Людмила Леонидова - Мужчина высшей пробы
Пробегая мимо его кабинета, она стала замечать, что ее сердце колотилось с такой силой, что окружающие должны были слышать его стук. Когда Заломов заглядывал в ее класс, не только беспричинно заливалась краской, но терялась, бормотала какие-то глупости, за что потом злилась на себя.
Ее перестали волновать старые институтские тусовки, а Денис, назначенный всеми ее парнем (считалось, что у них роман), стал казаться каким-то мелким, заурядным. Все его остроумие, которым некогда восхищались и она, и все сокурсницы, — пошлым, а дорогой прикид сыночка богатых родителей — инфантилизмом.
Она гнала мысли и ругала себя за то, что в студенческие годы напозволяла ему, да и себе, впрочем, такого! Об этом она могла поделиться только с подругой Лелькой. Строгая мама так и не стала близким человеком для Оли. У нее другой характер. Зато бабушка понимала Олю с полуслова.
В последнее время Татьяна все чаще замечала, что Оля маялась в надежде найти путь к тому, кто все прочнее занимал место в ее сердце.
«Ну что, что мне такое нужно сделать?» — говорили глаза девушки.
— Если это человек мысли, сделай так, чтобы он оценил твои, — как-то между прочим в разговоре посоветовала бабушка.
Оля долго думала, и наконец ей пришла в голову интересная идея. Она хорошо помнила институтские лекции о том, что образование во всем мире построено по двум принципам: тьюторскому и кафедральному. В тьюторской системе, которая родилась в двенадцатом веке в двух английских университетах Оксфорде и Кембридже, все было подчинено индивидуальной образовательной программе студента. Учащийся выбирал с тьютором, то есть наставником, программу и предметы, какие будет учить.
Все старые российские школы были устроены по образцу кафедральной системы. Этот тип обучения существовал еще со времен Ломоносова. Когда он знакомился с европейским опытом организации университетов, то увидел только кафедральную систему, где главным считалось усвоить сто процентов того, что предусматривал общий для всех базовый курс. В этом случае выбора у ученика не существовало.
Недавно педагогами всего мира было обращено внимание на тот факт, что несколько последних нобелевских лауреатов в области химии оказались выпускниками Кембриджа.
Заломов в своем лицее стремился сделать образование полисистемным: одним, кто не мог определить свои наклонности, предлагалось учить все подряд, другим, выбравшим путь с детства, назначался тьютор.
Оле достался класс, где существовала старая система обучения. Но она упрямо размышляла над тем, как все же выявить те или иные наклонности учеников, о чем не раз разговаривала с Заломовым. Ведь кто, как не классный руководитель, должен знать своих воспитанников!
— Дерзайте, — не возражал он.
Однако ей пока ничего путного в голову не приходило.
Задание, которое она придумала после долгих раздумий, могло помочь и ей, и ребятам определиться, пока еще не поздно. Ведь даже если они не пойдут учиться дальше, каждый должен знать, будет он чинить машины, помогать больным или танцевать. А может быть, среди них окажется будущий Толстой или Билл Гейтс?
Задание заключалось в том, чтобы ребята в письменном виде поделились мыслями о жизни, о себе. Сочинение, которое она предложила, должно было помочь и ей, и ученикам. Она предлагала написать о самом сокровенном, что понравилось или запомнилось, будь то яркое впечатление, картинка из детства, строчки любимого романа, запавшие в душу. Собственные комментарии были обязательны. Каждый мог раскрыть себя. Поощрялось любое выражение эмоций — злость, ненависть, радость по отношению к поступкам близких людей, героев книг или кино.
Ребята порадовали Олю. Откровения оказались самыми разными: кто-то ностальгически вспоминал детство, Винни Пуха, другие — черепашек нинзя, восхищались Гарри Поттером, героями «Ночного Дозора».
Один из учеников, никогда не проявлявший себя как художник, вдруг неожиданно в тетради по литературе совсем неплохо изобразил бородатого Хемингуэя в голубом ореоле моря, написав, что зачитывается произведениями американского писателя. «Алкоголь и женщины — это позерство и самоутверждение автора, — писал он, — по-настоящему Хемингуэй обожал только море. В этом я его поддерживаю».
Девочки размышляли об актрисах, фотомоделях, любви, предательстве, измене.
Ольга Алексеевна гордилась учениками, радовалась, что откровения позволят выявить пристрастия ребят. Она воображала, как удивится ее задумке Кирилл Петрович. Интересно, что он скажет об этом!
Собрав тетради и поблагодарив учеников за сотрудничество и понимание, Ольга Алексеевна с ношей мудрых мыслей собиралась было покинуть класс, но в дверях ее догнал новенький. Максим, хорошо себя зарекомендовавший и среди ребят, и среди учителей, хмурясь, подал ей тетрадь, на глазах порвав несколько вырванных из нее страниц. Досадуя на себя, он тихо сказал:
— Ничего не получилось!
— Не расстраивайся, — утешила она мальчика. — Я разрешаю тебе написать дома. Подумай, может, что-нибудь придет в голову.
Юноша упрямо покачал головой.
Каково же было ее удивление, когда уже в учительской в тетради нового ученика она обнаружила случайно оставленные Максимом строчки. Абзац из пушкинской «Сказки о царе Салтане» настораживал, взывал к размышлению:
Царь велит своим боярам,
Времени не тратя даром,
И царицу, и приплод
Тайно Xбросить в бездну вод.
Далее шел густо перечеркнутый текст. Комментарии мальчика к тексту Пушкина разобрать было невозможно. А все остальное, что было написано, он с яростью вырвал.
Позже Оля не раз возвращалась мыслями к этим строчкам, не подозревая, что отгадка будет настолько ошеломляюща!
А сейчас ей не терпелось проверить сочинения и похвастаться перед великим учителем.
Стараясь не признаваться себе в том, что ее тянуло к Заломову, теперь Оля каждый раз придумывала повод для встречи с ним. Сочинения ребят — разве не повод для серьезной беседы?
Ей все время казалось, что после танца на тусовке в доме Дениса их связала какая-то неведомая нить. И только они одни знают об этом. А может, все это плод ее воображения? Конечно, Заломов нормальный мужчина, которому все мужское не чуждо. Вон как он смотрел на эту «Мисс Очарование», которая выпуклыми ягодицами крутила перед его носом и трясла налитыми, как мячики, грудями. А у нее, у Оли, маленькая грудь и бедра совсем не то! Вот если бы лифчик с прокладками под грудь, с черными кружевами!
«Возьму его с собой в летний лагерь», — подумала она про себя. Собирая в дорогу сумку, добавила под стать верху трусики, невольно поймав взгляд бабушки.
