Ирина Лобановская - Женщины президента
Юля забывала, что вокруг тоже живые люди: мятущиеся, любящие, страдающие. Маленькая и слабая, она поняла наконец, как хорошо быть большой и сильной. Всевластие отшибло у нее память, сместило все прежние ценности и критерии, все перестроило и переделало, и прежде всего ее саму. Она вошла в силу, как входят в возраст невесты.
Быть фавориткой оказалось очень приятно.
7
Валентина вышла на работу: излишне серьезная, строгая, в тщательно продуманном костюме, отрепетировав свои жесты и фразы, заранее приготовленные дома. Но все ее построения мгновенно рухнули с появлением светловолосой, стремительной девочки, издалека ярко синевшей глазами.
Она ворвалась в кабинет Тарасова, вызванная им по внутреннему телефону, и засмеялась, увидев Валентину:
— Вот она, наша спасительница!
Валя изумилась: она не подозревала о такой чести!
Почему она стала вдруг спасительницей и кого и от чего она должна спасать?
— Здравствуйте! Я Юля Рыкова, исполнительный директор. Нам железно нужна классная реклама!
И побольше! А вы ее сможете написать и организовать!
Откуда она знала, что Валя сможет?.. Валентина окончательно растерялась.
— Будем работать вместе! — продолжала энергичная и напористая девочка. — Нам нужно и сидеть пока вместе! Убери ты от меня эту орлеанскую деву! Иначе у меня от ее сахарных улыбок скоро начнется диабет! Хотя нет: рекламе нужны свои апартаменты! Тогда тебе надо побыстрее найти Вале кабинет! Я даже знаю, у кого можно отнять пару комнат!
Валентина опустила глаза: синеглазая девочка слишком торопилась продемонстрировать короткость своих отношений с президентом. Но Валя ошибалась: девочка просто не задумывалась об излишней откровенности — она была чересчур счастлива этой короткостью.
Тарасов привычно уткнулся бешеным взглядом в стол, на скулах заиграли опасные жесткие желваки.
Морщины проступили резче. Догадливая девочка тотчас поняла свою ошибку, испугалась и побледнела.
— Ну вы тут договаривайтесь, а я побегу! У меня срочные дела!
И она метнулась вихрем из кабинета, боясь даже взглянуть на мрачного президента. Валя робко сжалась на стуле. Ей было неудобно и неловко, словно она случайно подсмотрела в замочную скважину и увидела то, что совсем не полагалось видеть.
— В общем, все понятно… — с трудом справляясь с согласными, выговорил шеф. — Кабинет мы вам сегодня к вечеру обеспечим. В вашем распоряжении пока двое, но должно быть не меньше семи-восьми человек. Это перспектива. Но реальная и недалекая. Будут вопросы, заходите. Или спрашивайте у Юли. Она знает все.
Валентина кивнула и, сообразив, что аудиенция окончена, с облегчением вышла из кабинета. В коридоре на нее светлым ураганом обрушилась Юля и обняла за плечи:
— Порядок? Я так и думала! Он очень злой?
Валентина покосилась на исполнительного директора:
— Я еще плохо его знаю… Кажется, не очень…
— Ничего, узнаешь! — фыркнула Юля. — И очень скоро! Это наша «горячая точка»! Близко не подходи — убьет!
И умчалась по своим делам по коридору.
Вале снова стало нехорошо: она не любила излишней распахнутости и беспредельной искренности и… Ну да, не стоит прятаться от себя… Самое неприятное — внезапно постичь и поневоле осмыслить, что кроме жены существует еще девочка Юля…
Именно это оказалось чересчур отдающим горечью откровением.
Тарасов вызвал к себе Юлю. Она влетела, привычно синея очами, и шлепнулась в кресло: вся из себя сплошное недоумение. Огневушка-поскакушка…
Артем с трудом подавил улыбку, но синеглазик Юля прекрасно ощутила ее совсем рядом, очень близко…
— Что? — спросила она.
Кажется, скандала удастся избежать.
— Ты сама знаешь что! Зачем так напрямик? И так уже все давно обратили внимание, что один лишь исполнительный директор мне тыкает!
— Кто эти все? — Ярко-синее сияние глаз прямо в глаза. — Жанна Александровна? Она меня прямо уела своими инквизиторскими взорами! Ты боицнуся, что узнает жена? Но вряд ли… Если ты так настаиваешь, я могу называть тебя Артем Максимович!
И на «вы»! Юля хихикнула. — Только в это теперь уже никто не поверит!
Артем бегло полоснул взглядом окно. Почему вряд ли узнает жена?.. Да, он действительно боится. Настя и так помешалась от ревности, хотя до встречи с девочкой на вокзале у Анастасии не было никаких поводов ревновать. Но осложнения в жизни ему не нужны. Последствия могут чересчур дорого обойтись. Он рисковал. Он не мог не рисковать…
Прозрачная, насквозь бестеневая девочка сидела напротив и нервно кусала губы.
Пожалуй, вряд ли здесь кто-нибудь их продаст. Во всяком случае, пока. Секретарша смотрит Юле в рот, менеджеры отлично притворяются, делая вид, что их это не касается, и развлекаясь игрой «ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу»…
Жанна… Нет, Петровой это невыгодно. И она никогда не опустится до сплетен.
— Кнопка, ты иногда забываешься, — пробормотал президент. — Это момент роста…
— Я больше не буду! — вяло пообещала Юля.
Она действительно часто забывала, что у Тарасова есть жена… Эти постоянные напоминания, всегда покрытые острыми колючками, готовыми изодрать тебя в кровь…
— Ты сегодня поедешь ко мне?
Артем помолчал. Да, он сегодня поедет к ней…
Настя снова на даче.
— Ура! — шепотом выпалила Юлька и вылетела из кабинета.
Тарасов по-прежнему пристально изучал чересчур гладкую поверхность своего стола.
Настя приехала с дачи ненадолго. Она даже сама не понимала зачем. Сашка осталась с мамой на Икше.
У Насти бывали такие непонятные дни, когда она не могла оставаться в доме, в квартире, когда она начинала метаться в четырех надоевших ей стенах, рвалась сесть в машину, поезд, трамвай и ехать, просто ехать долго и далеко без определенной цели и смысла. Движение вперед успокаивало, оно создавало и укрепляло иллюзию, что жизнь идет по заданному маршруту, направляясь туда, куда задумано и куда необходимо попасть, где за ближайшим поворотом уже ждет не дождется то самое счастье, по которому она так истосковалось…
— Я поеду в Москву, — сказала Настя матери.
Евгения Марковна грустно, обреченно кивнула.
Дневная полупустая, перегревшаяся электричка, грязная и вонючая, как вокзальный бомж, быстро доставила Настю в Москву. Почему-то брать машину не захотелось.
Настя медленно прошлась по квартире, ставшей какой-то чужой за эти недолгие недели отсутствия.
Везде были опущены шторы, тишина и покой. На кресле валялись джинсы Артема. Настя осторожно подвинула их и села рядом.