Подлинное искупление (ЛП) - Коул Тилли
Я тяжело опустилась на жесткий пол. Закрыв глаза, я прислонилась головой к каменной стене, отделяющей меня от камеры Райдера. Я попыталась дотронуться до запястья, но тут же поморщилась и задохнулась от боли.
Я взглянула на всё ещё зажатый у меня в руке чепец и ткань, которая всё время закрывала моё лицо. Я подняла ее вверх, пока она не заслонила струящийся из окна свет. Несмотря на то, что материя была легкой, она казалась мне удушающей маской бремени.
Моя щека пульсировала. Я выпустила из рук ткань, глядя на то, как нежный шелк, кружа, опустился на пол. Я тут же снова его подняла, понимая, что должна все время его носить.
— Хармони? — позвал меня тихий, грубый голос.
Я пыталась подавить свои эмоции, но никак не могла побороть отчаяние, навалившееся на меня от того, как стремительно испаряется моя сила.
— Мое имя — ничто. Как и я сама.
Прокручивая в голове встречу с Пророком, я почувствовала, как у меня в груди образуется бездонная пропасть.
— Хармони? — уже громче и настойчивее произнес Райдер. — Что случилось? В чём дело?
Я втянула сухими губами влажный воздух и поддалась страху, который нарастал во мне уже несколько дней.
— Мое имя ничего не значит. Я — порождение дьявола, созданное специально, чтобы вводить людей в искушение. Я — олицетворение греха. Очаг зла, скрывающегося глубоко внутри…
Я умолкла, практически захлебнувшись словами, которые не собиралась говорить. Но я их сказала. Пророк меня увидел. Не осталось никаких сомнений, что это правда.
Еще раз глубоко вдохнув, я повернула голову к проглядывающейся в цементе щели.
— Я — величайший инструмент дьявола… Окаянная женщина Евы. Самое ужасное создание на свете.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Стикс
— … А вот и сердцебиение.
Я уставился на расположенный рядом с Мэй экран и увидел, как на нем задрожала маленькая точка. Комнату наполнил звук быстрых ударов сердца.
И меня, бл*дь, чуть не разорвало на куски.
Я сидел без движения, наклонившись вперед и крепко сжав в руке ладонь Мэй. Я сосредоточил всё внимание на очертании крохотного тельца нашего ребенка.
И не мог пошевелиться.
— Ривер, — прошептала Мэй, поднеся к губам наши сцепленные руки.
Перед глазами все поплыло, и я моргнул, затем снова моргнул. Кашлянув, я повернулся к Мэй и увидел ее волчьи глаза, в которых застыли слёзы.
Настоящие, бл*дь, слезы счастья.
— Ребёнок, — произнесла она и потянула меня за руку, чтобы я к ней приблизился.
Я так и сделал; я всегда, бл*дь, делал так, как она просила. Я встал и, склонившись над ней, впился ей в губы. Я набросился на ее рот именно так, как она и хотела — жадно. Насрать, что там подумает стоящая рядом сонографистка. Это моя женщина и наш, сука, ребенок. Все остальные могут валить на хер.
Наконец, я от нее отстранился. Мэй, задыхаясь, откинулась на кушетке. На ее безупречном лице появилась широкая улыбка. Как и всегда от этого мне стало нечем дышать.
Сонографистка откашлялась. Выпрямившись, я посмотрел на нее, и она побледнела. Затем неуверенно вручила мне маленькую фотографию.
— Теперь можете одеваться, — сказала она Мэй. — Я вас оставлю.
Она выскочила из комнаты так, словно у нее загорелась задница, не оглядываясь. Мэй тихо засмеялась. Она стукнула ногами по краю кушетки и оглянулась. На какой-то момент я просто опешил, какая же она чертовски красивая. Мэй была моей, была, бл*дь, моей уже довольно давно, но я все еще не мог поверить, как, черт подери, мне удалось заполучить кого-то вроде нее. Я был гребаным немым дегенератом, а она — треклятым ангелом, сошедшим с небес.
Но, возможно, она была создана специально для меня.
Обойдя кушетку, я раздвинул ей бедра и шагнул между ними.
— Н-над ч-чем ты с-с-смеешься?
Мэй покачала головой и положила руку мне на грудь.
— Ты приводишь в ужас медсестер. С той минуты, как мы вошли в эту клинику, все уступают нам дорогу и таращатся на тебя огромными перепуганными глазами, — она постучала пальцем по нашивке «През» у меня на байкерском жилете. — Думаю, с этим как-то связана эта надпись. Она и дьявол у тебя на спине.
