Право на одиночество (СИ) - Шнайдер Анна
Тут она словно сдулась. Вздохнула, хитро усмехнулась и сказала:
– Я совсем забыла… Ты, наверное, ничего не заметила?
– Не заметила когда? Когда ты чай разлила? Ты права, я не заметила, я на Громова смотрела.
Улыбка стала ещё шире и хитрее.
– Ага… Смотрела она… Спящая красавица ты наша…
Вот иногда я себя чувствую совершенно тупой. И это бывает только со Светой. В очередной раз пожав плечами, я направилась к кулеру – за новой порцией чая для себя и Светы.
В остальном этот день прошёл спокойно. Больше Светочка не вела себя странно, более того, когда я решила ещё раз спросить, что же это было за «какого дьявола», она спокойно сказала:
– Забудь. Пройдёт время – сама поймёшь. А если не поймёшь, значит, к лучшему.
И я решила не ломать себе голову. Проблем и так хватает, если ещё рассуждать о странном поведении Светы… так и с ума сойти недолго.
6
Антона этим вечером не было – и я почувствовала облегчение. После вчерашнего мне совсем не хотелось с ним общаться. Я не обижалась и не сердилась, просто… мне было очень тяжело.
Я долго сидела на том самом диване, где ночью Антон чуть не сделал из меня женщину, и вспоминала, думала…
Я не знаю, зачем – вдруг я просто встала, подошла к большому зеркалу на противоположной стене и медленно начала раздеваться, следя за своими движениями.
Волосы упали на обнажённые плечи. Я стояла перед зеркалом, абсолютно голая, и смотрела на себя… внимательно. Я уже три года не смотрела на себя настолько внимательно. Руками я медленно обвела контуры своего тела – боже мой, как я похудела! Но всё равно… немного пухлости осталось…
Грудь, талия, бёдра… чего во мне такого особенного нашёл Антон? Я повернулась боком и пошевелила бёдрами. Краем глаза заметила, что Алиса, до этого мирно спящая на диване, приподняла голову и уставилась на меня. В её глазах явно читалось: «Хозяйка, ты с ума сошла, что ли?»
Я усмехнулась. Я и сама не понимала, зачем стою тут, обнажённая. Возможно, хочу доказать сама себе, что я всё-таки женщина… По крайне мере в физическом плане... Но почему тогда я ничего не чувствовала вчера?
Я обняла себя за плечи, пытаясь возродить в памяти прикосновения Антона. Но вместо этого вдруг вспомнила… рукопожатие Громова.
Вздрогнув, я отвернулась от зеркала. Мне было стыдно признаться даже самой себе, что это короткое рукопожатие вызвало у меня больше эмоций, чем все вчерашние поцелуи Антона… как будто сотни маленьких иголочек пронзили мою ладонь изнутри… и было очень тепло…
Я тряхнула волосами, возвращаясь к реальности. Я всё сделала правильно. Любой нормальный мужчина должен быть с нормальной женщиной, а не с бездушной куклой, снежной королевой, Медузой Горгоной… спящей красавицей…
Рассмеявшись, я оделась и плюхнулась рядом с Алисой. Кошка посмотрела на меня своими умными зелёными глазами и мяукнула.
– Не волнуйся, – сказала я, погладив её за ухом. – Я не сошла с ума. По крайней мере пока…
Оставшиеся дни недели прошли спокойно. А в субботу Антон уехал. Мне было чуточку грустно от осознания того, что в следующий раз я увижу его только месяца через четыре.
Ни разу за прошедшие дни он не напоминал мне о случившемся на диване. И всё было идеально – разговоры, просмотр кино, прогулки…
И только перед отъездом Антон серьёзно посмотрел на меня, взял моё лицо в ладони и спросил:
– Пчёлка… ты помнишь своё обещание?
– Какое? – секунду я не могла понять, о чём он.
– Обещание… стать моей, когда я приеду в следующий раз.
Я улыбнулась, накрыла его руки своими и чмокнула в нос.
– Помню. Я всё помню, правда. Если ты никого не найдёшь и не влюбишься – ну, и я тоже – то всё исполнится.
Молча Антон обнял меня за талию и прижал к себе.
– Прости, если я обидел тебя.
– Ты не обижал меня, – я зарылась носом в рубашку Антона, вдыхая его запах: я знала, что теперь ещё долго его не почувствую… – Ты никогда не обижал меня. Ты мой самый лучший друг.
