Кэтрин Блэр - Битва за любовь
— Если вы отказались от Юарта и не нуждаетесь во мне, как вы можете нуждаться в Тимоти?
Он криво усмехнулся:
— Резонно. Иногда вы застаете меня врасплох, а мне это не нравится. Во всяком случае, вы не дали мне кончить. Прежде чем пригласить вас сюда, я очень много думал; я не учел этого упрямства и гордости. Хотя из ваших писем моему адвокату я понял, что вы будете необычайно трудной в общении. Вот почему я не стал предлагать вам деньги, чтобы вы отказались от прав на ребенка. — Он ждал ответного удара, но, встретив только пристальный взгляд темных глаз, добавил: — Интересно, почему вы так уверены, что больше знаете о мальчиках, чем я.
— Когда я училась, я изучала детей. В Англии у Тимоти были приятели-ровесники, я всегда наблюдала за ними и многое поняла. Я знаю о детях больше вас, потому что я их люблю, а вы нет.
— Если мой внук будет вести себя как подобает мальчику, — сказал он задумчиво, — я буду его любить и гордиться им. — Он помолчал. — Вы признаетесь, что приехали в Понтрие враждебно настроенной, ведь так?
— У меня были основания. Я знала, что вы собираетесь только терпеть меня ради Тимоти.
— И вы всегда бы ненавидели отца Юарта за то, что он более или менее отказался он него?
— Я не испытывала к вам ненависти. Как можно ненавидеть человека, без которого прекрасно обходишься?
Он сунул сигару в рот, сильно затянулся и снова зажал ее в пальцах.
— На многое из того, что сейчас услышал, я сам напросился, признаю. Но я всю свою жизнь борюсь с проблемами и не рассчитываю ни на чью помощь даже сейчас. Пусть мне придется ссориться с вами на каждом шагу, я все равно сделаю мужчину из этого мальчика.
— Я не хочу ссор — и они не нужны, если только вы захотите понять: нельзя ничему научить ребенка, если его пугать до смерти. Вы просто должны дать ему время… — У нее перехватило дыхание, она переждала секунду, вздохнула и продолжала: — Дети лучше всего реагируют на людей, которые их любят, и они особенно дружат с бабушками и дедушками. Моя мама…
— Не хочу даже слышать, — проворчал он. — Я хочу, чтобы у ребенка изменились привычки, чтобы он выглядел более бойким и больше походил бы на мальчика. Подстригите эти его кудри, и пусть он играет в одних трусиках. Я хочу, чтобы он был загорелый и здоровый, и готовый ко всему. В физическом отношении я не требую ничего необычного — только того же, что есть у всех мальчиков. Потому что физические упражнения подготовляют мальчика к умственным, которые ждут его позднее. С таким дедушкой, как я, — пронзительный взгляд на Кэтрин, — и с матерью, которая трясется над ним, но не уступает ни на пядь в словесной битве, у него может быть блестящее будущее. Вот чего я хочу для него и чего я собираюсь добиться!
Она сказала с глубоким вздохом:
— Но есть ведь какая-то золотая середина, а сейчас мы не можем знать, чего он захочет в жизни, когда вырастет.
— Может быть, меня уже не будет, и я не увижу, чего он захочет в жизни. Мне, безусловно, все равно, какую карьеру он выберет. Но будет ли это наука или право, медицина или финансы — он должен получить универсальную подготовку в детстве. Чтобы уметь смело мыслить, Тимоти должен стать смелым физически, пока он еще мал; а этот мальчик никогда не будет смелым, если вы будете баловать его, кутать, загораживать от любых опасностей. Я научился плавать, когда меня бросили в реку. А на дерево полез в первый раз потому, что мне было интересно увидеть, что там, за каменной оградой. Когда мне было семь лет, я уехал в Лондон и продержался там четыре дня, пока меня не нашли и не отвезли домой.
— Ну, вы вундеркинд, а Тимоти нет. Я стараюсь изо всех сил, чтобы не испортить его ни в чем; в Лондоне я постаралась найти для него товарищей; то же самое я хочу сделать и здесь. Вы сами мешаете мне оставлять его с другими людьми здесь, на вилле. Я ведь не могу быть уверена, что вы вдруг не решите бросить его в бассейн или не заставите его бегать до упаду?
Он пренебрежительно замотал головой:
— После этого сегодняшнего спектакля я и пробовать не буду. Когда он тут окончательно освоится, я приставлю к нему учителя-мужчину, который будет его тренировать и в спорте, и в занятиях. Если не хотите, чтобы это было для него шоком, начните его готовить к этому. Не уходите! — она повернулась к двери. — Вот еще что: я заметил, что вы совсем не тратили денег с вашего счета, а шофер сказал, что вы ни разу не ездили в машине, которую я вам дал. Она уже обкатана, это прекрасная модель, очень удобная для женщин. Может быть, боитесь здешних дорог?
— Мне не нужна машина.
— Будет нужна. Первые раза два поездите с Дином, если хотите.
— Спасибо.
— Это ваша собственная машина, — сурово сказал он, — и зарегистрирована на ваше имя. Мой шофер следит, чтобы она была в порядке и бак был полон. Что касается ваших туалетов… По мне, вы выглядите очень хорошо, но раньше едва ли у вас хватало денег. Поезжайте в Ниццу и закажите себе все, что там у вас полагается. Я скажу Дину, чтобы он позвонил в дома моды, о которых я вам говорил, и тогда вам будет достаточно назвать свое имя, и вас прекрасно обслужат. — Его прищуренные жесткие глаза блеснули, когда он увидел ее нежный, тонкий и твердый профиль. — Не думайте, что я пытаюсь подкупить вас. Даже за этот короткий разговор я лучше узнал вас и убедился, что вы не из тех. Но дело обстоит так, в этих краях я многое значу — Верендер, магнат, у которого роскошная вилла и яхта, у которого в гостях бывают мировые знаменитости. Я владею акциями лучших отелей побережья и нескольких крупных торговых фирм. Я бы не возражал, — произнес он очень раздельно и веско, — если бы моя невестка стала женщиной, которой могут завидовать все на побережье.
Чуть не промолвив автоматически: «Вы очень добры», — Кэтрин взяла себя в руки. Она просто кивнула свекру и вышла из салона. Нервным движением взяла какой-то журнал из аккуратной стопки на столе, села возле лампы и начала листать его. Но она не могла читать, слишком перенервничала.
Этого человека ничем не пронять. Собственность — его мерило для всего, и, если у него когда-нибудь и были чувства, они исчезли, как и все другие человеческие слабости, которые он ухитрился разглядеть в себе в очень раннем возрасте; все они были задушены в его гонке к власти. Все, что принадлежит ему, должно быть суперкласса, даже его невестка.
Кэтрин была рада появлению гостей — пожилого графа-француза с женой и парижского банкира. Гости тоже были типичны для дома Верендера.
Прошло восемь или девять дней, и праздничное чувство ушло. Кэтрин знала, что теперь ей нужно заранее планировать будущее Тимоти. Ровно в десять тридцать на следующее утро она входила в удобную приемную доктора Филиппа Селье, а в тридцать пять минут одиннадцатого худенькая дежурная сестра лет тридцати пригласила мадам Верендер и мальчика пройти к доктору.
