Дженнифер Блейк - Тигрица
На самом деле Рафаэль совершил еще несколько подвигов, о которых ее мать не упомянула, но Джессика не стала ее поправлять. Слабо улыбнувшись, она сказала:
— Конечно, если учесть все это…
— То что?
— Что — что?
— Не прикидывайся тупицей. Я тебе точно говорю.
Джессика попыталась взглядом остановить мать, но у нее ничего не вышло. Арлетта никогда не была особенно восприимчива к взглядам и намекам.
— Хорошо, — сдалась она. — Наверное, я влюбилась в него в тот самый момент, когда впервые вошла в его офис в Рио. Или, в крайнем случае, после того, как мы в первый раз поцеловались.
— Тогда почему, ради всего святого, ты позволяешь ему уехать? Один раз ты уже совершила эту ошибку, и вот теперь все повторяется снова, да? Неужели ты так никогда ничему и не научишься?
— Но я же не могу сама бегать за ним! Взгляд Арлетты, исполненный усталого, бесконечного терпения, оставался непреклонным.
— Почему бы и нет?
— Потому!.. — ответила обидевшаяся Джессика.
— Ага, значит, ты тоже считаешь, что женщина должна ждать, пока с ней не заговорят о любви открытым текстом? Какой бред!
— Не бред, а обычная женская гордость. И еще я боюсь, вдруг он скажет или сделает что-нибудь не то? Не то, чего я от него жду? Я не хочу выглядеть круглой дурой.
— Милая моя, в жизни бывают вещи похуже, чем это. Вместо того чтобы выглядеть дурой, ты можешь быть ею.
В голосе Арлетты прозвучала такая горькая ирония, что Джессика поняла, что ее мать говорит в большей степени о себе самой. Но, если она и сожалела о том, как все повернулось в ее жизни, она старалась не подавать вида.
Жестом отчаяния Джессика запустила в волосы пальцы обеих рук.
— Я знаю, что это значит. Я уже наделала немало глупостей! — воскликнула она и, увидев вопросительно приподнятые брови матери, пояснила:
— Это я прогнала его в прошлый раз.
На мгновение между ними установилась напряженная тишина. Арлетта пристально вгляделась в дочь, потом негромко спросила:
— Почему ты это сделала?
— Я думала, что не могу ему доверять. Я думала, что это он прислал деду фотографии. Я боялась, что он узнает о моих чувствах. И еще… О, причин было множество, но главное, мне казалось, что он сам может этого хотеть.
— Хотеть расстаться с тобой? — уточнила Арлетта, и Джессика кивнула с самым несчастным видом.
— И теперь вы оба страдаете, — подвела ее мать неутешительный итог.
Джессика всхлипнула.
— Теперь, после того как ты ткнула меня носом во все факты, мне кажется… Я думаю, что ошиблась.
— Наконец-то я сделала что-то полезное! — воскликнула Арлетта, широко улыбаясь. — Ну и что ты думаешь предпринять?
— Я… я не знаю.
Джессика действительно не знала. Она предложила Рафаэлю развод, надеясь по его реакции угадать, что он на самом деле чувствует. Она сознательно искушала его свободой, но он швырнул эту свободу ей в лицо, причем сделал это в такой форме, что она по-прежнему не могла быть ни в чем уверена.
— Решай скорее, — поторопила ее мать. — Рафаэль уже спустился вниз, чтобы идти к самолету, а бензовоз проехал туда примерно полчаса назад.
Джессика потерла лицо ладонью, потом крепко прижала сжатые кулаки к ноющим вискам.
— Я не знаю, что делать, потому что не знаю, как будет лучше для всех. И, главное, я не знаю, чего ждет от меня Рафаэль.
— Так всегда и бывает, — утешила ее Арлетта. — Разве тебе это неизвестно? Но послушай, Джессика, что бы ты ни решила, я ни слова тебе не скажу. Ты ничего мне не должна, и я не хочу распоряжаться твоей жизнью. Я хочу только одного — чтобы ты была счастлива.
Улыбка Джессики была жалкой.
— Хорошо, я постараюсь… мама.
После этого Арлетта ушла, оставив ее одну, что с ее стороны — учитывая все обстоятельства — было весьма предусмотрительно и мудро. Джессика еще некоторое время стояла у перил, глядя, как сгущаются сумерки и небо становится фиалково-лиловым. И постепенно ее мысли обратились к другому вечеру — к вечеру того самого дня, когда после свадьбы они с Рафаэлем впервые остались вдвоем. Она не только пережила этот вечер, но нашла его великолепным и ни на минуту не забывала об испытанном ею блаженстве.
«Тигрица» — Рафаэль называл ее своей тигрицей. Что ж, это было только справедливо — вряд ли ее можно было считать ручной или хотя бы укрощенной. Но только с ним она действительно чувствовала себя грациозной, красивой, сильной. Только во время их первой брачной ночи — неповторимо волшебной и прискорбно короткой — Джессика ощущала глубокое родство и неразрывную связь их тел и душ, разговаривавших друг с другом на каком-то таинственном, древнем языке. Ничего подобного она не испытывала даже в самых смелых снах, и потом ей так не хватало этого ощущения безграничной любви и тепла.
И она поняла, чего она хочет больше всего на свете.
…Женщина, которая знает, чего хочет, добивается этого.
Теперь она знала это, но хватит ли ей характера и силы воли, чтобы первой протянуть ему руки? Осмелится ли она отбросить робость и снова стать тигрицей?
Жалеть стоит лишь о том, чего ты не сделал. Это сказала Мими Тесс — Мими Тесс, которая, как и ее дочь Арлетта, тоже когда-то сделала не правильный выбор, покинула человека, которого любила, и заплатила за это по самому большому счету.
Но, если она справится с собой и первой отважится сделать шаг к примирению, примет ли Рафаэль ее? Сможет ли она стать такой женщиной, какая ему нужна? Чего он хочет от нее на самом деле?
Она увидела на дороге отъезжающий топливозаправщик и стала поспешно спускаться по ступеням. Очутившись внизу, Джессика бегом устремилась ко взлетной полосе. Времени оставалось совсем мало — она и так раздумывала непозволительно долго.
Джессика очень хорошо представляла себе, как Рафаэль и Карлос в последний раз проверяют все системы самолета, как Пепе, закрыв глаза, неподвижно сидит в кресле, пристегнувшись ремнями, и ждет, пока самолет начнет разбегаться и взлетать. В ее распоряжении оставались, должно быть, считанные минуты. О том, чтобы взять машину, Джессика даже не задумалась — она не была уверена, что быстро найдет ключи, которые накануне куда-то засунула. В любом случае, напрямик, через болота, она могла бы добраться до самолета гораздо быстрее, особенно если побежит изо всех сил.
Но самолет стоял намного дальше от дома, чем ей казалось. А может быть, она просто выбрала не ту тропинку. Когда-то большеглазая и худая девчонка, носившаяся здесь вместе с Ником и Кейлом, знала в камышах каждую сухую дорожку, каждую кочку, но с тех пор прошло уже немало лет. И дело было не в топографии болот — это она сама утратила кураж, проворство, непоколебимую уверенность в себе и ощущение собственной правоты, которая когда-то стояла за всеми ее поступками и желаниями. Но она снова может стать такой, как была. Если постарается. Если очень-очень постарается.
