Янина Логвин - Гордая птичка Воробышек
Воробышек тоже хорошо владеет мимикой, и я с радостью засчитываю за нами ничью.
— А разве у тебя есть невеста, Люков?
— Есть. Когда узнал, сам удивился, а потом уже поздно было открещиваться — увяз по уши! Сероглазая девчонка, аппетитная как булочка!
— Да-а? — она игриво опускает ресницы, поднимая руки на мои плечи. — А она об этом знает? Та, которая как булочка.
— Уверен, что догадывается, — целую я мягкие губы. — Хочешь, покажу фотографию, что стащил из ее дома? Она у меня красавица.
— Так уж и красавица? — птичка в сомнении ведет голым плечом.
— Именно!
Воробышек вздыхает, а я играю с ее волосами. Отвожу волнистые пряди от лица, пропуская их сквозь пальцы. Глажу сбитыми костяшками нежную щеку своей девочки.
— Какой ты самоуверенный, Люков, — замечает она, лаская меня теплым взглядом.
— Что есть, то есть, — соглашаюсь, вспомнив вдруг, какой удивительно чистой и наивной она показалась мне, впервые очутившись в моей квартире, и каким я себе тогда казался грязным. — Так ты ответишь «да»?
Я опускаюсь на колени, накрывая ладонью тонкое запястье, лежащее на моем плече, и наконец говорю то, что чувствую, заглядывая с надеждой в распахнувшиеся любимые глаза.
— Воробышек, я хочу тебя целиком и полностью. Рядом, на всю жизнь. Я хочу засыпать с тобой и с тобой просыпаться, любить тебя каждую минуту, с каждым биением своего сердца только сильней. Моя сказочница, я хочу быть твоим мужем.
* * *«Мамин взгляд полон укора и неодобрения, а еще усталости. Я только что сказала ей, что остаюсь с Ильей и понадеялась на порядочность Босса, вызвавшегося самолично доставить маму домой в Гордеевск, пролистав в руке, но так и не дав ей обещанный телефонный номер Люкова.
— Значит, так официально, да? Илья Люков? — вспоминает мой промах Илья, когда мы два часа спустя лежим в его спальне, и я, воспользовавшись короткой передышкой между нашими ласками, ускользнув на миг из рук, что сводят меня с ума, оторвавшись от губ, что кружат голову, сев в кровати, пытаюсь узнать, как мама добралась домой.
Люков мягко отбирает телефон и смотрит в адресную книгу абонентов.
— Ну, наверное.
— Измени, — шепчет, прижимаясь грудью к моей спине и целуя в затылок. Крадется пальцами по плечам. — Воробышек, измени, я так хочу.
Он так нежен со мной, так невозможно ласков, что мне ничего не остается, как выгибаться под его руками урчащей кошкой.
— Ммм… Но как же мне тебя записать, Илья? — спрашиваю, накрывая на своей груди его ладонь, подставляя шею под опаляющее кожу горячее дыхание.
— Придумай, птичка, ты же у меня романтик и выдумщица. Согласен быть хоть злым Мордредом, лишь бы только твоим рыцарем.
— Скажешь тоже! — я смеюсь, почему-то краснея от воспоминаний о нашем с Ильей совместном проезде на красавце Валдае и моей шуточной речи, эмоционально произнесенной с трибуны паддока. — А я? Как я записана в твоем телефоне? — в смущении пытаюсь перевести разговор на себя. — Наверняка, „Воробышек“!
— Не угадала, — ворчит Люков, и я улыбаюсь, уклоняясь от щекочущего шею подбородка.
— А как же тогда? — спрашиваю, опрокидываясь под руками Ильи на подушку.
— Догадайся.
— Женя? — пробую как вариант.
— Нет.
— Дай посмотреть!
— Не-а…
— Ну, пожалуйста, Люков!
— Еще!
— Что?
— Попроси! Нет. Не так.
— Вот так?
— Да, уже лучше! — довольно улыбается Люков, когда я оказываюсь на нем верхом и тянусь рукой к прикроватной тумбе. — Женька, ты сводишь меня с ума… О-ох… Отдай телефон, заноза! Не то укушу! Как вампир, вот сюда!
— Еще чего! Не отдам! Теперь он мой! — я глупо радуюсь добытому трофею, поднимаю телефон над головой и, увернувшись от рук Люкова, подношу к глазам. — Сейчас узнаю все твои тайны, — грожу ему пальцем, внезапно прерываясь в дыхании. — И вампиры сюда… ммм… не кусают… Илья?
— Да? — пальцы Люкова сжимают мою талию, язык щекочет грудь, а я смотрю в экран телефона, на знакомые цифры своего номера, на надпись над ними, разом растеряв весь свой исследовательский пыл. Признаюсь растерянно:
— Я не знаю, что сказать.
— Скажи первое, что придет на ум, — великодушно разрешает он.
— Здесь написано: „Глупая смешная птичка“.
Люков смеется. Громко и с удовольствием, запрокинув голову. Легко приподнимает меня над собой, целуя в живот. Опрокидывает на широкую грудь, падая вместе со мной на подушку.
— Да ты, оказывается, лгунишка у меня! Та еще обманщица! Там написано „любимая“, и за ложь, мой хитрый изворотливый воробышек, тебе полагается крепко поцеловать меня…»
— …Моя сказочница, я хочу быть твоим мужем.
Я смотрю на него, на то, как серьезен его взгляд, как он замер в ожидании моего ответа, и касаюсь ладонью любимого лица.
— Илья, ты ведь знаешь, что я отвечу «да»? Что не смогу без тебя.
— Знаю.
— Что я люблю тебя.
— Да, птичка.
— Что никогда не стану ни с кем делить. Никогда и ни с кем, сколько бы лет нам ни было.
— Знаю, родная, — он встает и обнимает меня. Гладит по волосам, прижимая к себе. — Знаю и чувствую то же, что ты.
— Ну, тогда надо сказать Боссу, что твоей невесте вовсе не нужен молодой жеребец с элитной родословной. У нее уже есть один, хватит.
Каждый раз, когда я заставляю его смеяться, у меня замирает сердце от того, каким новым он предстает мне. Только для меня открываясь, только со мной теряя всю присущую ему холодность.
Снежный Кай — вовсе не снежный, а для своей Герды очень даже внимательный и горячий.
Мой Люков!
— Я надеялся, что не разочарую тебя, птичка, но такое сравнение даже мне льстит! Жеребец, говоришь?..
Он легко подхватывает меня на руки и уносит в ванную комнату. Включив душ, смывает с моих бедер следы муки, отворачивает от себя, выписывая пальцами на моей попе круги и целуя спину, и когда, наконец, наше дыхание предает нас, я легко прогибаюсь ему навстречу, разрешая любить себя так, как это умеет только он, — нежно, со всей страстью. Со своим мужчиной без стеснения и стыда.
— Илья, а ведь я даже не знаю, сколько тебе лет.
— Двадцать три. — В доме Люкова нет моих личных вещей, и он облачает меня в свою рубашку; усадив к себе на колени, сосредоточенно застегивает на мне пуговицы и закатывает рукава, делая это с видимым усердием и удовольствием. — Я совсем старик для тебя.
Да уж. Наши даты рождения разделяет три года и пять мартовских дней, но мне не хочется сейчас упоминать об этом.
— Так значит, твой отец ничего не напутал, и ты действительно сегодня именинник? — возвращаюсь я к нашему разговору.