Нора Робертс - Рожденная в огне
– Если она согласится.
– Ей придется согласиться. – Мегги упрямо дернула головой. – Прошлой ночью она опять не давала тебе спать? Признайся!
– Она была неспокойна. – Брианна повернулась к плите. – Один из ее приступов головной боли.
– О, я знаю их.
Мегги хорошо помнила эти приступы, начинавшиеся только в определенное время и по определенному поводу. Они были лучшим и самым действенным ее аргументом во всех семейных спорах или если она что-то не одобряла, что-то делалось не так.
– Я тоже ее знаю, Мегги, – глухо проговорила сестра. – Но от этого она не перестает быть моей матерью.
"О, святая Брианна!» – снова воскликнула про себя Мегги. С отчаянием, но и с долей восхищения.
Сестра моложе ее, но, сколько она помнит, в доме вся ответственность всегда ложилась на нее. На Брианну.
– Ты уже не можешь измениться, Бри! Не можешь стать другой. – Она яростно сжала ее в объятиях. – Па постоянно говорил, что ты будешь добрым ангелом, а я злым. Хоть в чем-то он оказался прав. – Она на мгновение прикрыла глаза. – Бри, передай, пожалуйста, мистеру Суини, чтобы он приехал ко мне завтра утром. Я поговорю с ним.
– Ты позволишь ему опекать тебя? Мегги дернула головой.
– Я поговорю с ним, – упрямо повторила она и вышла через заднюю дверь дома под непрекращающийся дождь.
Если у Мегги и была слабость, не в смысле недостатка, а в смысле пристрастия, то называлась она – семья. Эта слабость долго не давала ей уснуть в ту ночь и разбудила ранним туманным утром, чуть ли не на рассвете.
Постороннему взгляду могло показаться – и она сама немало делала для этого, – что Мегги из тех, кто думает только о себе и о своем искусстве, но на самом деле главным предметом ее беспокойства была семья, которую она, невзирая ни на что, любила и постоянно ощущала свои обязательства перед нею, какими бы тяжелыми или горькими те ни были.
Что касается Рогана Суини и его предложений, то поначалу она твердо решила отказаться от них по самым что ни на есть принципиальным соображениям. Искусство и бизнес, по ее мнению, не должны смешиваться воедино. Это – первое. Во-вторых же, она не хотела иметь с ним никаких дел из-за того, что ей не нравился тот образ, который сложился о нем: богатый, уверенный в себе, с утонченными манерами – такие ее раздражали. А в-третьих, и это было, пожалуй, самым главным: она не желала принимать его предложение, боясь признаться себе самой, что ей не хватает ни сил, ни умения вести свои дела.
И все же придется проглотить эту горькую, возможно, позолоченную пилюлю! К этому заключению она пришла бессонной ночью. Да, она примет предложение и позволит Рогану Суини сделать ее богатой. Если получится.
Но вовсе не потому, что не может или не хочет сама заниматься своими делами. Она делает это уже, слава Богу, целых пять лет, если не больше. Да и у Брианны в ее маленькой гостинице дела шли не так уж плохо. В общем, они могли позволить себе жить на два дома, что и делали, и вполне сносно. Но вот что касается еще одного дома…
Для Мегги главной целью жизни сейчас, ее «Чашей Грааля» было найти возможность поселить мать отдельно и обеспечить ей обслуживание и уход. Что ж, если Суини сумеет ей в этом помочь, она вступит с ним в деловые отношения. Хоть с самим дьяволом!
Впрочем, сделка с дьяволом может заставить и пожалеть…
У себя на кухне, за чашкой крепкого чая, под неумолчный шум дождя, Мегги обдумывала план действий.
Рогана Суини следует крепко взять в руки с самого начала, решила она. И держать с помощью кнута и пряника, оперируя попеременно женской лестью и присущей людям ее профессии настойчивостью и непримиримостью к чужому влиянию. Последнее будет для нее не так уж трудно, а вот над первым придется немало потрудиться.
Она попыталась нарисовать для себя картину ближайшего будущего Брианны. С каким наслаждением станет та заниматься любимыми делами: готовить пищу, работать в саду, сидеть у камина с книгой – и все это не под окрики брюзгливой матери, не под ее жалобы и причитания, от которых не знаешь куда деться. И, конечно, Брианна выйдет тогда замуж, ей уже двадцать семь лет, и у нее будут дети. Мегги знала, что мечта стать матерью давно уже свила себе гнездо в душе сестры. Но ей не суждено осуществиться до той поры, пока Брианна считает себя целиком ответственной за себялюбивую и жестокую неврастеничку, их мать.
Что касается самой Мегги, она отнюдь не разделяет желания сестры посвятить свою жизнь мужчине и полдюжине детей, которые народятся от него, но тем не менее сделает все от нее зависящее, чтобы мечты Брианны стали реальностью.
А роль крестного отца выпадет, возможно, этому лощеному господину, Рогану Суини, который…
Властный и нетерпеливый стук в дверь прервал ее мысли. Да, крестный отец прибудет не в свете разноцветных лампочек и не в костюме, осыпанном конфетти.
Открыв дверь, она не могла сдержать легкой улыбки: этот тип заявился такой же намокший, как и вчера, но так же элегантно одетый. Интересно, наверное, он и спит в своем английском костюме и в галстуке?
– Доброе утро, мистер Суини.
– И вам тоже, мисс Конкеннан.
Он вошел, и дверь отделила их от дождя и тумана.
– Вы позволите, я возьму ваше пальто? – Мегги была сама любезность. – Пусть оно посохнет возле огня.
– Благодарю вас.
Он высвободился из пальто и наблюдал, как она вешает его на стул около камина. Совсем другая сегодня, с удивлением подумал он. Подозрительно любезная. Нужно быть с ней настороже.
– Интересно, – учтиво сказал он, – бывает в вашем графстве что-нибудь, кроме дождя?
– О, весной у нас обычно чудесная погода, – все тем же любезным тоном ответила Мегги. – Не беспокойтесь, мистер Суини, еще ни один изнеженный житель Дублина не растаял под нашим бесконечным дождем. – Она мило улыбнулась ему, но в глазах таилась насмешка. – Я, как видите, пью чай. Не хотите присоединиться?
– Пожалуй.
Прежде чем она повернулась, чтобы пойти на кухню, он остановил ее повелительным движением, сжав ее локоть. Но его внимание вызвала не она сама, а статуэтка на столе перед ними.
Ледяная до голубизны… Цвет арктического озера… Волнообразные формы. У вершины два куска стекла, две едва намеченные фигуры, прижатые друг к другу, и затем этот жидкий лед начинает струиться загадочными волнами вниз, к основанию.
– Интересная вещь, – восхищенно сказал он.
– Вы находите?
Мегги нетерпеливо стряхнула его руку, которая легко, но с чувством законного обладания сжимала ей локоть, что, надо сказать, привело ее в некоторое замешательство. Она уловила легкий запах одеколона, который он, видимо, употреблял после бритья, смешанный с запахом туалетного мыла. Когда он провел кончиком пальца по верху статуэтки, она с трудом подавила дрожь. Абсурдная мысль пришла ей в голову – на мгновение показалось, что он прикоснулся к ее собственному горлу.