– Пчёлка… – Антон вдруг напрягся. – Ты чего там делаешь… своим носом?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})– Нюхаю, – я рассмеялась.
– И чем пахнет?
– Тобой.
Тогда и он зарылся носом в мои космы, шепча:
– Надеюсь, ты будешь помнить мой запах, как я помню твой. Он преследует меня уже очень долго… где бы и с кем бы я ни был…
– Он идёт за тобой по тёмным улицам и пытается тебя убить? – дрожащим от смеха голосом спросила я.
Одной рукой Антон поднял моё лицо, заглянул в смеющиеся глаза и тоже улыбнулся.
– Наташ… ты невозможна! Только ты способна быть такой… умной и глупой одновременно!
– Это чего это я глупая-то? – я надула губки.
– Потом поймёшь, – он щёлкнул меня по носу, затем чмокнул в щёку и сказал:
– Ну… до встречи. Я буду тебе писать и звонить.
– Только попробуй этого не делать! – я погрозила ему пальцем. – Найду и убью!
В последний раз посмотрел на меня, подмигнул и пошёл к зоне регистрации на рейс.
И не успел он скрыться с моих глаз, как я уже начала скучать по нему. Я буду скучать, пока Антон не вернётся и не скажет своё: «Привет, пчёлка-труженица!»
После отъезда Антона квартира опустела, и я с нетерпением ждала понедельника, когда смогу наконец пойти на работу и избавиться от этой давящей тишины и от его запаха, который преследовал меня в каждом углу… даже Алиса чуточку пахла Антоном, что вообще было предательством с её стороны.
В воскресенье я позвонила Ане и проболтала с ней три часа, наслаждаясь звуком её голоса. Она рассказывала то, что было мне совсем не близко – тусовки, вечеринки, куча разных молодых людей – но это было неважно. Главное, что она просто говорила, и её голос успокаивал. Так Аня действовала на меня с тех пор, как сказала своё волшебное: «Держись за меня». Вот я и держалась…
Понедельник – день тяжёлый, это знают все. Но у нас он начался с мега-аврала: перед выставкой в Болонье все редакции как будто с цепи сорвались и прислали мне столько новых проектов, что я готова была завыть. Хором вместе с производственным отделом, которому предстояло к завтрашнему дню всё это просчитать. Обычно я принимала заявки за неделю, но на этот раз пришлось сделать исключение из-за грозно надвигающейся выставки – совещание перенесли со следующего вторника на этот.
Громов опять попросил меня провести его, и я с головой погрузилась в несуществующие пока книжки, рассматривая, обдумывая, считая…
В шесть вечера Светочка убежала домой, а я всё оставалась на своём рабочем месте. Семь, восемь, девять… полдесятого из кабинета вышел Громов.
Сказать, что я удивилась, – значит, ничего не сказать. За всё это время, что я сидела скрючившись над бумагами, я умудрилась забыть, что он не ушёл домой.
– Э-э… Максим Петрович, – пробормотала я.
– Наталья Владимировна? – Громов был удивлён не менее. Взглянув на часы, поднял брови. – Зачем вы тут так долго торчите?
Ну вот. Опять это «зачем»!
– Дел много.
– Дел… – сняв свою куртку с вешалки, Громов внимательно посмотрел на меня. – Дел… И всё равно я не понимаю, зачем такой молодой и привлекательной девушке торчать на работе допоздна, пусть у неё там даже куча дел…
– Две кучи, – конкретизировала я. – Нет, даже три.
– Хоть десять, – Максим Петрович покачал головой. – Всё равно. Пошли бы лучше, встретились с кем-нибудь… или просто домой, отдохнуть. Вы так себя угробите!
– Хоть бы и так, – пробормотала я, вновь зарываясь в бумаги с головой, – кому я нужна…
– Ну мне, например.
Я подняла голову и с удивлением воззрилась на Громова. Улыбнувшись, он протянул мне руку и сказал:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})– Пойдёмте, я отвезу вас домой. Нечего тут ночевать.
Я взялась за его руку и поднялась из-за стола. Теперь я стояла так близко к Громову, что могла рассмотреть его глаза – они были вовсе не голубые, и не серые, а серо-жёлтые – необычный жёлтый ободок вокруг зрачка словно наделял его взгляд каким-то удивительным тёплым светом.