Борис Бедный - Девчата
— Равны, но не одинаковы, — ответила Вера.
Тося растерянно поморгала, удивляясь по простоте душевной тому, сколько люди навыдумывали сходных и в то же время чем-то отличных друг от друга слов, за которые можно прятаться.
— Конечно, мне с тобой трудно спорить, ты вон сколько книжек проглотила, а только все это… одна умственность! А с этой самой красотой получается вроде денежно-вещевой лотереи: все платят по трояку за билет, один выигрывает золотые часы, а другому достается привет от министерства финансов!.. В общем, наломала тут природа дров.
— Так ее, природу! — вступил в разговор Ксан Ксаныч. — Закати ей, Тося, выговор.
— И закачу! Это ж совсем не по-нашему выходит: прямо сплошной капитализм! Родятся красивыми, а потом всю жизнь… Как это называется? — Тося растопырила пальцы ножницами и задвигала ими. — Купоны стригут, да, мама-Вера?
Вера молча кивнула головой. А Надя сказала сердито:
— Пустая это все болтовня! И чего завели?.. Так было, так и останется. Даже при полном коммунизме одни красивыми будут, а другие… так себе. Ничего тут не исправишь.
Кажется, все эти мысли о несправедливости природы были Наде не в диковинку.
— Нет, исправим! — убежденно заявила Тося. — Наука дойдет!
Она присела к столу и придвинула к себе задачник с таким решительным видом, словно собиралась ускорить победу науки. Но при первом же взгляде на ненавистную задачку с поездом вся похвальная Тосина решимость сразу испарилась, и стало ясно: не такое это легкое дело — торопить победный шаг науки.
— Наука, она, конечно, движется… — пробормотал Ксан Ксаныч, не понимая, почему Надя так близко к сердцу принимает весь этот шутейный разговор. — Может, еще доживем до такого дня, когда откроют мастерские для ремонта человеков. Надоел тебе, скажем, твой родной нос — забежал в такую мастерскую, сменил нос и пошел себе дальше с новым носом: хочешь — прямой, хочешь — с горбинкой!
Ксан Ксаныч сам первый засмеялся и тут же смущено закашлялся, прося извинить его за такое непростительное для пожилого человека легкомыслие.
— Приходишь с новым носом в общежитие, — радостно подхватила Тося, — а тебя не пускают: «Гражданка, вы тут не прописаны!»
— Хватит вам ерунду молоть! — угрюмо сказала Надя.
И Вера пристыдила Тосю:
— Узко ты на жизнь смотришь, с одной лишь точки. Как будто красота — это все! Можно быть счастливой и без особенной красоты, если семья дружная, любимая работа, все тебя уважают…
Тося пренебрежительно махнула рукой:
— Это все умственность и фантазия! Так только говорят, чтобы нас, горемычных, утешить… Ты покажи мне счастливую-рассчастливую из самой дружной семьи, чтоб она о красоте не мечтала. Что-то таких не видать!.. — Тося зевнула. — И почему, мама-Вера, меня сразу в сон кидает, когда со мной говорят про умные вещи?
— Не доросла ты еще до умных разговоров! — уязвленно сказала Вера и взялась за толстую книгу.
— Вот это точно! — охотно согласилась Тося и вдруг заулыбалась: — Ой, чего придумала-а!.. Если б я была природой, я бы так сделала. Рождается человек… Никакой. Ни красивый, ни страхолюдный, а совсем-совсем никакой, понимаете? А потом, когда он определится, годам этак к семнадцати, я на месте природы и стала бы выдавать красоту — кто чего заслужил. Все учла бы: и как работает, и как к подругам относится, жадный или нет, мечты разные — все-все… Получай по заслугам — и живи себе на здоровье! Вот тогда было бы по справедливости, а теперь и на росте норовят сэкономить, и личико тебе подсунут какое-нибудь завалящее, носи его до самой смерти!.. Ну как, мама-Вера, ловко я придумала?
— Чем бы дитя ни тешилось… — отозвалась Вера и еще раз попробовала наставить заблуждающуюся Тосю на путь истинный: — И как ты не поймешь: мало одной красоты для настоящего счастья! Ведь и Анфиса наша красивая. Может быть, красивей, нас всех в комнате…
— Не может быть, а так оно и есть! — перебила Тося: любовь к справедливости пересилила в ней неприязнь к ехидной своей соседке. — Вот только злая она, как ведьма! А красивый человек, я так считаю, должен быть добрый-предобрый: чего ему злиться, раз он уже красивый?.. Правда, Надя?
— Откуда мне знать? — удивилась Надя. — Это не по моей специальности: мне папа с мамой красоты недоложили…
— Надюша! — упрекнул невесту Ксан Ксаныч, зачищая сковородку корочкой хлеба. — Вечно ты на себя наговариваешь!
Надя начала убирать со стола. А Тося вдруг увидела мусор у порога, подошла к расписанию дежурств, приколотому к боковой стенке шкафа, и сказала с великим сожаленьем:
— Эх, не знала я, что сегодня Анфиса дежурная! Я бы ей показала, как на живых людей кидаться. Привыкла на чужих горбах выезжать, а все потому, что красивая… Да пропади она пропадом со своей красотой!
— Поболтала, Тося, и хватит, — решительно остановила ее Вера. — Сегодня я за тебя задачку решать не буду, не надейся. На твоем месте я бы не о красоте думала, а об учебе… Неужели тебе, кроме красоты, ничего на свете не хочется?
— Хочется… — тихо ответила Тося.
Заинтересованная Вера приподнялась на локте:
— Чего, если не секрет?
Тося зажмурилась и заговорила — быстро и горячо, как говорят о давней своей мечте:
— Ты только не смейся. Больше всего в жизни я хотела бы, чтоб у меня старший брат был… Родной старший брат! — Тося зачастила, опасаясь, что ее перебьют и не дадут досказать: — Чтоб и фамилия у него была, как у меня, и отчество, чтоб совсем-совсем родной, понимаешь? И чтоб старший — ну, хотя бы на два годика, а еще лучше — лет на пять… Чтоб он сильный был, умный и все в жизни знал. Чтоб с ним можно было посоветоваться в случае чего и все ему рассказать. Понимаешь: все-все!.. В общем, настоящий старший брат, как у других девчонок бывает… Ты не думай, он у меня как сыр в масле катался бы! Я бы ему рубашки стирала, галстук самый модный с получки купила, обеды из трех блюд готовила. Мы бы с ним вместе в кино ходили, и рано утром я бы его на работу будила!.. И еще… чтоб он не женился и всегда со мной жил. Ну зачем ему жениться? Попадется какая-нибудь модница или вертихвостка, только со мной рассорит… Чтоб его все хулиганы, вроде Фили, боялись и чтоб он на батю нашего был похож — хоть немножко…
Тося замолчала и боязливо открыла глаза. Ей показалось вдруг, что она слишком уж размахнулась в несбыточных своих мечтах и безудержно много требует от судьбы. И еще она боялась, что девчата поднимут ее на смех, но никто в комнате не усмехнулся даже, и только Ксан Ксаныч закашлялся ни с того ни с сего. Покореженное войной, детдомовское Тосино детство заглянуло в общежитие — и все вокруг притихли.
