Анастасия Эльберг - Правда или долг
— Я не знаю, что вам ответить, Мyстафа. И не знаю, как объяснить происходящее людям, которые работают со мной. Тем людям, которые могyт пострадать из-за моих ошибок.
— Мы все делаем ошибки. И что-то держит нас в этом мире — вероятно, для того, чтобы мы их исправляли. — Он поднялся и взял со стола бyмажник. — Извините, мое время истекло. Я должен идти. Я найдy вас, когда y меня бyдyт новости.
…Габриэль, yспевшая допить кофе, доесть немаленький кyсок шоколадного пирога и повторить заказ, оглядела Константина и пригласила его присесть.
— Тебе я тоже заказала шоколадный пирог. Надеюсь, ты не откажешься?
— Спасибо, но y меня пропал аппетит. — Константин обратился к подошедшей официантке. — Рюмкy коньяка, если это вас не затрyднит.
— Какого, месье? — спросила та.
— На ваш выбор. О цене не беспокойтесь.
Габриэль в очередной раз посмотрела на него.
— Похоже, твой дрyг сообщил тебе не очень хорошие новости.
— Доедай пирог и не задавай глупых вопросов.
Она примирительно подняла рyки и рассмеялась.
— Что бы там тебе ни сказал твой дрyг, он заставил тебя почyвствовать себя в своей тарелке.
Глава 8
Майор Толедано курил вторую сигарету за полчаса и разглядывал голубое небо в окне своего кабинета. Его гости не нарушали молчания. Капитан Гордон тоже курил, но в окно не смотрел — он изучал лицо своего бывшего руководителя. Константин не улыбнулся ни разу за сегодняшнее утро даже в присутствии коллег, и это означало только одно — известия, которые он получил от Мустафы, его напугали. Гилад знал его слишком хорошо, чтобы исключить вероятность ошибки.
— Прекрасные, просто чудесные новости, — заговорил Боаз. — А если он знал обо всем с самого начала?
— Я продумал этот вариант, — ответил Константин. — Даже если предположить, что он знал об этом с самого начала, то предположить, что ради такого «сюрприза» он пошел на такие жертвы, невозможно. Он сдал мне всю группировку «37» вместе с архивами, планами терактов и досье.
— Ты уверен, что это не поддельные документы?
— Я лично сверил все с данными наших архивов. В конце-то концов. Если бы ты был Мустафой, пошел бы ты на такой риск ради мести?
Боаз вернулся к изучению пейзажа.
— Думать мозгами врага — это твоя прерогатива. Моя прерогатива — это делать так, чтобы из результатов твоего мыслительного процесса что-то получалось. И теперь получается следующее. Ты провернул грандиозную операцию с группировкой «37», признаю. Ты обвел вокруг пальца всех, включая меня, а это мало кому удавалось за все время, что я тут работаю. За эти три месяца мы расширили свою агентурную сеть, контролируем несколько ячеек Седьмого отдела и еще как минимум три держим под колпаком. И тут объявляется Мустафа. И он говорит тебе о том, что кто-то хочет нам отомстить. За что?
— Вы думаете, что нам не за что мстить, майор?
— Я думаю, что все это звучит неопределенно. Что, впрочем, не меняет того факта, что вся эта история меня пугает. И у меня есть много вопросов. — Боаз посмотрел на Гилада. — Давайте послушаем вас, господин главный аналитик. Что вы думаете по этому поводу?
Гилад, который успел задуматься о своем, вздрогнул и испуганно посмотрел на Боаза.
— Я думаю… — начал он. — Я думаю, что нам стоит рассмотреть материалы, которые мы получили от Мустафы. Если это на самом деле влиятельные руководители, то имен мы не найдем. Но можно найти имена родственников этих руководителей. Или коллег. А еще можно подумать о том, кто может нам мстить и за что. Именно нам, а не кому-то другому.
Константин повертел в пальцах карандаш.
— Родственники Салаха Абу Шарифа? — предположил он. — Родственники Хусни Абу Талиба?
Гилад поднял бровь.
— Что это за люди? — спросил он.
— Я расскажу тебе при случае.
— Имя Салаха пугает меня особенно сильно, — уведомил Константина Боаз. — И особое внимание надо обратить на Башара, который так усердно искал на нас компромат. К слову сказать, искал для Мустафы. Ты уверен, что он не разыгрывает спектакль?
Константин кивнул.
— Я хорошо знаю его. Он любит рисковать, но на неоправданный риск не пойдет. Кроме того, ему нет смысла мстить кому-то из нас.
Гилад поднялся.
— Пожалуй, начну просматривать досье, — сказал он. — Правда, работы там месяца на два…
— Никогда не слышал, чтобы аналитик жаловался на бумажную работу, — насмешливо хмыкнул Боаз, открывая один из ящиков стола и извлекая оттуда свежую корреспонденцию.
Константин жестом остановил Гилада.
— Подожди минуту. У меня есть просьба.
— Что? — полюбопытствовал Гилад.
— Меня интересует профессор психиатрии Надав Фельдман. Он преподает в Хайфском университете. По второй специальности — арабист. Бывший коллега Ицхака. Меня интересует все — от того, как он окончил школу и до того, какой кофе он предпочитает. И проверь, как он познакомился с доктором Мейер. А также то, что их связывает и как часто они общаются.
Гилад поджал губы и отвел глаза.
— Мне казалось, что теперь мой прямой руководитель — это господин директор, и приказы я получаю от него.
— Вы правы, капитан. Но до того как отдавать приказы, нужно научиться их выполнять.
Гилад поднял руки, соглашаясь со сказанным.
— Это твой новый советник? — спросил Боаз.
— Да. Безусловно, интересная личность, но темная лошадка. Особенно меня настораживает тот факт, что в свое время он работал с Ицхаком. И тот факт, что он появился тут именно сейчас.
Боаз поднял глаза.
— Его привела Нурит?
— Да. Почему ты спрашиваешь?
— Ты поэтому не позвал ее сегодня?
— Пока ей не нужно об этом знать.
Боаз закивал и снова склонился над корреспонденцией.
— Заходи на кофе. И расскажи своему бывшему консультанту о том, кто такие Салах и Хусни. И, если вы в это время будете обедать, будь готов похлопать подавившегося едой коллегу по спине.
…Марика приоткрыла дверь и вошла в кабинет. Большой свет был выключен, горела только настольная лампа. Константин стоял рядом с сейфом и просматривал содержимое тонкой папки.
— Ты знаешь, который час? — спросила она, приблизившись.
Константин поднял глаза от папки и снял очки.
— Дорогая, ты меня напугала. Конечно, я знаю, который час. И еще я знаю то, что ты уже давно должна спать.
— Точно так же, как и ты.
Марика запахнула тонкий халат и оглядела стол.
— Ты работаешь? — спросила она.
Константин улыбнулся.
— А ты думала, что я рисую в начале третьего ночи?