Дениза Робинс - Только мои грёзы
— Я не ожидал тебя, — сказал он. — Разве ты не могла позвонить и предупредить, чтобы мы приготовили ужин?
Она на него не смотрела, движения ее были нервными.
— Я не особенно беспокоюсь о еде. Всегда можно сходить в ресторан Фишермана. Меня интересуют напитки.
Джулиан нахмурился. В нем поднималось давнее раздражение. Он ненавидел ее пристрастие к алкоголю в любое время суток. Он перевел взгляд на молодого человека с белым миниатюрным пуделем на руках. До чего неприятный субъект! Сам похож на пуделя со своим белым лицом с заостренными чертами и маленькими любопытными глазками. Одет он был слишком изысканно, волосы были слишком длинные и прилизанные, а когда он поравнялся с Джулианом, тот заметил, что от гостя неприятно пахнет бриллиантином.
— Не вноси сюда Мици, не дав ей размять ножки, прошу тебя, Оззи, — сказала Клодия.
Молодой человек посмотрел на Джулиана, моргая длинными ресницами.
— Вы знакомы с Мици? Не правда ли, она божественно очаровательна?
— Не думаю, что мне доставит удовольствие знакомство с кем-то из вашей компании, — ответил Джулиан.
Клодия зевнула и махнула рукой.
— Оззи, это мой муж. Тебе надо вести себя здесь примерно: он прямо набит хорошим воспитанием и строгостью.
Оззи улыбнулся как ангелок:
— Замечательно, дорогая Клодия. Не хочет ли Мици немного выпить?
Джулиан ответил за жену:
— Мици подождет. Мне нужно немного поговорить с женой. Пожалуйста, Клодия.
Она посмотрела на него недовольно:
— Ну, началось! Лекция сразу по приезде. Не зря я нечасто навещаю тебя, Джулиан.
Он постарался подавить раздражение, которое она всегда провоцировала своим ерничанием и ужимками. Он знал что это больше всего происходит оттого, что он не может и не хочет растратить свой капитал на ее дикие причуды. Он сам всегда считал свое поведение с нею разумным, но разум уже не был резоном для Клодии. Но он решительно взял ее под руку и повел в гостиную. Он по-прежнему беспокоился о Мин, одиноко сидящей в библиотеке.
— Ну, Джулиан, — сказала Клодия, — если ты сейчас начнешь говорить, что мне хватит одной порции джина или что тебе не нравятся мои друзья, я просто уеду назад в Лондон.
— Можешь пить джина сколько хочешь, только не надейся, что за мой счет. Но я вовсе не ищу общества твоего нового приятеля. Какого дьявола ты выбрала этого размазню?
— Оззи не размазня, а замечательный пианист Освальд Аллардин, сын одиннадцатого графа Сент-Финнегана.
— Сочувствую этому ирландскому пэру, породившему Оззи, — сказал Джулиан.
— Ты закончил? — Она тряхнула головой, бросив на него испепеляющий взгляд.
— Зачем ты сюда явилась?
Она пожала плечами:
— В квартире было страшно жарко, и я подумала, что у реки вечером будет приятно.
— Поэтому я должен позаботиться об угощении для твоего инфантильного пианиста и его пуделя?
Она рассмеялась, достала пудреницу и напудрила нос.
— Ты так мил. Ты так хорошо меня принимаешь.
— Я предпочел бы тебя без этого Освальда с пуделем.
— Большое спасибо. Мици — моя собачка.
— Смотри, чтобы Фрисби не съел ее.
— Это старое чудовище еще не сдохло?
Джулиан стиснул зубы.
— Собака, дорогая Клодия, — мой старый, верный друг, куда вернее, чем… — Он замолчал.
— Чем твоя жена, хочешь сказать? — спросила она с резким смешком. — Ну, это была бы неправда. Я тебе всегда верна, дорогой. Оззи интересует меня только как прекрасный, завораживающий меня музыкант и как верный раб. Я люблю рабов, мужчины меня не интересуют.
Может быть, здесь есть доля правды, подумал он. Клодию интересует только то, что она может получить от мужчин, которые ее окружают. Может быть, пэр дает своему сыну хорошие деньги, которые тот щедро тратит на Клодию? Она слишком хитра и жадна, чтобы идти на риск развода, пока не будет уверена, что от кого-то можно получить больше, чем от него. Именно ее холодную алчность он больше всего ненавидел в ней. Он бы отнесся с большим пониманием к неверности из-за любви. И снова он подумал о Мин.
— Ну ладно, коли ты здесь, — сказал он, — надо подумать, чем угостить вас.
— Есть напитки в доме?
— Джин и немного вина.
— Ну, пойдем в библиотеку и сделаем коктейль.
Когда она направилась к двери, он встал у нее на пути:
— В библиотеке тебе предстоит кое с кем встретиться, Клодия.
Нервным движением она поправила прическу:
— Только не говори, что пригласил к ужину викария.
— Нет. Это… девушка.
Тут Клодия застыла на месте. Глаза ее расширились от удивления и радости. Она разразилась смехом.
— О небо! Значит, я выбрала неподходящий момент, чтобы навестить моего любящего мужа? Не говори мне, что у тебя любовная интрижка. Я этого не перенесу.
Джулиан сцепил руки за спиной. Он был уравновешенным человеком, но Клодия почему-то провоцировала в нем злобу Ему захотелось схватить ее за плечи и потрясти.
— Это не любовная интрига, — ответил он сквозь зубы.
— Тогда кто же она?
— Мисс Корелли.
— Никогда не слыхала о такой.
— Не мудрено.
— Местная?
— Нет. Она еще ребенок. И не из тех, что ты называешь «нашего круга», дорогая Клодия. Она из пригорода Лондона и немного наивна.
Клодия теперь смотрела на Джулиана с тайным злорадством и искренним любопытством.
— Как интригующе! Наивное дитя из пригорода по имени мисс Корелли. Мисс Корелли-без-орхидей, — усмехнулась она.
Джулиан потерял терпение:
— Да заглохни ты, ради Бога!
Она пожала плечами и беспокойно потрогала брошь с драгоценными камнями на груди.
— Джулиан, милый, покайся, если хочешь. У тебя — подружка, кому какое дело? Мне — никакого, и…
— Она мне не подружка, — воскликнул Джулиан, — и мне не в чем каяться!
— Так кто же тогда мисс Корелли?
Черт возьми, теперь, когда надо все рассказать Клодии, это оказалось как-то сложно и двусмысленно. Его раздражало то, что Клодия немедленно заподозрила дурное в том, что он дал приют этой несчастной девушке. Он кратко рассказал, что произошло.
Клодия молчала. Она верила каждому слову Джулиана, слишком хорошо она знала его. Всем известно его великодушие, любовь к больным детям, доходягам-животным и тому подобное. Но все это давно ничего для нее не значило. Он удовлетворял Клодию во всем лишь в самом начале отношений, когда обеспечивал деньгами без меры. Потом ее слишком угнетали его цельность и положительность. Он опостылел ей давно и навсегда. Он был для нее невыносимым занудой. А хуже всего была его вера в супружеский обет и нежелание сделать то, что делали многие его друзья, — дать развод.
