Салли Боумен - Секстет
Каким образом ему навязали роль Шерлока Холмса в этой драме, Роуленд и сам не вполне понимал. Метод Колина, как всегда, основывался на эмоциональном шантаже, истерии, неподдельном пафосе и подкупающем обаянии. Он миллиметр за миллиметром подталкивал Роуленда от роли зрителя к роли участника. Теперь Роуленду уже некуда было деваться. Роуленд любил Колина и хотел ему помочь. И вот теперь он мог обратить разум к этой задаче.
По мнению Колина, выйти из кризиса и справиться со всеми трудностями можно было только в том случае, если им вместе удастся понять сложный характер Томаса Корта.
– Если бы мы только могли его вычислить, Роуленд, – объявил Колин, – все мои проблемы были бы решены. Я не могу его разгадать. Он как какая-то проклятая анаграмма, я не могу с ней справиться без посторонней помощи.
И вот теперь Роуленд, который хорошо разбирался и в анаграммах, и в прочих словесных загадках, перебирал в уме все, что ему было известно об этом знаменитом человеке. И заниматься этим ему было интересно, потому что он восхищался Кортом как режиссером, хотя иногда его отталкивали вычурность и холодный расчет в его фильмах. Роуленду казалось, что фильмы Корта представляют собой серию кинематографических ловушек для зрителя, что они всегда были организованы с величайшей и умело замаскированной тщательностью. Некоторые критики, принадлежащие к старшему поколению, не видели эту маскировку. Более молодые критики – и Роуленд был согласен с ними – отмечали необыкновенно умелое использование кинематографической условности. Для Роуленда фильмы Корта обладали бесспорной логикой, каждый кадр отражал индивидуальное видение режиссера. Эти фильмы были созданы умелой и дисциплинированной рукой настоящего мастера.
Роуленд считал, что может найти ключ к характеру Корта именно в его фильмах. Что касается его жизни, то фактов явно не хватало – Корт редко давал интервью. Насколько помнил Роуленд, он был чехом по происхождению, вырос в бедности где-то на Среднем Западе и в какой-то момент американизировал свою фамилию. Теперь ему было за сорок. Для американского режиссера новой волны он пришел в кинематограф очень поздно.
Он не относился к числу голливудских вундеркиндов и изучал режиссуру уже будучи зрелым человеком, после службы в армии – в морском флоте, насколько было известно Роуленду. Ранние работы Корта не вызвали особого интереса, лишь после женитьбы на уже знаменитой к тому времени Наташе Лоуренс началась его настоящая карьера. После их третьего совместного фильма «Смертельный жар» Томас Корт стал знаменитостью номер один. Теперь Корт был в разводе. Некоторые утверждали, что развод стоил обоим многих страданий, другие – что они расстались друзьями. Как бы там ни было, Томас Корт и его бывшая жена работали вместе и, по словам Колина, собирались делать это и впредь. Если верить Колину, Томас Корт любил и потерял. В таком случае, мрачно подумал Роуленд, ситуация Томаса Корта мало чем отличается от его собственной.
В жизнь Колина Лассела Томас Корт вошел неожиданным телефонным звонком из Америки посреди ночи.
К тому времени «Смертельный жар» достиг вершины признания критиков и коммерческого успеха. Жанр фильма – триллер. Место действия – маленький городок в Америке. Звучали одобрительные отзывы и о новом фильме, который скоро должен был выйти на экраны.
Позвонив, Томас Корт сообщил Колину, что собирается снимать новый фильм в Англии и что это будет экранизация известного романа девятнадцатого века. В главной роли будет сниматься Наташа Лоуренс, а сценарий, как и сценарии всех остальных его фильмов, Корт напишет сам. Колин сначала был удивлен выбором Томаса, но потом понял, что Корт любил экспериментировать с различными жанрами. Если такой режиссер, как Скорсезе, мог сменить мафиозную тематику на классику, то почему бы Корту не позволить себе пойти тем же путем?
Колин, который крепко спал, когда раздался телефонный звонок, не сразу сообразил, что Корт предлагает ему заняться организацией натурных съемок. Осознав наконец это, он потянулся в темноте за сигаретами и зажигалкой и задал несколько вопросов. Когда? Он получил ответ. Студия, финансирование? На это ему тоже ответили. Бюджет? В ответ – поток внушительных цифр. К тому времени Колин уже зажег свет, выкурил две сигареты и сидел с блокнотом и карандашом. Он уже согласился через два дня встретиться с Кортом в Праге, и Корт уже собирался повесить трубку, когда до Колина дошло, что в пылу возбуждения он не задал самого главного вопроса.
Он спросил, какой роман собирается экранизировать Корт. К его удивлению, режиссер вдруг стал чрезвычайно уклончив. Название романа так и не прозвучало – ни по телефону, ни через два дня в Праге, когда они встретились в огромном, наглухо зашторенном, прокуренном вестибюле гостиницы. Встреча продолжалась ровно час, и все это время вопросы задавал невозмутимый и спокойный Корт, а заметно нервничавший Колин очень много говорил в ответ. Курить ему не было разрешено, потому что Корт страдал астмой, и действительно, он все время держал при себе несколько ингаляторов. К концу у Колина сложилось впечатление, что он вел себя вполне разумно и с честью завершил трудный разговор.
Только позже, прокрутив несколько раз в памяти все детали этой встречи, он понял, что не может с точностью вспомнить, что же определенного говорил Корт, в то время как сам он выдал слишком многое.
– Я говорил и говорил, – рассказывал он потом Роуленду. – Почти не переводя дыхания, и Бог его знает, почему. На меня что-то нашло. Он просто сидел, он даже вроде бы ни о чем меня не спрашивал, но я все время чувствовал себя как на исповеди. Даже хуже. Меня просто несло.
– Но о чем ты говорил?
– Даже не знаю. – Колин опустил голову на руки. – Мой отец, похороны брата, моя тетка-американка. Ты ее должен помнить. Тетя Эмили. Вы с ней несколько раз встречались.
– Господи, с чего это ты все ему выложил?!
– Не знаю… Но самое ужасное…
– Неужели про самолет? – Роуленд сокрушенно вздохнул. – Только не говори мне, что ты рассказал ему про самолет.
– Рассказал. Рассказал. Та женщина в самолете… Я рассказал ему всю эту историю. Дважды. Роуленд, я, наверное, сошел с ума! Я этого не перенесу!
– Ну ладно, ничего страшного, – постарался подбодрить его Роуленд. – А что насчет работы? Ты сказал ему…
– Работы? – с горечью воскликнул Колин. – О работе я не сказал ни слова, хотя и хотел. Почему-то я говорил в основном о чувствах. Боже, я готов сквозь землю провалиться! Теперь он меня ни за что не возьмет. До меня только сейчас дошло, что я ему наговорил. Я даже не смотрел на него – пялился на эти идиотские ингаляторы и изливал душу.
