Только (не) трогать (СИ) - Вейден Лана

Конечно, можно сколько угодно обманывать себя, но настанет день, когда придется посмотреть правде в глаза. И правда состоит в том, что одиночество — просто привычная для него боль, а новой боли он боится.

Внезапно карандаш в руках Майера с хрустом ломается, словно сухая ветка. Я вздрагиваю, а Марк бросает обломки в мусорную корзину и встает из-за стола. На лице — злая усмешка.

— Мне нужно ехать. Но потом… мы обязательно продолжим разговор, София, — голос звучит так жестко, что я чувствую, как мне снова не хватает воздуха.

А Марк застёгивает рубашку и быстро выходит из кабинета, оставив меня одну.

От пережитого напряжения руки и ноги дрожат так сильно, что я не могу встать.

Смотрю в окно: вдали, на проспекте, машины удивленно мигают фарами, и я вдруг тоже начинаю моргать — часто-часто, — а потом зажмуриваю глаза и хватаюсь за край столешницы.

Я сделала это.

Я и правда это сделала.

Стреляла наугад, а попала в десятку, и всё благодаря маленькой зацепке.

Когда-то мне попалась одна из первых книг «Майер Паблишинг» — сборник под названием «Алфавит». Там были рассказы на все буквы алфавита, но больше всего меня впечатлила история на букву «О» — «Отчуждение». Она была о мальчике, к которому в детстве почти никогда не прикасалась мама, и он никак не мог понять, почему. Потом мальчик вырос, нашёл её дневник и обо всём узнал, только уже не мог измениться, потому что привык к «зоне отчуждения».

Текст рассказа был довольно сухим, без эмоций (про отчаяние и одиночество я уже сама придумала), однако он потряс меня до глубины души. Я несколько раз его перечитывала, и многое не давало мне покоя.

Во-первых, автор сборника: неизвестен. Мне казалось, что стиль напоминает Богдана, но если это его рассказы, почему не указано авторство?

Во-вторых, место действия: не отмечено. Имён героев нет. Зато в описании мамы мальчика была странная фраза. «В её глазах плескалось речное: Elbe».

Elbe — это Эльба, река с основным течением на территории Германии. Но почему из всех рек в мире выбрали именно её?

Я знала, что Майер родился в Германии, и подумала — а вдруг Богдан знал о его детстве и написал этот рассказ о нём, но не стал подписывать сборник, чтоб другие люди не смогли догадаться, связать между собой все ниточки, как сделала я?

Однако это были лишь предположения: до сегодняшнего дня я и понятия не имела, что всё закончится именно так. Это и хорошо, и плохо.

Хорошо: Майер до сих пор меня не выгнал, а значит, я могу завтра прийти на работу, спокойно встретиться с Богданом, а потом и сама уволиться. Наконец настанет нормальная жизнь без американских горок.

Плохо: «мы обязательно продолжим разговор». Когда, и, главное, зачем его продолжать? Неизвестно. А страх неизвестности хуже всего.

Я медленно поднимаюсь со стула, хотя всё еще не чувствую твердости в ногах. Надо же, Майер оставил меня одну в своём кабинете! Но не ночевать же теперь здесь.

Я выхожу в коридор и вдруг, у лестницы, чувствую резкую боль в затылке. Голова кружится, в глазах темнеет, я цепляюсь за перила, закрываю глаза и пытаюсь прийти в себя. Сердце бешено колотится — видимо, я слишком переутомилась. Скорее бы домой — выспаться.

— Гхе-гхе…

Вздрогнув, я открываю глаза и с трудом удерживаюсь на ногах: у основания лестницы стоит Милана.

— Гхе-гхе, — она смотрит на меня и кашляет в кулак, но заметно, что кашляет фальшиво — просто чтоб привлечь моё внимание.

Этого еще не хватало! Откуда она взялась? Я точно помню: когда поднималась наверх, на первом этаже никого не было. Или она в это время пряталась в туалете, как я когда-то?

После «разговора о дружбе» я видела Милану несколько раз — мельком, но каждый раз по спине бежали неприятные мурашки. Вот и сейчас — она ничего плохого не делает, а мне почему-то не по себе.

Однако я натягиваю улыбку и начинаю спускаться вниз. Милана улыбается в ответ, но эта улыбка еще более неприятная, чем раньше.

