Обещания и Гранаты (ЛП) - Миллер Сав Р.

— Ты в порядке? — спрашиваю я, мой голос едва слышен, не уверена в том, что только что произошло, и не хочу снова выводить его из себя.

— В порядке. Просто… не опускай окно.

Когда он отрывается от меня, откидываясь на спинку сиденья, как кусок металла, притянутый магнитом, я хмурюсь.

— Что, кто-то хуже тебя собирается схватить меня или что-то в этом роде?

Оттягивая воротник своей рубашки, Кэл бросает на меня строгий взгляд. Тот, который я чувствую до глубины души.

— Есть много вещей, которые хуже меня, малышка. И дело не в том, придут ли они за тобой, а в том, когда. — Его голос ровный, непоколебимый, какой бы эпизод он ни пережил несколько секунд назад, он полностью забыт, когда его маска возвращается на место. — Я женился на тебе не для того, чтобы ты могла валять дурака и быть убитой, поэтому, когда говорю тебе что-то сделать, я ожидаю, что ты послушаешь. Не заставляй меня сожалеть о том, что пытался защитить тебя.

— Еще ты сказал, что используешь меня, — указываю я, скрещивая лодыжки, когда водитель замедляет ход, чтобы остановиться. — Что я не буду тебе полезна, если умру. Итак, что же это значить? Ты женился на мне, чтобы спасти меня, или чтобы орудовать мной, как оружием?

Наш автомобиль заезжает на стоянку, слегка толкая нас вперед, когда останавливается. Мгновение спустя дверь Кэла распахивается, прямо за дверью стоит седовласый мужчина в униформе со стоическим выражением на постаревшем лице. Протянув руку, Кэл отстегивает мой ремень безопасности, затем выскальзывает из машины, оставляя меня без ответа.

Закатив глаза, я следую в его направлении. Солнечный жар обжигает мою кожу, когда я выхожу, таща за собой рюкзак. Мы припарковались в конце изогнутой подъездной дорожки, и я слишком занята, разглядывая массивные ворота из кованого железа, чтобы заметить, как пальцы Кэла обхватывают мое предплечье, дергая меня назад, когда я пытаюсь пройти через них.

— Ты не оружие, — говорит он, его прикосновение обжигает меня изнутри. — Ты пешка. Это кольцо на твоем пальце делает тебя моей пешкой. Не забывай об этом.

Негодование царапает мою грудину, вызов поднимает голову, как сердитый рубец, пузырящийся на моей коже.

— Или что, Кэллум? Что еще ты планируешь со мной сделать? Собираешься запереть меня в своем доме и выбросить ключ?

Его ноздри раздуваются, глаза задерживаются на моих, как будто он ничего не может с собой поделать, но затем он движется вперед и тащит меня за собой.

Ворота раскрываются автоматически, открывая идеально ухоженную лужайку, окаймленную высокой живой изгородью, дальний конец которой выходит на океан. Массивный дом с серым сайдингом, широким крыльцом и тремя кирпичными дымоходами расположен в центре участка, единственное отдельно стоящее сооружение, видимое, как только мы входим в ворота.

— Боже, — выдыхаю я, глядя на здание широко раскрытыми глазами. — Это то место, где ты живешь?

— Технически, да. Хотя признаю, что провожу здесь не так уж много времени.

— Хм. Довольно просторно для одного человека.

-«Асфодель» раньше был отелем. Я купил его несколько лет назад и переоборудовал в жилую недвижимость.

Асфодель. Как странно подходит.

Я не могу не задаться вопросом, чувствует ли он иронию в том, что его дом назван в честь части греческого Подземного мира.

Кэл смотрит на меня, когда мы останавливаемся у входной двери, прядь черных волос падает ему на лоб, когда он опускает подбородок. Мои пальцы дергаются, желание убрать прядь заставляет мое тело вибрировать, когда я восстаю против этого, благодарная за сдержанность, которую он оказывает на меня.

Желание моего нового мужа не должно вызывать у меня такого глубокого отвращения — при нормальных обстоятельствах этого следовало бы ожидать. Оправдано.

И все же, когда он несколько мгновений молча смотрит на меня, я снова вспоминаю, что все это ненормально. И меньше всего — моя реакция на то, что меня заставили вступить в брак под угрозой причинения вреда моим близким.

