Сьюзан Одо - Грехи и грешницы
— Прости меня! — хныкала она. — Прости! — Анна повторяла эти слова снова и снова, обращаясь к своему неродившемуся ребенку, к Каллуму, к самой себе, — повторяла до тех пор, пока не забылась беспокойным сном.
Когда она наконец проснулась, в комнате было темно — только вдалеке светились огни Вест-Сайда. Включив настольную лампу, Анна посмотрела на часы. Два часа ночи. Нагнувшись, она снова пододвинула к себе автоответчик и вновь включила воспроизведение в надежде на сообщение, которого, как она прекрасно знала, там не было.
Во рту пересохло, и Анна устало доплелась до холодильника и налила себе сока.
«Выпей апельсинового сока… тебе нужны витамины…»
Казалось, она слышит его голос. Желание видеть Каллума мгновенно перешло в ненависть. Как смеет он ее так наказывать! Почему он ее не утешает, почему его здесь нет?
Немного успокоившись, она вернулась к телефону и набрала номер Каллума. На четвертом гудке его автоответчик сработал, и в трубке зазвучал знакомый голос.
— Подонок! — завизжала Анна и бросила телефон на пол. — Бессердечный гребаный подонок!
Чувствуя страшную усталость, она нагнулась, подобрала телефон и, поставив его на место, двинулась в спальню. Глядя в темноту, она вспоминала, как все было в первый раз — как он нес ее сюда на руках, прижимаясь губами к ее груди. От этих воспоминаний ей стало совсем плохо. Почему его сейчас здесь нет? Почему?!
Щелкнув выключателем, она тут же заметила на столе связку ключей. Его ключи. Ключи от ее квартиры!
Она представила себе, как он стоит здесь, играя ключами, а затем бросает на стол с таким видом, будто ему все равно, будто она для него ничего не значит.
Медленно, пересиливая себя, она подошла к шкафу, где он хранил свою одежду. Пусто! Анна повернулась и посмотрела на туалетный столик. Вместе с двумя фигурками из слоновой кости, которые Каллум оставлял здесь, исчез лосьон после бритья.
Она тяжело опустилась на кровать. Уехал. И забрал все с собой.
* * *Все выходные она просидела у телефона, ожидая звонка и повторяя про себя те слова, которые ему скажет. Анна не сомневалась, что Каллум позвонит… когда-нибудь — когда захочет услышать ее мнение. Однако он не звонил, а на оставленные на автоответчике сообщения никак не реагировал.
Жанна приходила ее проведать, одновременно излучая сочувствие и оптимизм. Анна была благодарна ей за участие, хотя и не хотела, чтобы кто-то вторгался в ее личную жизнь.
В понедельник утром она пришла в редакцию позже обычного. Ей это показалось или на нее действительно смотрели как-то странно? Неужели все знают, что она сделала аборт? Неужели они сидят и втихаря обсуждают ее поступок? Анна сказала секретарше, что проходит тесты для медицинской страховки, однако девушка вполне могла подслушать ее разговор с доктором Левисом. Или же Жанна проболталась.
Опустившись в кресло, Анна безучастно посмотрела на разложенные на столе бумаги. Затем включила компьютер и стала просматривать текст, одну страницу за другой, абсолютно не понимая, что там написано.
За полупрозрачной стеклянной дверью можно было видеть целую очередь желающих получить аудиенцию.
Анна нажала на кнопку селектора.
— Да, Анна?
— Кто хочет меня видеть?
— Люси нужно, чтобы вы одобрили разворот, — после короткой паузы ответила секретарша. — Майку срочно необходимо переговорить с вами относительно второго номера, а Жанна принесла обложки, которые вы хотели видеть.
— Ладно. Попросите Жанну войти и скажите остальным, что мы их вызовем по селектору, когда я освобожусь.
— Будет сделано!
Снаружи послышались приглушенные голоса, и очередь рассеялась. Постучав по стеклу, Жанна просунула голову в дверь.
— Можно?
— Конечно, — кивнула Анна. — Что принесла?
Положив перед начальницей новый вариант обложки, Жанна ждала ее реакции. Пристально посмотрев на пленки, Анна подняла взгляд и улыбнулась.
— Вот эта подойдет, — проговорила она, отодвигая одну из них в сторону.
— Точно? Может, сделать заголовки покрупнее или еще что-то? настаивала Жанна, не привыкшая к легким победам.
— Тебе хочется поспорить?
— Нет. Все получилось великолепно. Я пущу это в ход.
Опустив глаза, Анна начала перебирать бумаги, лежащие на столе. Когда она вновь подняла голову, Жанна все еще была здесь.
— Что-нибудь еще?
Не ожидая приглашения, Жанна села и наклонилась вперед.
— Каллум! Он звонил моей секретарше. Похоже, О'Нил решил отменить съемки, о которых договаривался с нами. Сказал, что на время уедет собирается в Восточную Европу для работы над каким-то книжным проектом или что-то в этом роде.
Анна ничего не ответила. К горлу подступила тошнота. Она смотрела перед собой невидящим взглядом.
Наклонившись, Жанна сжала ее руку.
— Мне очень жаль, Анна. Может, ему просто нужно время. Ты знаешь, как это бывает…
— Все в порядке, — через силу ответила та. На ее ресницах повисли слезы, и она очень надеялась, что они не упадут. — Со мной все хорошо, прошептала она и стиснула руку Жанны.
Не желая смотреть в глаза подруги — возможно, боясь заметить в них жалость к себе, — Анна отдернула руку, отвернулась к компьютерному экрану и сделала вид, будто что-то ищет в тексте.
Когда за директором по оформлению наконец закрылась дверь, Анна поникла в кресле и глухо застонала, мучаясь от терзавшей ее нестерпимой, нечеловеческой боли.
* * *В следующие дни и недели Анна находила спасение в работе. В промежутках между редакционной суетой и мучительными ночными часами ей было безразлично, куда идти и что делать. Память, словно палач, безжалостно пытала ее, заставляя признаться в допущенной ошибке. Она снова и снова, словно старый видеофильм, мысленно прокручивала одни и те же сцены и каждый раз находила в них новый смысл, хотя слова оставались прежними, да и конец тоже.
Примерно через месяц после аборта ей пришлось отчитываться перед правлением. В ней заметили перемену — она как будто стала рассеянной; поговаривали, что это связано с личными проблемами. Последний номер получился не слишком удачным, не так ли? В нем нет искры, нет того свежего взгляда, которым отличался предшествующий. В общем, члены правления недовольны тем, как идут дела. К концу недели они пожелали просмотреть планы трех следующих номеров.
Анна понимала, что они правы. Да, минувшие четыре недели она работала не в полную силу, причем об этом знали все. Но положение еще не безвыходное. Многое можно изменить.
Полагаясь на свое чутье, она с головой ушла в работу. До пятницы еще четыре дня. Она успеет! К несчастью, в среду последовал еще один звонок, лично от Гая Поркаро, — ее вызывали в пентхаус. Там без всяких церемоний ей вручили чек и объявили, что в ее услугах больше не нуждаются.
