Вера Колочкова - Зов Сирены
— Прости меня, пап. Да, ты во всем прав. Прости.
— Да ладно! В последнее время только и можешь твердить как попугай — прости, прости… Дай матери трубку! Не хочу с тобой разговаривать…
Митя молча вернулся на кухню, сунул Анне в руки в телефон. Снова сел на кухонный хлипкий стульчик, втянул голову в плечи, зажал в коленях ладони. Подумал вдруг — странная какая поза. Противная. Чисто неврастеническая. Интересно, а дальше что? Клиника? Сумасшедший дом?
— Да, Паш, да… Поздно приеду… Я ему суп варю…
Голос матери слышался будто издалека, наплывал волнами.
— …Прекрати, Паш. Нет, потом у меня еще факультатив… А потом домой… Да не устала я нисколько, прекрасно себя чувствую! Нет, не сюсюкаю, мы просто беседуем… Ладно, ладно, не ворчи. Все, Паш, отключаюсь, у меня поджарка для супа горит!
Никакая поджарка у нее не горела. Анна нажала на кнопку отбоя, быстро глянула на Митю и, собравшись с духом, спросила в лоб:
— Опять от нее звонка ждешь, да? Уже по привычке? Не хочешь, а ждешь, правда?
Митя поморщился, дернул болезненно головой. Ничего не ответил.
— Слушай, а может, тебе разбить его к чертовой матери?
— Кого разбить, мам?
— Телефон… Шарахнуть об стену, чтобы мокрое место осталось…
— Хм…
— А что? Это хорошая мысль, между прочим! Хотя бы на какое-то время развязать узелок ожидания! Ведь ты ушел. Все на этом. Чего еще-то? Это ж мука мученическая — все время звонка ждать! Не хочешь и все равно ждешь! Сопротивляешься ожиданию и все время прислушиваешься — не звонит ли? Давай шарахнем телефоном об стенку, а?
Митя лишь вздохнул, отвернувшись к окну. Анна, не дождавшись ответа, безнадежно махнула рукой, подняла крышку с кастрюли, проговорила тихо:
— Да, ты прав… Так еще хуже. Разобьешь, а потом подскочишь и к ней помчишься. Но в принципе все равно мысль не так уж плоха, согласись? Надо ее обдумать… Слушай, а может, тебе уехать, а? Слышишь меня? Ну же, не молчи…
— Куда уехать? — спросил Митя автоматически, по-прежнему глядя в окно.
— Далеко уехать. Неважно куда. А телефон дома оставить! Выдернуть себя из обстоятельства, из этого заколдованного бега по одному и тому же кругу. А? Как тебе? Хорошая мысль… Я помню, наша физичка про себя что-то подобное рассказывала… Что якобы уехала куда-то, а телефон дома забыла. И, представляешь, вернулась другим человеком! Отдохнувшим от мобильных дружб и привязанностей, переосмыслившим свою жизнь… Давай ты куда-нибудь уедешь, а, Мить?
— Куда я уеду, мам? У меня проект на работе горит. Хотя о чем я… Похоже, накрылся мой проект. Сегодня шеф звонил, отправил меня в отпуск на две недели.
— Да? Ну, вот и замечательно! Значит, сам бог велел, надо ехать! Это судьба, Митя. Я ж говорю, судьба всегда шанс подкидывает, хочешь ты или нет.
— Да никуда я не поеду, мам, уймись!
— Ладно, ладно… По крайней мере, понятно теперь, откуда надо плясать… Ты вот что, сынок. Мне бежать пора, а ты за супом следи. Он покипит еще минут пять, потом с плиты снимешь. И поешь горячего, обязательно! Все, я опаздываю… Не провожай, дверь захлопну. Пока, сынок!
Митя слышал, как хлопнула дверь. Посидел еще немного, встал, шагнул к плите, автоматически проделал заданную задачу, как робот. Поднял крышку с кастрюли, понюхал… Пахло вкусно, сытно, только есть ему совсем не хотелось. Организм умер, не подавал признаков жизни.