— Софи-и-и-я, — протяжно говорит она, когда мы оказываемся рядом, а я снова чувствую запах гниющих роз. И блузка у этой девушки подходящая — цвета пыльной розы. — Теперь понятно, почему ты так сильно устаешь. Дневная смена — на первом этаже, а вечерняя — на втором, в кабинете владельца издательства.

— Что, прости? — я чувствую, как к щекам приливает кровь.

— Любой бы на твоём месте устал, — Милана как будто и не слышит вопроса — рассматривает моё лицо и усмехается похлеще Майера. — Только это может быть опасно, София. Очень, очень опасно… для твоего здоровья. Поэтому дам дружеский совет: не перетруждайся. И на второй этаж лишний раз не поднимайся. Ты и так бледненькая, худенькая… вдруг нечаянно оступишься на лестнице и… упс!

Какой еще «упс»? С чего она от предложения дружбы перешла к советам, похожим на угрозы? Что ей вообще нужно? Будто без неё проблем мало! Сейчас мне так плохо, что совсем не хочется разбираться с этой странной девушкой.

— Спасибо за беспокойство.

— Всегда пожалуйста. А хочешь, я тебя домой подвезу?

Ну и предложение, особенно после такого разговора. Она точно не в себе.

— Я вызвала такси.

— Отмени.

— Не могу, машина уже приехала. Всего хорошего.

Продолжая натужно улыбаться, я иду к своему месту. Хватаю вещи, выхожу в холл, но выдыхаю с облегчением только оказавшись на улице.

Конечно, никакая машина за мной не приехала — я просто не успела вызвать такси, хотя и собиралась, потому как возвращаться домой пешком нет сил.

Теперь приходится ждать такси на улице. Погода хорошая, но меня почему-то знобит, а пальцы немеют. Стою рядом с торговым центром, рассматривая свои руки, подсвеченные разноцветными огнями вывесок, и кусаю губы от досады. Откуда эта Милана взялась на мою голову? Почему так себя ведёт?

Ну да ладно, не стану о ней думать. Главное, что скоро всё плохое закончится.

Добравшись домой, я принимаю душ и сразу ложусь в постель, но заснуть не могу. Звуки телевизора у соседей, обрывки их разговоров, лай собак на улице слышны как никогда отчётливо. Вскоре озноб усиливается — наверное, от волнения, ведь завтра — самый важный день в моей жизни.

Повертевшись в постели до утра, я встаю, снова принимаю душ и начинаю собираться. Темно-зеленое платье — приготовила еще накануне. Оно совсем не вызывающее, но и не тоскливо-серое, как моя обычная офисная одежда.

Тушь для ресниц, ВВ-крем и блеск для губ: так крашусь я тоже впервые. Хочется распустить волосы, но это уж слишком — они у меня длинные, ниже пояса. Так что приходится закалывать, единственная роскошь — капелька духов на виски.

Как и вчера, выхожу из дома в семь и решаю пройтись пешком. Погода чудесная, словно весенняя: солнце и мелкий дождь. Смотрю на небо и вижу радугу: это определенно хороший знак. По дороге заворачиваю в парк и брожу там минут десять, вдыхая запах сочной травы, смешанный с запахом опавших листьев.

Во время прогулки на душе легко и спокойно, но стоит прийти в офис, как волнение возвращается вместе с ознобом. Несмотря на то, что еще довольно рано, Майер уже на месте и Милана тоже (даже привстала со стула и натянуто мне улыбнулась).

Я включаю компьютер и начинаю работать, но постоянно думаю о Богдане.

Часы тянутся мучительно долго: наступает время обеда, а его всё нет. Майер, правда, тоже никуда не уезжает, и пока это даёт надежду. Но ближе к вечеру, когда на улице сгущаются сумерки, надежда меркнет.

Буквы плывут перед глазами, я всё чаще отвлекаюсь от работы и барабаню пальцами по столу (не думала, что это заразно). И всё сильнее переживаю. Если честно, мне и в голову не приходило, что Богдан может сегодня не приехать. Что теперь делать, я не знаю.

Альфия вернулась на днях, но не бежать же к ней с вопросом, где Богдан, почему не приехал. Это будет выглядеть глупо, к тому же она вряд ли знает ответ. Не думаю, что Богдан перед ней отчитывается.

К концу рабочего дня меня переполняет отчаяние. Коллеги уходят: Краснова, Уварова, Завьялова, даже Милана… а я всё еще жду — неизвестно чего.