Биверли Бирн - Огненные птицы
Она выбрала платье из светло-голубого крепдешина с короткой юбкой в складку, едва доходившей ей до колен. Это платье полгода назад, еще тогда, в другой жизни откопала на какой-то распродаже Лой и настояла на том, чтобы Лили его непременно купила. Это воспоминание вызвало у Лили раздражение, не собиралась она сейчас предаваться размышлениям о Лой.
– Пойдем, – коротко сказала она.
Они прибыли к вечернему ритуалу, предшествовавшему ужину одними из последних. Марк, Мануэль и Сьюзен, стоя у камина о чем-то разговаривали. С ними был еще какой-то пожилой мужчина. Когда Энди и Лили вошли в библиотеку, этот стоявший чуть поодаль, пристально посмотрел на них. Разговор затих, в столовой повисла напряженная тишина.
В полном молчании Лили проследовала вперед, казалось она каждым своим шагом добавляет напряженности в эту и без того достаточно наэлектризованную ситуацию, несколько любопытных пар глаз следили за ней. Наконец она остановилась перед своим отцом.
Первым заговорил он, не желая, видимо, терять время понапрасну на эти лицемерные представления кто есть кто.
– Стало быть, это и есть Лилиан, – проговорил Диего на своем безукоризненном английском.
Она почувствовала, как Энди придвинулся к ней ближе и взял ее за руку, но не отводила глаз от Диего.
– Лили, – поправила она его, удивляясь себе, потому что, в общем, ничего не имела против такой интерпретации ее имени.
– Хорошо, Лили так Лили, – согласился Диего. – И вы, значит, выходите замуж за Энди. Очень хорошо, я одобряю.
Лили онемела. Он что, на самом деле вообразил себе, что все только и ждут его одобрения или запоздалого благословения? Она смотрела в его глаза, которые были того же цвета, что и у нее, заметила небольшую ямочку у него на подбородке. Лили жаждала увидеть в этом лице хоть каплю сострадания или заинтересованности, но Диего сохранял маску безразличия.
Мануэль переводил взгляд с Диего на Лили. Он выжидал – все сейчас выжидали. Все ждали, когда же Диего произнесет нечто фундаментальное, свидетельствовавшее о признании им Лили в качестве своей дочери. Но этого не произошло.
Марк откашлялся.
– Вероятно, есть смысл поужинать?
И вся небольшая группа скопом двинулась в столовую; каждый играл заранее отведенную ему роль, словно ничего особенного и не произошло. Марк рассаживал присутствующих. Диего было рекомендовано усесться справа от Марка, Энди занял место рядом с Лили. Еда была, как обычно, восхитительная, мало-помалу завязалась и застольная беседа. Марк ухитрился втянуть Диего в какую-то запутанную дискуссию по не менее запутанному вопросу, имевшему отношение к международному банковскому праву. Сьюзен, Мануэль и даже Энди поочередно вставляли свои комментарии и замечания.
Только Лили не произносила ни слова.
Голоса остальных доходили до нее словно издалека, их заглушала какофония других голосов, тех, которые старались перекричать друг друга. У нее кружилась голова. Один раз Энди склонился к ней и прошептал.
– Так держать!
– Все в порядке, – шепотом успокоила она его.
Но было все как раз не в порядке. Она изо всех сил старалась не свалиться в бездну отчаянья, не дать засосать себя болоту безнадежности и стыда. Ее опущенные под роскошную скатерть роскошного стола руки сжались в кулачки, да так, что ногти впивались в кожу ладоней и боль от этого, казалось, помогала ей сохранять рассудок и контроль над собой, хоть как-то ощущать свое физическое присутствие на этом свете. К дьяволу этого Диего! Не доставит она ему такого удовольствия, как созерцание ее истерики или демонстративного ухода из-за стола. Она выпрямилась, повернулась к Сьюзен и поинтересовалась у нее, сколько же лет этим изумительным хрустальным подсвечникам.
– Они привезены из Франции, – ответила Сьюзен, поняв каких героических усилий стоило Лили держать себя в руках. – Своим появлением в доме они обязаны Чарльзу Мендозе, который выиграл их в карты. Лет до пятидесяти Чарльз был вполне благопристойным джентльменом, потом вдруг стал испытывать болезненное пристрастие к карточной игре, видимо пытаясь азартной игрой поправить свое довольно шаткое финансовое положение.
Внезапно Диего обратил свой взор на двух женщин.
– Все, истории, житейские истории… В семье Мендоза жить без них не могут, – язвительно прокомментировал он.
– Но ведь именно они и составляют нашу большую историю, Диего – защищалась Сьюзен. – Наше право первородства, можно сказать.
– Или наше проклятье, – ядовито добавил он.
– Тебе не нравится, когда пересказывают старые легенды? – спросил Марк.
Диего вздохнул.
– Наверное, все-таки не нравится, я не могу сказать точно. – Он искоса взглянул на Лили. – Одно могу сказать с определенностью – все эти экскурсы в прошлое иногда очень болезненны. Никогда нельзя быть уверенным до конца, что за скрытые обманы подкарауливают тебя, и как ты воспримешь их позже.
Лили уже открыла рот, чтобы ответить ему. Ей очень хотелось сказать ему, что это не она обманщица, а скорее, наоборот, но прежде чем эти слова были произнесены, она заметила негодующе-протестующий жест Диего и восприняла это как требование молчать.
А ужин тем временем продолжался. Все старались перещеголять друг друга в подаче факта неожиданного приезда сюда Диего, как чего-то само собой разумеющегося, будто присутствие на ужине его самого, или присутствие неизвестно откуда взявшейся дочери, не было чем-то совершенно беспрецедентным, как и его беседы с дочерью, которую он до этого в глаза не видел. Лили никак не могла заставить себя не смотреть на него, но он с неутомимой последовательностью ни разу не взглянул в ее сторону.
«Задумайся о нем, – говорила себе Лили. – Попытайся понять его, проанализируй его поведение. Попытайся смотреть на него просто как на обычное человеческое существо. На обычного человека, каких миллионы, а не как на некого монстра, вдруг выплывшего из ее прошлого. И о том заодно, что именно тот человек, существует в действительности, а не тот, о котором она мечтала и видела в снах, и который, якобы любил ее еще до ее рождения, который заботливо откладывал деньги на ее образование и жизнь – того человека не было на свете. Это она Лили Крамер, выдумала его, а теперь пришло время избавляться от этой иллюзии».
Диего не выглядел моложе своих семидесяти одного года, но красота, которая отличала этого человека в молодости, не поблекла окончательно, она все еще сохраняла ауру. Легко было понять Лой Перес, которая однажды увидев его, свято уверовала в его неотразимость. Несомненно, противостоять этому человеку было невозможно. В какой-то момент внутреннего озарения Лили поняла, почему Диего так возжелал увидеть ее.
