Розамунда Пилчер - Снег в апреле
— Если ты не хочешь меня видеть, — произнесла она, — скажи и я уйду.
— Кто сказал, что я не хочу тебя видеть?
— Я подумала, может быть…
— Не надо так думать. Пойдем, я угощу тебя чашечкой кофе. Я и сам не прочь выпить кофе, и мне надоело сидеть в одиночестве.
Он двинулся в кухню и, придержав дверь бедром, пропустил Лиз вперед. Ее свежий, принесенный с улицы запах, смешивался с ароматом «Шанели № 5».
— Поставь чайник, — сказал он, — а я пойду все это выкину.
Он прошел через кухню к черному ходу, вышел на зверский холод и умудрился высыпать мусор из корзины в контейнер, не позволив ветру почти ничего унести. Водрузив крышку контейнера на место, он поспешил вернуться в теплую кухню. Лиз, смотревшаяся там чужеродно, стояла у раковины, наполняя чайник водой из-под крана.
— Господи, холод-то какой! — сказал Оливер.
— Не то слово, и это еще весной называется. Я шла от нашего дома пешком и думала, что умру.
Она донесла чайник до плиты, подняла тяжелую крышку, поставила его на конфорку и, оставшись у плиты, наклонилась, чтобы погреться. Они смотрели друг на друга через всю комнату. А затем одновременно заговорили.
— Ты постригла волосы, — сказал Оливер.
— Так жалко Чарлза, — произнесла Лиз.
Оба умолкли, и каждый ждал, что другой продолжит разговор. Затем Лиз смущенно ответила:
— Я сделала это ради плавания. Я гостила у своего друга на Антигуа.
— Я хотел поблагодарить тебя за то, что ты пришла вчера.
— Я… Я никогда еще не была на похоронах.
В ее глазах, подкрашенных карандашом и тушью, неожиданно заблестели слезы. Элегантная короткая стрижка открывала ее длинную шею и четкую линию решительного подбородка, который она унаследовала от отца. Он смотрел, как она расстегивала пуговицы своего полушубка: ее руки тоже были покрыты загаром, миндалевидные ногти покрашены бледно-розовым лаком, на пальце поблескивало большое золотое кольцо с печаткой, а на одном из тонких запястий — гроздь тонких золотых браслетов.
— Ты выросла, Лиз, — сказал он неожиданно.
— Конечно, мне уже двадцать два. Ты забыл?
— Когда мы последний раз виделись?
— Лет пять назад? Не меньше пяти лет.
— Как быстро течет время!
— Ты был в Лондоне. Я уехала в Париж и всякий раз, когда я наведывалась в Росси-хилл, тебя тут не оказывалось.
— Но здесь был Чарлз.
— Да, здесь был Чарлз, — она повертела в руках крышку от чайника, — но если Чарлз и замечал, как я выгляжу, он никогда об этом не говорил.
— Он все замечал. Он просто толком не умел выражать свои чувства. Но для Чарлза ты всегда была прекрасна. Даже когда тебе было пятнадцать и ты носила косички и пузырившиеся на коленях джинсы. Он только и ждал, когда ты вырастешь.
— Не могу поверить, что он мертв, — произнесла она.
— Я тоже не мог до вчерашнего дня. Но, кажется, сейчас я уже смирился с этой мыслью.
Чайник начал свистеть. Он достал кружки, банку растворимого кофе и бутылку молока из холодильника.
— Папа сообщил мне о вашем поместье, — сказала Лиз.
— Ты имеешь в виду его продажу?
— Как ты вынесешь это, Оливер?
— У меня нет выбора.
— Даже дом? Дом тоже будет продан?
— А что мне с ним делать?
— Ты мог бы сохранить его. Приезжать сюда на выходные и в отпуск, просто чтобы сохранить здесь корни.
— Мне это кажется сумасбродством.
— Вовсе нет, — она немного поколебалась и возбужденно продолжила: — Когда ты женишься и обзаведешься детьми, ты будешь привозить их сюда и они будут играть здесь в те же славные игры, в которые играл ты сам. Бегать сломя голову, строить шалаши в ветвях бука, скакать на пони…
— Кто сказал, что я собираюсь жениться?
— Папа сказал, что ты не собираешься жениться, пока не станешь слишком стар для всего остального.
— Папа слишком много тебе рассказывает.
— И что это значит?
— Он всегда так делал. Он баловал тебя, и никогда у него не было от тебя никаких секретов. Ты знаешь, что была маленькой испорченной шалуньей?
Ее это позабавило.
— Оливер, ты сейчас договоришься!
— Я даже не знаю, как ты выжила. Единственный ребенок, в котором души не чаяли родители, жившие порознь. И если этого тебе было недостаточно, в твоем распоряжении всегда был Чарлз, который портил тебя еще больше.
Чайник закипел, и он подошел, чтобы снять его с плиты. Лиз положила крышку обратно на плиту.
— Зато ты ничем не портил меня, Оливер, — ответила она.
— У меня было больше ума.
Он налил в чашки кипяток.
— Ты меня вообще не замечал. Всегда говорил мне, чтобы я не болталась у тебя под ногами.
— Ну, так было, пока ты была маленькой и еще не стала такой шикарной девушкой. Между прочим я тебя вчера не узнал. Я понял, кто ты, только когда ты сняла свои темные очки. Должен сказать, я очень поразился.
— Кофе готов?
— Да. Садись пить, пока он не остыл.
Они сидели за истертым кухонным столом лицом друг к другу. Лиз держала кружку так, словно пальцы у нее до сих пор не отогрелись. Выражение лица у нее было задорное.
— Мы говорили о том, как ты женишься.
— Я об этом не говорил.
— Как долго ты тут пробудешь?
— Пока со всем не разберусь. А ты?
Лиз пожала плечами.
— Я должна ехать на юг. Мать и Паркер сейчас в Лондоне — приехали по делам на несколько дней. Я звонила ей, когда приехала из Прествика, рассказала о том, что случилось с Чарлзом. Она хотела, чтобы я немедленно вернулась к ним, но я объяснила, что собираюсь пойти на похороны.
— Но ты так и не сказала мне, как долго собираешься еще пробыть в Росси-хилл.
— У меня нет никаких планов, Оливер.
— Тогда останься ненадолго.
— Ты хочешь, чтобы я осталась?
— Да.
Когда вопрос был улажен и эти слова произнесены, остатки напряжения между ними исчезли. Они сидели и болтали, забыв о времени. Лиз встрепенулась лишь тогда, когда часы в холле пробили двенадцать.
— О господи, неужели уже полдень? Мне пора идти.
— Зачем?
— Обед. Помнишь такой нелепый старомодный обычай? Или ты не обедаешь?
— Вовсе нет.
— Пойдем со мной, пообедаешь с нами.
— Я отвезу тебя домой, но на обед не останусь.
— Почему?
— Я и так уже половину утра потерял, пока лясы с тобой точил, а еще кучу вещей надо сделать.
— Тогда приходи на ужин. Сегодня вечером.
Он подумал и, по разным причинам, отказался и от этого приглашения.
— Может быть, завтра?
Она пожала плечами и с легкостью согласилась, проявив образцовую женскую сговорчивость:
— Когда угодно.