Лиза Коветц - Женский клуб по вторникам
Брук легонько толкнула Марго в плечо. Они рассмеялись, обнялись и пообещали друг другу еще один вечер с пивом и шутками. Марго ушла, думая о том, как ей нравятся ее новые подруги.
Оставшись одна, Эйми набрала номер его мобильного. В трубке бесперебойно шли длинные гудки. «Слушай, не приходи домой, — сказала она вслух гудкам в телефонной трубке. — Почему ты так обходишься со мной? Просто скажи, что все кончено, и я буду жить дальше и… ой!»
На его телефоне включился автоответчик и попросил оставить сообщение.
«…А, привет. Это я, милый. Вчера пришла пачка чеков. Я положила все эти деньги на наш счет. Этот счет пополняется. Может, когда ты вернешься домой, нам стоит снять с него все деньги и купить остров. И да, я люблю тебя. Пока».
Это определенно была ночь «Властелина колец». Недалеко от ее дома находился маленький кинотеатр, до которого Эйми могла прогуляться, а обратно доехать на такси. В нем крутили все части трилогии, одну за другой, двадцать четыре часа в сутки почти два года подряд. Они с мужем начали ходить туда прошлым летом, просто чтобы скрыться от жары. Сейчас, когда она была одна, Эйми ходила еще чаще, прячась от реальности в древнем Средиземье.
Больше всего она любила врагов. Она любила их за то, что они являли собой несомненное зло. В жизни Эйми зло было похоже на раковые опухоли, которые невозможно вырезать, не уничтожив при этом часть собственной плоти. Ей нравился триумф победы, то, как киногерои самозабвенно сокрушали зло до тех пор, пока не была уничтожена самая малая его жизнеспособная частичка. Кромсать и уничтожать куда легче, чем сохранять или менять. И она решила пойти в темный кинозал, чтобы испытать волнующее чувство, наблюдая, как неоспоримое добро побеждает несомненное зло. Ей нравился героизм персонажей и великолепно сложенные актеры. Она сокрушалась, что на протяжении всех трех частей фильма только Фродо снимает рубашку.
«Я помешанная, — говорила себе Эйми как обычно, когда проходила уже знакомым путем в зловонный район, где находился кинотеатр. — Я не знаю, почему так зациклилась на этой героической истории для мальчиков, притом, что единственным человеком, который прилетал спасти меня в тяжелые моменты, была моя мать». Проходя мимо местного бара, Эйми заглянула внутрь через стеклянное окно. Она почувствовала отвращение от вида счастливой парочки, сидевшей в помещении и ведущей себя, словно подростки.
Эйми показалось, что женщина буквально облизывает лицо мужчины. Еще раз сердито взглянув на них, она прислушалась к брюзжанию своего внутреннего критика: «Мое общество должно славить меня как создателя жизни, а вместо этого я ошиваюсь по кинотеатрам в одиночестве. Я должна быть дома, занимаясь чем-нибудь, читая один из журналов по искусству, из тех, что приходят… Боже! О, мой Бог! Что это было?»
Эйми развернулась на каблуках и пошла обратно к зеркальному окну бара. Она узнала бы эти фиолетовые чулки и голубые туфли где угодно. И, нет сомнений — неумело окрашенные, заколотые сверху каштановые волосы этой девки, присосавшейся к несчастному старому кобелю с седой шевелюрой. «Когда же она оторвется от него, чтобы вдохнуть воздуха? — гадала Эйми. — Или двадцатилетним девушкам требуется меньше кислорода, чем нормальным женщинам? Может, они хранят запасы воздуха в своих приподнятых, цветущих грудных клетках так же, как верблюд хранит запас воды в своем… Боже! Это Тревор?»
Она присмотрелась. Это не мог быть Тревор. Эйми шагнула вперед. Она работала с Тревором над несколькими сложными проектами. На Эйми он совершенно не произвел впечатления, ей казалось, что он довольно скучен. Целующаяся парочка прервалась, чтобы сделать глоток воздуха и вина. Эйми пригнулась. Волосы мужчины были растрепаны, словно он только что выбрался из постели. Эйми знала, что Тревор всегда был опрятен и одет в отутюженную одежду. Губы этого мужчины выглядели ободранными и раздутыми от переизбытка слюны и помады на них. Когда он поднял глаза и улыбнулся девушке, которой, вероятно, была Лакс, Эйми пришлось признать: это был определенно Тревор.
— Фу! — сказала Эйми вслух. — Тревор и Лакс? Какая пошлость!
Она развернулась и поспешила к кинотеатру. Потом купила билет и побежала в туалет, чтобы умыться, чувствуя, что у нее жжет глаза. Она пыталась выкинуть из головы Лакс. Не ее дело, если эта девушка хочет разрушить свою жизнь.
Сидя на унитазе, Эйми смеялась над Лакс. Тревору было, по меньшей мере, пятьдесят лет, не говоря уже о том, что он был мелкой сошкой и не имел никаких шансов стать совладельцем компании.
— Глупая девчонка, — констатировала она вслух, гадая, был ли у них секс.
Эйми вышла из туалета и сразу ощутила, как мощно работают кондиционеры кинотеатра. Прохладный воздух был пропитан запахом дешевых хот-догов и маслянистого поп-корна. Эйми на мгновение заколебалась у туалета. Она отчаянно жаждала зрелищ поп-культуры, чего-то, что могло унести ее от переживаний этого дня, но внезапно почувствовала, что ей не хватает силы воли на то, чтобы войти в старый любимый вестибюль кинотеатра. «У меня уже есть билет, — успокаивала она себя. — Мне просто нужно пройти через вестибюль. Там, за вестибюлем, мне станет легко, и я забуду обо всем до того момента, когда завтра мне нужно будет показаться на работе в десять. У меня уже есть чертов билет! Если мне только хватит силы воли пройти через вестибюль, то не нужно будет думать ни о чем до завтрашнего утра. Я могу убить кучу времени».
Убеждая себя, что виной всему запах, Эйми повернула направо и вылетела через стеклянные двери на улицу. «Хот-доги пахнут просто невыносимо. Я не смогла бы сосредоточиться». Со Средиземьем для Эйми было покончено, по крайней мере, на сегодня. У нее трясся подбородок, на глаза наворачивались слезы, которые она должна была сдерживать, пока не вернется домой. Она шмыгала носом и изо всех сил пыталась не шататься, пока бежала из кинотеатра.
Эйми заплатила водителю такси больше, чем следовало, и помчалась домой, где села на диван и призналась себе, что муж бросил ее. Вся ее жизнь рухнула.
Ей нужно было встать и чем-то заняться. От этого ей всегда становилось лучше. Она хотела написать что-нибудь печальное о своем положении, но тогда ей бы пришлось прочитать это перед Лакс. Ее писательская затея рушилась из-за вырядившейся, цветущей, рыжеволосой идиотки двадцати с небольшим лет. Им надо было срочно отклониться от этого эротического курса. Как Эйми будет слушать Лакс, читающую свои истории о чувствах, представляя ее обвившейся вокруг старого, дряблого Тревора? Что же Лакс в нем нашла? Он стар и небогат. А Лакс! Она же невежда! Эту девушку с ее кричащим гардеробом и низким статусом не назовешь трофеем. Все это неправильно!
