Катажина Грохоля - Я вам покажу!
– Борис!!! – завопила я во всю глотку, но ему все по фигу, кроме Маши, именно она спровоцировала его бежать напрямик, иначе говоря – по моим цветам.
– Маша! – заорала Уля, но Маше тоже все по фигу, коли Борис гонится за ней. Она носилась по кругу, и – о Боже! – мои белые астры, которые в этом году впервые ухитрились пробиться сквозь отравленный грунт, не выдержали топанья восьми лап.
Уля поймала Машу и загнала ее к себе во двор. Обе собаки теперь стояли у сетки – одна с одной, другая с другой стороны – и махали хвостами, вернее, Маша тем местом, где обычно бывает хвост, а Борис своей черной толстой трубой.
Уля выжидательно посмотрела на меня:
– Зайдешь на чаек?
Почему бы и нет? За чаем я обрисовала Уле картину своего светлого будущего с Адасем. В общем-то мне хотелось, чтобы он уже уехал, потому что чем скорее он уедет, тем быстрее вернется. Я неосмотрительно призналась в этом Уле.
Подруга разволновалась и сказала, что первое исключает второе.
– Подумай, чего ты хочешь: светлого будущего или будущего с мужчиной? – спросила она и сбросила Ойоя на ковер.
Ойой удивленно мяукнул – мол, с чего бы это? Улины кошки не залезают на стол – он, как обычно, преспокойно полеживал себе на кресле, изображая серую пушистую подушку, и никогда до сих пор хозяйке это не мешало.
Я вмиг сообразила, что Улю что-то вывело из себя, но на вопрос, что случилось, она встала и ответила:
– А что могло случиться? Ничего никогда не происходит. Разве кого-то волнует, что в мире гибнут люди, извергаются вулканы и идут войны, а в Индии поезда срываются в пропасть! И не спрашивай меня, что случилось, ведь и вправду ничего не происходит! Но если ты хочешь рисковать и, несмотря на свой горький жизненный опыт, считаешь, что тебя ожидает светлое будущее, то воля твоя!
Вывод напрашивался сам собой: Уля не только посмотрела какие-то новости по телевизору, но и поругалась с Кшисиком. Почти одновременно мне пришла в голову еще одна мысль: некрасиво припирать подругу к стене, если она не желает о чем-то говорить. Поэтому я молчала, а Уля, пристально глядя на меня, сообщила:
– Я была у гадалки.
Я чуть было не подавилась до смерти. Понимаю – фэн-шуй, верю, что зеленая входная дверь отвращает от дома беду, и в колокольчики на калитке верю, и в китайские монетки, которых непременно должно быть три и непременно в красном портмоне, верю, что две монахини приносят счастье, и в радугу, особенно двойную, но гадалка? Зачем она Уле? К чему эти суеверия? Неужели у них с Кшисиком все так плохо?
– Да-да, – смело повторила Уля, – я была у гадалки.
– Ну и что она тебе сказала? – Я сглотнула слюну, и вопрос прозвучало гладко.
– Вряд ли ты захочешь это знать, – ответила Уля.
– Если ты захочешь мне рассказать, то я захочу знать, – парировала я.
– Не захочешь, – настаивала подруга.
Я почти была готова возмутиться, ибо больше всего меня злит, когда кто-то знает лучше тебя, чего ты хочешь, холодно тебе или жарко, или что ты чувствуешь. Честно говоря, меня это просто приводит в бешенство. Но я подавила гнев на корню и решила остаться безразличной.
– Тогда не говори, – согласилась я, и меня начало пожирать любопытство.
Что такая гадалка может сказать и на чем она Уле гадала? На картах? На стеклянном шарике? Таро? На кофейной гуще? По линиям на ладони? Или только по дате и часу рождения? Настоящая гадалка или обманщица? Женского она была пола или мужского? Да и зачем Уля пошла к гадалке? И о чем таком она, Боже мой, узнала? И самое главное – почему Уля не хочет мне рассказать? Может, она влюбилась? Если бы я пошла к гадалке – это другое дело. Я бы пошла просто кое-что выяснить: Адам как-никак уезжает, и я могу беспокоиться, хотя на самом деле, конечно, даже и не думаю. Но Уля?
И тут меня взяла такая обида! Почему Уля не позвала меня с собой и делает такие важные вещи втайне от меня? Само собой, я бы никогда к гадалке не пошла, да и зачем? Разве что Уля очень попросила, чтобы кто-нибудь ее сопровождал. Ну, может, еще из любопытства, чтобы посмотреть, как это выглядит. Но такого от Ули я никак не ожидала – чтобы не позвать меня с собой.
Я сочла уместным ни о чем ее больше не расспрашивать. Это будет для нее самым большим наказанием.
Мы допили чай, и я пошла по некошеному газону к себе.
Мир очень странно устроен. Уля так прекрасно управляется с космическими кораблями, с детьми, с моими проблемами, но со своими… уф-ф-ф!
ГОЛУБОЙ БЕЗ БРЮК
В доме все перевернуто вверх тормашками. Адам не может найти свои черные вельветовые брюки, без которых, о чем он меня известил, щелкая пультом, шагу не ступит. Не понимаю, почему вельветовые штаны важнее починки дверной ручки. Она вываливается каждый раз, когда мы забываем, что ее надо чуть-чуть приподнять кверху и придержать. Вот и сейчас, когда я открывала дверь, она, конечно, выскочила. Хорошо, что у меня были ключи и Адам дома, а если бы не было ни его, ни ключей? Никто и никогда уже не смог бы попасть в дом. Адась кое-как всунул ручку обратно в замок и сказал, что починит как-нибудь при случае, потому что сейчас он занят поисками брюк.
– В соответствии с решением комиссии на повторное слушание будет вызвана… – бесстрастно вещал телевизор.
– А в шкафу их нет? – спросила я и села за стол.
– Нигде нет.
– Может быть, ты оставил их на радио? – попыталась я хоть чем-то помочь и взяла в руки повестку завтрашнего заседания редколлегии. Я должна составить план, иначе Главный даст мне отставку раньше, чем я рассчитываю.
– Нет, на радио я их не оставил. Я бы, наверное, заметил, что дефилирую по городу без порток, – ответил мой будущий муж, ни на минуту не расставаясь с пультом.
– Тренер команды, а также Федерация по футболу выразили протест по поводу хулиганских выходок на стадионе…
– Может, они у Тоси?
– Мои брюки? – удивился Адам. – Она же не носит вельветовые брюки.
– Да, не носит, они ей велики, – согласилась я и вычеркнула из плана поездку в деревню Сухое Болимово, связанную с делом об убийстве. Мы не будем писать об убийствах.
– Я люблю тебя и всегда буду любить, помни об этом, – послышалось из телевизора, и смуглая девушка повалилась на пол. – Из Восточной Европы надвигается циклон, широкий фронт которого уже завтра…
– Адам! – рассердилась я. – Так невозможно работать!
– У меня нет брюк, и я не могу найти разработок Херлингера, которые мне позарез нужны завтра утром, неисправна коробка передач, эту машину пора уже на свалку…
– Не умирай, я никогда не покину тебя, пожалуйста, не умирай… – застонал телевизор.
– По этому телевизору ничего нет, какой-то сплошной идиотизм… Ты не видела мои черные вельветовые брюки?
