Ирина Лобановская - Жду, надеюсь, люблю...
Макар Макарыч криво усмехался. Что-то немного… Да еще работа, служба, где все выстроено по рангу. И в жизни ведь тоже точно так же — строго по рангу, по ранжиру. И никаких исключений. Дети… Чего-то он недопонял в них, не рассмотрел чего-то очень важного, а теперь уже поздно… Дети выросли и ушли. Даже убежали.
— Спасибо, Женя, — сказал он вечером соседу. — Хорошая у тебя девка. Ходит помогает. Старается. Хотя, если смотреть правде в глаза, я умею по дому куда больше ее. Но ты ей этого ни в коем случае не говори и меня не выдавай.
— Да нет, зачем, — довольно равнодушно отозвался Евгений Павлович. — Только странно мне все это, Макар. Чего она вся избегалась? Никогда вроде раньше брата так горячо не любила…
— Ну, бывает. — Макар Макарыч миролюбиво раскурил новую сигарету. — Изменения характера… В лучшую сторону.
Бычков мрачно покачал головой:
— В лучшую? Не уверен… Какие-то цели у нее появились, задачки нерешенные да пылкие, которым требуется срочно найти ответы. Вот тебе и сторона!
Дочки Марики…
Глава 5
— Вы меня простите, Марина Евгеньевна, — сказал Павел, неуклюже проковыляв по ступеням и тяжело ввалившись в дом. Что у него с ногами? — Мне на днях ваш Петр многое рассказал. Я и решил зайти. Не сердитесь… Вы одна, я один…
— Я не сержусь, что вы! Да и за что? — Марина поежилась под платком, плотнее в него укутываясь. — Чаю выпьете? У меня торт есть. Вафельный. Вкусный. Петька привез и забыл съесть. Сильно занят был. Все носился к каким-то девицам на другой конец поселка.
Павел улыбнулся, и Марина нехорошо удивилась. Она никогда еще не видела такой улыбки — улыбки-вопроса, улыбки-допроса, не просто официально-канцелярской, какие встречаются сплошь и рядом, а жестко спрашивающей: а кто ты, человек, стоящий напротив? что ты собой представляешь? что можешь? на что способен? Давай покажись…
Марина уткнулась в платок, совсем спряталась. Как холодно на террасе… И по утрам трава уже становится совершенно седой и обмерзает, жалобно похрустывая и ломаясь под ногами. Стекла террасы подслеповато уставились в черноту вечера, высматривая там что-то ведомое им одним.
— Так как насчет торта?
— Можно и торт, — уклончиво отозвался сосед. — Не страшно одной здесь? В общем и целом…
Марина пожала плечами.
— Садитесь. Сейчас чайник согрею. Это вам Петька в уши надул? Одна, кругом никого, страх да и только… Нет, не боюсь! Я боюсь лишь войны! Войны, которая отнимает у нас детей! Будь она проклята!
— Простите… — Павел уперся взглядом в стол.
Такой круглоголовый, прямо до смешного, парень… Голова в виде футбольного мяча. Или шара. И бритый почти наголо. Кем он приходится старосветским помещикам?
Чайник закипел быстро.
— Так кто же вы и с чем пожаловали? — Марина села на табуретку напротив.
Сосед опять допрашивающе улыбнулся.
— Значит, я — Павел. Ну, на данный момент. Настоящих имени, отчества и фамилии у меня нет, а может, никогда и не было. Те, что в паспорте, — вымышленные. Всю правду говорю, какая она есть.
Марина удивленно подняла брови. Петька часто тусуется неизвестно с кем. В смысле контактов он абсолютно неразборчив.
— Это как же? У вас поддельные документы?
Круглоголовый вновь что-то о чем-то спросил, мрачновато улыбнувшись. И хлебнул из чашки.
— Просто они довольно часто меняются, как у всех спецназовцев. Мне повезло, что до сих пор живой, я вам скажу. Это судьба. А вы знаете, почему я бритый? Без волос удобнее: не за что схватить. В детдоме это понял. Немного подрос — и разгильдяем стал, жутким дебоширом. Прямо бандитом рос. Все твердил, что родители погибли на Байконуре во время испытаний. Мне уже исполнилось четырнадцать, когда кто-то мне подбросил эту идею. Не помню кто. Лет в девять, наверное, меня перевезли из пригорода в город, в другой интернат, врачи настояли. Это в Сибири было. Там мне ноги вылечили, чтобы я потом без них остался… Шутка у меня такая дурацкая с некоторых пор, извините.
— Без ног?… — пробормотала Марина.
— Ну да… На протезах хожу. Незаметно? Ковыляю странновато. В общем и целом…
— Не очень… — Марина отвела глаза.
Павел кивнул, довольный, и отправил в рот огромный кусок торта.
— Люблю сладкое, я вам скажу. А в новом интернате мне нравилось, привык младших защищать. Учиться стал. Хотя по Зое скучал очень. Больше никогда ее не встречал… Была у меня такая детская любовь… Не знаю, жива ли. Фамилию забыл. А в новом интернате как-то заступился за одного малого и так здорово врезал обидчику, что сломал ему нос. Начались разбирательства, а потом пришел незнакомый коренастый дядька и попросил меня: «Покажи, как ты ударил». А мне терять нечего — показал. Дядька этот оказался тренером из школы «Спартака», куда меня и привел за руку.
Марина совсем закрылась от парня платком. Она догадалась, что Павлу нужно исповедаться — сидит один сиднем на даче: ни друзей, ни родных… Кем же он приходится старосветским помещикам? Но ведь был у них сын, кто-то рассказывал, кажется, даже муж Володя говорил об этом… Был сын, а потом пропал… Словно сгинул. И никто о нем больше ничего не слышал…
А Павел продолжал исповедь. В черное окно ломился недобрый осенний ветер.
— Стал мастером спорта международного класса по боксу и кикбоксингу, провел около четырехсот боев. В семидесяти победил, а проиграл только в тридцати, в общем и целом. Оценили? А потом забарахлило вдруг сердце, я вам скажу. Ведь в детстве ноги у меня болели от ревматизма. Врачи спорт отменили, запретили даже быстро двигаться и вынесли приговор — порок митрального клапана. Ну, полежал я, полежал — и поплелся в спортзал к тренеру. Тот помолчал, подумал и сказал: «Бросать большой спорт сразу тоже опасно. Попробуй снова…» Попробовал. А через несколько месяцев врачи поставленный диагноз отменили. Удивились жутко. Что же это такое? — меня спрашивают. Чудаки… А я снова вышел на ринг…
— Вам так нравился бокс? — спросила Марина.
Как большинство женщин, она считала бокс грубым, страшным и бездарным мордобитием.
— А вам, конечно, нет. — Павел понятливо кивнул. — Я вам скажу: для меня бокс стал обычной проверкой характера. Она бывает у каждого. Вот любой спрашивает себя: а что ты можешь, на что способен? И проверяет себя. Ну хоть пытается проверить. Кто где, кто в чем. Я вот — в боксе. Окончил Суворовское, служил в армии: Тихоокеанский флот, морская пехота, остров Русский и Куба… Там провел восемь месяцев, и там же меня первый раз ранили. В общем и целом в меня даже не попали, — прострелили ветку над головой, а эта ветка слишком сильно ударила. Потом была учеба в Высшей школе КГБ. Ну, гений может ее окончить, наверное, и за три дня, а обычные люди учатся там всю жизнь. Сами посудите: новые разработки появляются все время. Всю правду говорю, какая она есть.