— Т-ты т-так с-считаешь, детка? — сухо пошутил я, и Мэй снова засмеялась.
Мне было необходимо еще раз прижаться к ее губам, и я впился в них, намотав на руку ее длинные черные волосы. Мэй застонала мне в рот, и ее горячий язык коснулся моего языка. У меня в джинсах запульсировал член. Мне пришлось сделать над собой усилие и отстраниться, иначе я отымел бы Мэй прямо на этой кушетке. Не то, чтобы хоть кто-нибудь в этой больнице мог бы нам помешать, они бы не посмели, но я не хотел ставить в неловкое положение Мэй. Она все еще была чистой. Не испорченной этой чертовой жизнью вне закона.
Оторвавшись от нее, я прижался лбом к ее лбу и глубоко вдохнул.
— Я… я тебя л-люблю, — я поднял фотографию. — Это, ч-черт подери, наш м-малыш.
У Мэй заблестели глаза, она выхватила снимок и уставилась на изображение. Ее палец пробежал по изгибу головы и тела нашего ребенка.
— Он… такой красивый, — произнесла Мэй.
Я уже слышал в ее голосе любовь к этому малышу. Она вздохнула.
— Интересно, это девочка или мальчик?
У меня в голове вертелся тот же самый вопрос. Мэй посмотрела на меня, и я пожал плечами. Она коснулась рукой моей щеки.
— Маленький мальчик, как две капли воды похожий на своего папу. С карими глазами и темными волосами. Красивый и сильный. Прирожденный лидер.
Я сглотнул и отступил назад. Понимая, что не смогу говорить, не запинаясь на каждом чертовом слове, я показал руками:
«Или маленькая девочка, как ты. С черными волосами и волчьими глазами. Самая красивая девочка на свете, не считая ее мамы».
От этой мысли мое грёбаное черное сердце замерло. Еще одна маленькая Мэй. Я бы погиб тут же, как только на нее взглянул.
Волноваться о двух женщинах сразу.
Улыбка Мэй померкла. Слегка нахмурившись, она снова взглянула на снимок.
— Ч-что? — спросил я.
Мэй сделала глубокий вдох. Она ничего не сказала, поэтому я приподнял руками ее голову и потребовал:
— П-поговори со м-мной.
Мэй на мгновение закрыла глаза.
— Я просто думаю, что быть мальчиком в этом мире намного безопаснее. Если у нас родится девочка, да ещё похожая на меня…
Я напрягся. Мне стало ясно, к чему она несёт всю эту ахинею.
— Я буду смотреть на нее и беспокоиться о том, что кто-нибудь ей навредит, — Мэй побледнела. — Я этого не вынесу, Стикс. Не вынесу, если нашему ребенку причинят боль. Если она будет красивой… греховные помыслы некоторых мужчин…
Дрожащими от гнева руками я показал:
«Такого, бл*дь, никогда не случится. Я прикончу каждого, кто хотя бы попытается коснуться волоса у нее на голове. Да пусть только на нее взглянут, и я оторву нахер их грёбаные члены. Я, бл*дь, през самого крутого клуба в Штатах. Вокруг нее будет целая армия защитников».
Мэй смотрела на мои руки, и к ее щекам вновь стал возвращаться румянец.
— Я не сомневаюсь, что так ты и сделаешь, — тихо произнесла она и натянула на свой слегка округлившийся живот черную майку. — Просто я всё время боюсь, что что-то пойдет не так.
Она тихо и испуганно всхлипнула.
— Я понятия не имею, что делаю. Каждый день я думаю, а вдруг именно сегодня я допущу какую-нибудь непростительную ошибку. Я не вынесу, если окажусь плохой матерью.
Протянув руку, я вынудил ее встать и привлёк себе. Мэй обняла меня за пояс. Я почувствовал, как она постепенно начала расслабляться, и вообще нахер чуть не растаял, когда она вдруг сказала:
— Я люблю тебя, Ривер. Больше жизни, ты ведь это знаешь? Ты — лучшее, что со мной случалось.
В комнату вернулась сонографистка. Мне захотелось заорать, чтобы она валила обратно. Но Мэй отстранилась от меня, и вместо этого я обнял ее за плечи.
— Если Вы готовы, то можете идти, миссис Нэш, — пробормотала сонографистка. — Все в порядке.
