шумим, Маришка с самого детства на виду, со всеми здоровается.
Кому потребовалось натравливать на меня опеку?
* * *— Ты представляешь, Лана! Опека! Я чуть не поседела, когда эта тетка к нам пришла.
— Чего волноваться-то? У тебя всегда чистота, порядок. Маришка у тебя умненькая не по годам. Сытая, одетая, залюбленная — это видно сразу.
— Именно сегодня у меня дома был погром, дочь орала, а я предстала перед инспектором растрепанная, вонючая и в крови — как заправский бомж. А вдобавок от меня несло спиртом, — я коротко рассказала подруге, при каких обстоятельствах произошла встреча, — представляешь, все одно к одному.
— Ну, ничего. Справилась. Встряхнулась.
— Я бы с удовольствием встряхнула ту сволочь, которая натравила на меня службу. Знать бы еще кто это.
— Жень, не тупи! Это твой новый начальничек отыгрывается. Тот самый, перед которым ты ноги отказалась раздвигать.
— Константин Олегович? Седов?
— Херов! — передразнивает она. — Конечно, он. Кто же еще.
— Да ну. Не может быть. Зачем ему это?
— Женя, ты серьезно?
— Это как-то не по-мужски, неблагородно.
— Эх ты ж, е-мое, принцесса какая. Благородство ей подавай. Он тебе в первый же день предложил его ублажать, а ты все в облаках витаешь.
У меня не укладывалось в голове. Как так можно? Взрослый мужик, солидный и такая подлость?
— Если не веришь мне, то возьми и спроси у него.
— Так он мне и скажет.
— Конечно, скажет. Еще и красоваться будет и пальцы гнуть начнет, типа он так крут, что запросто может на тебя и опеку натравить и кого похуже.
— Похуже? — по спине прошелся холодок. — Куда уж хуже?
— Это просто к слову пришлось. Не паникуй. Спроси у него завтра. Вот увидишь, с довольной рожей во всем признается и глазом не моргнет.
— Я никак не смогу у него спросить, потому что уволилась, — я больше не