Митя подошел к окну, глянул вниз… Невысоко, четвертый этаж. Хилый газон с нанесенными ветром желтыми листьями. Сумерки. Во дворе на детской площадке мамаши в кружок стоят, сплетни сплетничают, дети в песочнице ковыряются. Бабушки на скамейке свои беседы беседуют. Всюду нормальная, добрая жизнь. Вон и Дэн подкатил на своем «Вольво»… Сейчас поднимется…
Мите не хотелось общаться. Он подумал, что Дэн, наверное, презирает его, как и отец. И пить тоже не хотелось. Хотелось лечь, отвернуться к стене, притвориться спящим…
Митя и в самом деле уснул. Неожиданно крепко, будто душа того требовала. Может, она и впрямь требовала? Может, просто устала до невозможности. А может, сил набиралась, почуяв надежду на спасение. Душа все и всегда наперед чувствует…
И сон Мите виделся спокойный, из прежней жизни. Будто бы субботнее утро, и Ксюша стоит у плиты, сырники жарит. И солнце заглядывает в кухню сквозь желтую занавеску. И Майка хнычет над своей тарелкой с овсянкой — «не буду кашу, бутерброд с колбаской хочу…»
А потом во сне будто случилось что-то. Сначала солнца не стало. И Ксюша была уже не Ксюша. И будто он вглядывается в ее спину и понимает, кто это на самом деле… Конечно же, Вика. Это ее нервная худая спина, ее черные как вороново крыло волосы. Душа замерла от несоответствия, съежилась досадой. Потому что не могла Вика стоять у плиты и ловко переворачивать на сковороде сырники, да еще и в Ксюшином халатике… Да, нет у Вики в доме халатиков, есть только кимоно, которое по цвету к туфлям не подходит…
Митя проснулся в холодном поту, сел на постели, с силой потер ладонями лицо и подумал: черт, приснится же такое. Когда себя выпивкой убьешь, хоть сны не снятся, проваливаешься в темноту, и все. Митя тряхнул головой, прогоняя остатки сна, открыл глаза. Темно в комнате. Еще ночь, что ли?
Нащупал на тумбочке часы, глянул… Ага, половина пятого. Выходит, уже не ночь, но и утро еще не полноценное. Ни то ни се. И сна — ни в одном глазу. Сам виноват, не надо было так рано спать заваливаться.
Он снова лег и стал слушать, как поют птицы за окном. Красиво. Но Дэн в гостиной на диване громко храпел, и храп заглушал пение птиц. В комнате быстро светлело, а воздух был нежный, прохладный… Мите подумалось почему-то — как хочется жить… Нормально жить, радоваться утреннему пению птиц, розовому рассветному небу, вкусному воздуху ранней осени. С чистой душой жить, без всякой мутной зависимости. Не думать о любимой женщине с болью. Не ощущать постоянно — и тоже с болью! — ее незримого присутствия рядом. Ее лица, глаз, волос, гибкого змеиного тела… Вика, Вика, отпусти меня. Отпусти…
Сквозь дрему Митя услышал собственный стон, снова открыл глаза. За окном было совсем светло, пение птиц сменилось утренними звуками города, шелестом шин по асфальту, собачьим лаем, скрипом открываемой подъездной двери. Все нормальные люди на работу идут… А он, стало быть, в отпуске. Как там шеф давеча выразился? Или ты приходишь в прежнее деловое, рабочее состояние, или нам не по пути.
Надо же, а раньше и не думал ни про какое свое состояние. Просто жил, просто работал с удовольствием. Но, как оказалось, из него, из этого состояния, можно выскочить на раз-два, а обратно так просто уже не вернешься. И зря говорят, что работа спасает от всякого уныния. Ни черта не спасает. Потому что унылые работе не нужны, она их сбрасывает с себя, как лишний балласт… Сам спасайся, если хочешь.
