Линда Ленхофф - Жизнь à la mode

На боку омара отпечатаны слова: «Не согласишься ли поужинать со мной в следующий вторник?» На меня производит впечатление как мастерство Тома в оригами, так и его умение заранее планировать события. Решаю поддразнить его.

Встаю и решительно заглядываю за перегородку:

– Спасибо за омара.

На столе Тома в углу лежит стопка цветной бумаги, рядом несколько остро заточенных карандашей. Держу в руках омара, словно не замечая напечатанного приглашения. Не знаю, зачем я это делаю. Сегодня понедельник. Я абсолютно счастлива в своем «кубике» с моими поющими китами, но испытываю странную тягу к издевательствам.

Том растерянно смотрит на меня и кончиком карандаша указывает на послание. Поворачиваю фигурку другой стороной.

– О! – удивленно восклицаю я, а затем: – Что это за слово?

Указываю пальцем на непонятное место, хотя никогда еще не видела более аккуратного текста.

– Поужинать, – тихо отвечает Том.

Осознаю, что в своем стремлении к остроумию я не оставила себе выхода, ни малейшего достойного повода отказаться. О чем мы будем говорить, то есть о чем буду говорить я за этим ужином, несомненно, более долгим, чем ленч? Может, пламя свечей изменит что-нибудь в характере кивков Тома и он заполнит паузы в беседе? Все эти мысли промелькнули в моей голове, пока я стояла, разглядывая бумажного омара. И все-таки это довольно оригинальный способ приглашения. Не хотелось бы испортить замечательную идею. А может, это нечто большее и во мне бурлит тайная страсть, в которой я не могу пока разобраться и не могу ее осознать. Наверное, потому, что стою в неудобной позе.

– Ну конечно, – соглашаюсь я.

Ну да ладно. Я никогда еще не встречала мужчин, складывающих омаров из бумаги.

Мама остановилась на двух чемоданах и двух сумках.

– Я думала, ты обойдешься одной сумкой, – заметила я.

– Обычное недомыслие, – ответила мама. – Всегда сначала проверь, какой авиакомпанией летишь. – Мы осматриваем ее раздутые баулы перед их с Ронни поездкой в Африку. Мама утверждает, что весь ее багаж легко поместится на одну тележку. Думаю, это будет очень тяжелая тележка. – Я не собираюсь вешать на Ронни свой багаж, – заявляет матушка. – Я независимая женщина.

– Отлично, – соглашаюсь я.

– Нет, он, конечно, может помочь, – продолжает она, доставая анорак из чемодана и перекладывая его в сумку, потом вновь достает его из сумки и умудряется запихнуть в другой чемодан.

Мама выпрямляется, и мы гордо взираем на коллекцию чемоданов, довольно элегантную, но тяжеленную. Мама уезжает в Африку на следующий день после официальной помолвки Джейни.

– Здорово, что четыре месяца жизни умещаются всего в двух чемоданах и двух сумках, – говорит мама. – И на одну тележку.

– Четыре месяца, – эхом отзываюсь я. – Ты уверена?

– Твоя мать авантюристка. – Мама добавляет в маленькую сумку еще одну баночку с репеллентом и одобрительно похлопывает туго набитую сумку.

– И сколько, по-твоему, кусающихся насекомых будет на вечеринке у Джейни? – интересуюсь я.

Мама недоуменно приподнимает бровь.

Что мне действительно нравится в галерее Макандерсон, где работает Джейни, так это чувство света, ощущение сказки. В двух залах, залитых светом, на скульптурах играют разноцветные блики. Тут скрытый прожектор, там вспышка света – и зал наполнен сверкающими стеклянными игрушками, и волшебные крупицы чего-то – что никак не может быть просто пылью – спиралями повисают между полом и потолком. Я всегда жду, что откуда-нибудь вынырнет чародей в остроконечной шляпе, похлопает меня по плечу, покажет магический кристалл и спросит, не хочу ли я узнать, как он все это делает. Но это, разумеется, испортит волшебный эффект.

Это неплохое место, где можно собрать много народу. Но я побаиваюсь выставок стеклянных скульптур, запруженных людьми. Мне и самой страшновато находиться в таком месте. Кроме того, я не слишком уютно чувствую себя на вечеринках, особенно на тех, где приходится стоять, да еще если кто-то стоит позади тебя. Мне все время хочется обернуться и посмотреть. Так я и верчусь волчком на месте, пытаясь разглядеть всех собравшихся. Сегодня вечером гости ведут себя так, словно их совсем не смущает обилие стеклянных изделий. А если это и пугает их, то они ловко скрывают свои страхи. Из-за сияющей подсветки и волшебной пыли, плавающей в воздухе, мне кажется, что все происходит словно в замедленном темпе. Мягкая, тихая музыка звучит над приглушенными голосами гостей, эта музыка не побуждает к безудержному веселью, но словно аккомпанирует моим движениям, неторопливым, как у старой улитки.

Мария, моя волшебница-крестная, неуловимым чудесным жестом вручает мне бокал шампанского.

– По крайней мере одна рука будет занята, – говорит она, вспомнив старую поговорку о праздных руках. – Ты знакома с Генри? – Мария знает, что нет, и все мои страхи улетучиваются, сменяясь любопытством.

– Генри, это Холли Филипс; моя старая подруга и сестра нашей вечной невесты, – представляет меня Мария.

Она клянется, будто ее нового приятеля зовут Генри Уордсворт Джеймс, и до сих пор рассказала о нем только то, что он работает в управлении городского транспорта и роскошно выглядит в ярко-оранжевом.

– У него действительно грязные руки, – гордо говорила она мне как-то.

Мария вовсе не высокомерна – она действительно восхищается теми, кто выполняет тяжелую, более того, грязную работу. А к машинному маслу у нее вообще особое отношение. Поэтому я первым делом внимательно смотрю на руки Генри, розовые и тщательно отмытые. И сразу появляется теплое чувство, что Генри подходящий парень. Мускулистый, светловолосый, чертовски привлекательный, нашего возраста, может, чуть моложе. Он приветствует меня радостно, но смущенно.

– У вас такое интересное имя, – говорю я между глотками шампанского.

– Думаю, родители возлагали на меня большие надежды. Наверное, я оправдал далеко не все, – поясняет он, виновато пожимая плечом.

– То есть вы не пишете? – интересуюсь я.

– Нет, что вы, меня тошнит даже от выписывания счетов за электричество!

– Ах, вот как, отлично. В любой компании всегда найдется человек, не написавший ни одного романа.

– Вот это я и есть.

– У Генри множество других положительных качеств, – заверяет меня Мария. – Он знает про все остановки метро и автобуса в штате. У него память как географическая карта. Как много карт.

– Да я просто знаю, где находится север. – Генри улыбается, глядя через правое плечо в том направлении, где я после долгих размышлений смогу найти север. Я порядком озадачена. – Порой это настоящее проклятие, – добавляет Генри.