Екатерина Вильмонт - Артистка, блин!
— Да ладно, спи!
— Марьян, мне утром надо в город!
— Когда?
— Ну, часам к одиннадцати.
— Ладно, отвезут тебя, не волнуйся!
Марьяна ушла, явно обиженная. Странная она какая‑то стала, думала Варя, стоя под душем. Это, скорее всего, от безделья и неуверенности… Хотя такой дом, ребенок, муж, особо не побездельничаешь, даже несмотря на наличие прислуги. Или ее сглодало чувство вины? Да нет, непохоже! Подумать только, боится познакомить меня с мужем! Что ж это за жизнь?
Варя проснулась от ощущения, что на нее кто‑то смотрит. Открыла глаза. Возле кровати стояла маленькая девочка, державшая за длинный хвост игрушечную обезьяну. Девочка была прехорошенькая, черноглазая, черноволосая, смугленькая.
— Привет, — сказала Варя. — Ты Алуся?
— Я Алуся, а ты кто?
— А я Варя!
— Что такое Варя?
— Как что? Ты Алуся, а я Варя, имя у меня такое.
— Тогда надо говорить — Варюся!
— Варюся? Можно и Варюся! Хотя мне больше нравится Варежка!
Девочка нахмурила бровки.
— Варежка — это такая перчатка!
— Да, но меня многие так называют.
Девочка широко улыбнулась.
— Я тоже буду звать тебя Варежкой, можно?
— Можно! А ты откуда взялась?
В этот момент в комнату вошла Марьяна.
— Уже познакомились? Алуська, ты зачем разбудила тетю?
Ох, а я ведь ей и вправду тетя, мелькнуло в голове у Вари.
— Она сама проснулась! Правда, Варежка?
— Что это еще за Варежка? Эту тетю зовут… Светлана! — выпалила Марьяна. — Тетю зовут Светлана, а Варежка ее прозвище, еще школьное, мы с тетей Светой в одной школе учились!
Варя сидела на кровати, открыв рот от изумления.
— Алусик, беги к Юле, скажи, мы через десять минут будем завтракать!
— А почему тетя сказала, что ее зовут Варя?
— Иди‑иди, Алусик! Потом объясню!
Девочка выбежала из комнаты, волоча за собой обезьяну.
— Ты сошла с ума? — спросила Варя.
— Нет! Просто она скажет отцу, что приезжала тетя Варя… А я не хочу!
— Ну все, тогда я тоже не хочу! Вызови мне такси! И не волнуйся, твой муж меня не увидит и не услышит! С меня хватит этого идиотизма!
— Зачем такси, я дам тебе машину…
— А вдруг водитель догадается и скажет хозяину? — Ты думаешь?
— О господи! Дай мне телефон такси, я сама вызову!
— Нет, ты сначала позавтракаешь, а потом поедешь на нашей машине!
— Да мне кусок в глотку не полезет! Марьяна, подумай, ты же сама себя загоняешь в ловушку!
— Ничего подобного, просто мне так спокойнее!
— Мне пора! Я не буду завтракать!
— Ну, как хочешь! — пожала плечами Марьяна. — В таком случае машина будет через пять минут.
Ровно через пять минут Варя спустилась. В холле ее ждала Марьяна.
— Может, все же позавтракаешь? — робко спросила она.
— Спасибо, нет. Марьяна, я очень сожалею, что причинила тебе столько неудобств, извини, не предполагала… Но впредь не волнуйся, ты обо мне не услышишь! Всего наилучшего!
— Варька, ну как ты не…
— Меня зовут Светлана, ты забыла?
— Варюша, что с тобой? — спросила Надежда Михайловна. — Какие‑то неприятности? Как прошла встреча с сестрой?
— Дурдом! — только и смогла выдавить из себя Варя.
— Ты бледненькая! Завтракала?
— Нет, не могла…
— Пошли скорее на кухню. Сеня уже умчался. А я тоже еще не ела, только кофе выпила.
— Ой, а можно я вам все расскажу, вдруг вы мне объясните…
— Слушаю тебя, детка!
Варя во всех подробностях передала Надежде Михайловне разговор с сестрой.
— Ну, что скажете?
— Во‑первых, твоя сестра просто дура! Набитая дура. Во‑вторых, она, конечно, чувствует свою вину перед вашей мамой и, как следствие, боится кары. А худшей кары, чем уход богатого и, видимо, все‑таки любимого мужа придумать не может.
— А что же мне‑то делать?
— Плюнуть и растереть! Зачем тебе эта дура и эта дурь? Совершенно без надобности! Тебе сейчас надо о другом думать и заботиться.
— Да, наверное, вы правы… Господи, Надежда Михайловна, вы просто мой ангел‑хранитель. Вот поговорила с вами, и легче стало, — улыбнулась Варя.
Надежда Михайловна чмокнула Варю в щеку.
— Я бы хотела, чтобы у меня была такая дочь! Но Бог мне детей не дал. Зато послал тебя. Ох, что‑то много пафоса, так не годится! Я этого не люблю, Варежка!
Прошло несколько дней. Варя перебралась в снятую для нее однокомнатную квартиру. Предыдущая жиличка, тоже какая‑то артистка, оставила ей в наследство жуткую грязь и беспорядок. Сутки Варя драила полы, стены и сантехнику. Вымоталась здорово, но зато квартира приобрела жилой вид. Ничего, я еще здесь уют наведу, надо занавески в кухне повесить, цветочков купить и позвать на новоселье Шилевичей. Но из всего намеченного осуществить удалось только покупку цветочков. У метро она купила несколько кустовых гвоздичек, поразившись дороговизне цветов в Москве. На большее времени уже не было, она включилась в работу. Семен Романович долгими часами «выковыривал» из нее артистку, еще она брала уроки айкидо, одним словом, готовилась к съемкам. Семен Романович частенько на нее кричал и, если был ею сильно недоволен, заканчивал свои крики одной фразой: «Артистка, блин!» И все‑таки она чувствовала, что все не зря. Он не давал ей впадать в уныние.
— Ну, чего губы надула? Обиделась нешто? Ты, голуба моя, не имеешь права обижаться, нет у тебя пока такого права! И заслуг пока ноль! Я из тебя, чертова кукла, сделаю человека, а пока ты слушай, что тебе говорят! Ишь, губки надула! И чтоб не реветь! Чем дуть губы‑то, лучше б закусила губу и решила: ах так? Ничего, я этому старому хрычу еще покажу! Он еще будет мной гордиться! А нюни распускать последнее дело, поняла? Артистка, блин!
Вскоре она привыкла и к его крикам и к сумасшедшему ритму новой жизни. Домой добиралась поздно и замертво падала в постель. Вставала в шесть, час изнуряла себя гимнастикой, что‑то перехватывала и мчалась на занятия. Как‑то, войдя в лифт, посмотрела на себя в зеркало и удивилась. Она выглядела потрясающе! Просто я живу своей жизнью, наконец‑то живу своей жизнью!
Еще через неделю она вернулась домой в половине двенадцатого ночи и, выйдя из лифта, увидела, что у ее двери стоит какой‑то мужчина и звонит, неотрывно держа палец на кнопке звонка. Второй рукой он упирался в притолоку. Варя испугалась.
— Простите, вы ко мне? — наконец решилась она.
Он резко обернулся. Варя поняла, что он здорово пьян. Лицо у него было простое, даже простецкое, но незлое, нестрашное. Одет он был дорого и элегантно.