Я должна была быть более встревожена, когда смотрела, как жизнь моего жениха покидает его тело.

Мне следовало больше сопротивляться, когда его убийца попросил — нет, взял — мою руку.

Надо было выкарабкаться и выпутаться из этого, как учил меня папа.

Так, как, я знаю, поступил бы Кэл, если бы ситуация была обратной.

Прочищая горло, я отрываю взгляд от его глаз, и он отпускает мою руку в ту секунду, когда наши взгляды расходятся. Сунув руку в карман брюк за связкой ключей, он вытаскивает один и вставляет его в латунную дверную ручку, поворачивая, пока мы не услышим, как открывается замок.

Легкий трепет пронзает меня, когда его рука находит мою поясницу, ледяная кожа каким-то образом пробивается сквозь материал моей рубашки, делая мои внутренности липкими. Я подавляю это ощущение, пытаясь сосредоточиться на открытой двери, в которую мы входим.

Императорские лестницы соединяют два этажа, а арочный дверной проем разделяет их и ведет вниз по длинному коридору. Полы из глубокого вишневого дерева, отполированные до такой степени, что я вижу в них свое отражение, в то время как вся мебель выглядит так, как будто ее заказали прямо из каталога Pottery Barn.

С потолка свисает элегантная хрустальная люстра, а стены кремового цвета скудны, лишь изредка украшены произведениями искусства гостиничного уровня в золотых рамах.

Дальше по коридору я вижу белую кухню с мраморными столешницами и морским пейзажем через эркерное окно над раковиной, разделенное участком газона и другими живыми изгородями.

Все еще держа ладонь на моей спине, Кэл ведет меня к левой стороне лестницы, жестом предлагая мне подняться по ступенькам. Вцепившись в поручень так крепко, что у меня заболели костяшки пальцев, я иду на несколько шагов впереди него, стараясь не обращать внимания на то, как его прикосновения опьяняют меня.

Честное слово, Елена, возьми себя в руки.

Мы поднимаемся по лестнице, и его рука не оставляет меня, обнимает за плечо и поворачивает налево. Пройдя дюжину закрытых дверей по обе стороны коридора, мы наконец останавливаемся перед последней, и он полностью отстраняется от меня.

— Это… наша комната, — говорит он, распахивая дверь взмахом руки.

— Наша?

В отличие от остальной части дома, хозяин кажется явно Кэллумом — по-прежнему никаких личных вещей не видно, полностью черная мебель стратегически расставлена в разных местах по комнате, а длинные шторы над окнами блокируют любую возможность проникновения солнца.

— Да. Неужели ты думала, что я приготовлю комнату специально для тебя?

Пожав плечами, я упираюсь ладонями в бедра, откатываясь на пятки.

— Не знаю, как работают фиктивные браки. Наверное, я бы просто предположила, что мы будем жить раздельно.

Складки вокруг его глаз углубляются, между бровями пробегает рябь. Он делает шаг вперед, резкий блеск разжижает его радужки, и я отступаю, пока моя задница не ударяется о комод, удерживая меня на месте.

— Это не первый раз, когда ты предполагаешь, что наш союз менее чем законен, — ворчит он, останавливаясь, когда носки наших туфель соприкасаются, держа свое тело на расстоянии волоска от моего. — Как ты думаешь, какого хрена здесь происходит?

Я сглатываю, мои ноздри раздуваются, когда я задыхаюсь от того, как его запах окутывает меня.

— Не знаю. Ты мне ничего не сказал.

— Давай проясним одну вещь, малышка. — Его рука хватает меня за задницу, резко сжимая, прежде чем скользнуть вверх по моему боку и вокруг шеи. Обхватывая пальцами воротник вокруг моего горла, он надавливает по бокам, выдавливая воздух из моих легких, когда наклоняется и проводит своим носом по моему. — Мы женаты. Муж и жена перед добрым именем Господа. Это так же законно, как и твое отношение к Матео, за исключением, может быть, еще большего, поскольку мы так близко знаем друг друга.

Приподнимаясь на цыпочки, я пытаюсь обрести спокойствие и облегчение, так как нехватка кислорода обжигает мне горло. Желание шевелится внизу моего живота от грубого прикосновения его рук, и хотя страх сопровождает меня, это то, на чем я сосредотачиваюсь.