Если к другому уходит невеста (СИ) - Шабанн Дора
— Выспись, как следует. Раз у нас творческий процесс так хорошо идет ночью, то жду тебя на ужин, часам к шести.
Вот таким замысловатым путем я пришла к подписанию договора об эксклюзивном сотрудничестве с Морозовым Никитой Игоревичем через сутки после увольнения из Администрации города.
И за ужином на второй день, после столь запоминающегося знакомства, мы договаривались об основных моментах сотрудничества.
— По дизайну, оформлению и росписи помещений ты будешь работать только со мной! — категорично заявил мне Ник, после обсуждений всех подробностей нашего взаимодействия и согласования обязательных частей соглашения.
— А как же мои картины, или, вот, феечка твоей бабушки? — поморщилась.
Мной не очень хорошо сейчас воспринимались жесткие рамки.
Творец внутри жаждал свободы и злился на любые ограничения. А мне ужасно не хотелось вновь сажать его на цепь.
Никита с тревогой посмотрел на меня:
— Это другое. Картины пиши, открытки там поздравительные, подарки всякие — я в эту часть твоего творчества вообще лезть не буду. А вот если роспись по стеклу или настенная, то каждая работа должна со мной согласовываться.
— Как-то это уж чересчур, мне кажется, — недоверчиво и не очень довольно бурчала я, потягивая имбирный напиток на меду с шалфеем, лаймом и лимоном.
— Тебе кажется, — уверял фыркающего ежика в моем лице Ник, — ты будешь очень занята в наших многочисленных барах и ресторане, поэтому на других у тебя просто ни времени, ни сил не останется. Да и платить я тебе за это расписное волшебство буду столько, чтобы никого со стороны ты даже и слушать не стала. Я тебя три года искал и ловил, Ань, так что может и перегибаю слегка с контролем, но и ты пойми: наша встреча и договор для меня — это чудо и мечта в одном флаконе. Поэтому придется тебе как-то с моей излишней опекой согласиться.
В таком стиле и духе были почти все наши мирные переговоры.
Ник старательно улыбался, закармливал меня вкусняшками и просил отнестись к нему снисходительно.
Натурально, чуть я начинала сердиться, как сразу звучало:
— Анечка-феечка, пожалей страдальца, которого родной дед столько времени держал в неведении относительно того, что искомый и так жизненно важный источник волшебства был на расстоянии одного телефонного звонка.
И глаза такие, умоляющие.
С ним было смешно и весело.
А еще тепло.
Чем дольше мы работали вместе, тем чаще я изумлялась, что от мужика может быть столько внимания, ненавязчивой заботы, еды, подбадривающих слов, поддержки и комплиментов. И все это щедро проливалось на мои труды и постоянно пелось «Анечкиному старанию и замысловатой фантазии».
Рабочий день у меня теперь больше, чем, когда-либо в жизни, совпадал с биоритмами.
Спать я приходила домой (всегда в сопровождении) около трех-четырех часов утра, просыпалась в три пополудни, немного шуршала по дому, собиралась и неспешно топала в «Полюс». На ужин-завтрак. Там меня уже ждал условно бодрый Ник, который со дня нашего знакомства, ночевал у себя в кабинете, в отдельной частной зоне за фальш-стенкой. Мы вместе завтракали, утверждали план на ночь, бывало, вносили изменения в предварительно согласованную концепцию, от чего-то отказывались, если техническая реализация выходила сложной, долгой или непомерно дорогой. А потом приступали: Ник к своим административным делам, а я к художественным. Когда у меня фронт работ нуждался во времени на «схватиться, подсохнуть, устояться», я потягивала очередной фруктово-ягодный шедевр от дежурного бармена в углу ресторанной кухни, где священнодействовал Кит. Пять-семь «блюд от Шефа» он готовил в обязательном порядке ежедневно, а потом, уже за полночь, мы вновь водворялись на второй этаж. Творить.
Шутили, препирались, договаривались, спорили с применением тяжелых аргументов вроде подносов или стаканов. Но, на удивление, работая вместе, умудрялись регулярно предварительные планы «выполнить и перевыполнить».
Сильно погруженная в творческий процесс, я исхитрилась, без каких-либо нервных или сердечных переживаний, тихо перезнакомиться со всеми родственниками и друзьями Ника. Каждый день кто-то близкий и важный забегал с плюшками, горячим морсом или бутербродами. Вроде как все случайно, но познакомиться с создательницей Феечек, на самом деле.
Люди в основном были приличные, особых хлопот не доставляли, посылы воспринимали правильно, так что я претензий не имела. Это Ник старался всех побыстрее выставить, чтобы меня от процесса не отвлекали. Тем не менее, матушке его, Олесе Николаевне, я серебряным маркером феечку на спине зимней куртки изобразить успела, пока она кормила домашними разносолами от бабушки Евы заработавшегося сы́ночку.
В целом я спала, ела, болтала с Ником и рисовала — не жизнь, а мечта.
Ежедневно просыпалась с улыбкой в любое время, возвращалась и падала головой в подушку почти всегда с чувством глубокого морального удовлетворения.
Я творила и была счастлива.
Мысль, что «все к лучшему» применительно к воспоминаниям о сорвавшейся свадьбе сначала робко возникла на периферии сознания, а потом прочно угнездилась в голове.
В разговорах между делом мы с Ником оба вскользь упомянули свои завершившиеся недавно и нелепо отношения, и больше к этим темам не возвращались.
Да и нечего там, в тех прошедших отношениях, обсуждать было. Ну, не говорить же о том, что я — дура набитая, которая столько лет плыла по течению и ломала себя в угоду родне?
Хватало других дел и планов на ближайшее время.
За обновлением ресторана маячили бары, требовавшие несколько иного подхода и стиля.
Голова пухла от обилия сюжетов и концепций. Иногда я даже записывала на диктофон пришедшие мысли по оформлению всей барной линейки, ибо зарисовывать не всегда удавалось.
Неожиданно подкравшийся Новый год сами мы бы, пожалуй, и не заметили.
Я как раз заканчивала фейский триптих на ростовых зеркалах, вмурованных последовательно в глухой стене центрального зала детского этажа. А Ник, сидя тут же и периодически подавая мне то кисти, то палитры, то термос с чаем, считал смету на третий, самый пафосный этаж. Туда должно было воплотиться мое представление о «понтах и дорогущей красотище», поэтому спонсор грядущего художественного разгула сильно переживал и пересчитывал все уже в третий раз, кажется.
Но за пять минут до боя курантов дежурный администратор Татьяна, ответственная за новогодние торжества в «Полюсе», пригнала к нам официантов с подносами. Горячая еда в мисочках, пиалах, на тарелочках и в горшочках. Полное отсутствие холодных салатов и алкоголя, однако три вида чая, морс, сбитень и глинтвейн на гранатовом соке. Мандарины и смартфон с Президентом.
Праздник, однако, понимать надо.
Разбойник и… разбойница
Дело было в Новый год…
Чудеса бывают! Вот!
Позабыв свои печали
Вместе Новый год встречали
Старый-старый Дед Мороз,
Старый кот и старый пёс!
(А. Усачев)
Когда внук улетел на третьей космической вслед за неуловимой Аннушкой, Евлампия Серафимовна, убрав со стола все вкусности, усадила супруга в ближайшее к окну кресло. Развернув торшер так, чтобы он светил коварному мужу и деду в глаза, скромно умостилась на краешке дивана и спросила:
— Что ты опять задумал, Коля? Ты же помнишь, что я не одобряю твои манипуляции детьми?
Невероятно довольный собой Николай Николаевич, солнечно улыбнулся супруге и спокойно ответил:
— Видишь ли, Ева, я проанализировал все известные мне эпизоды личной жизни внука и пришел к некоторым занятным выводам.
Евламипия Серафимовна благосклонно кивнула, пригласив мужа этими самыми выводами поделиться:
— Милая, вы с Лесей всегда восторженно одобряли более или менее долгие Китовы увлечения. Ничего хорошего из этого не вышло. Сейчас у нас задача убедить внука, что Анну, как его выбор мы не принимаем. Особенно после Жанны. Ну, какое тут сравнение может быть, прикинь? Жанночка — воспитанная девочка, из известной, солидной, состоятельной семьи, со своим бизнесом, великолепным образованием и модельной внешностью. По этим параметрам Аннушка, конечно, уступает. Ее ценность не в глупой шелухе. Главное, чтобы Кит все это понял, осознал и боролся за право быть рядом с Аней, а не прогибался под нас.
