Изменить нельзя простить - Анна Томченко
Нет. Подруга у меня хорошая. Это я плохая. Мне физически тяжело сейчас находиться среди людей. Мне казалось, я как чудовище с гнилой душой сейчас отравляю окружение своей болью. А ещё совсем дурацкое желание — закрыться одной в темноте и тишине и выть. Возможно, мне так удалось бы заплакать…
Я выехала на проспект, и тут меня охватил мандраж.
Что я скажу?
А главное, вообще не делаю ли я ошибку? Может, меня на порог дома не пустят. Или хуже того, начнут во всем винить.
Закралась нехорошая мысль просто вернуться к Ляле и подать заявление на развод, но я резко свернула к развязке, что вела за город. Нельзя трусить. Я все смогу. И у меня было ровно полчаса, чтобы понять, как это я могу сделать. А потом сразу разрывать отношения с Андреем.
Люди от жары стали сонными и немного странными. Дважды я уворачивалась от столкновения. Девушка из машины позади вытянула руку в окно и махала проезжающей встречке. А я все сильнее паниковала. Потные ладони скользили по рулю, а внизу живота скручивался комок нервов.
Я тоже была странной.
Когда до нужного мне дома оставалось два перекрёстка, я притормозила у обочины и вышла из машины. Прошлась. Вернулась обратно и психанула.
Будь что будет.
Двухэтажный коттедж за кирпичным забором и фигурно обстриженные туи. Я медленно шла по мощёной тропинке и проворачивала фразы. Когда рука постучала по двери, в голове не было ничего путного.
— Ева, доченька, наконец-то ты объявилась!
— Привет, мам. Я… мам… — слова застряли в горле. — Мам, а мы с Андреем разводимся. Он с Соней моей…
— Я знаю… — ответила свекровь.
Глава 15
Мои губы затряслись.
Моя свекровь все знала.
Она знала, что Андрей изменял мне и…
И я как дура на дне рождения строила себе красивую картинку, уверяла, что не хочу расстраивать, но все это было лишним. Даже если бы я при всех заорала, что в курсе всего, что знаю все, это ничего бы не изменило.
Все в тот вечер были в курсе.
Одна я как блаженная пыталась сохранить иллюзию семьи, которой у меня никогда не было.
Кислая слюна скопилась во рту, и я оглянулась в панике, потому что это был первый признак тошноты. Меня воротило от всей моей жизни, от всей грязи и позора. Наверно, я чокнусь, если окажется, что и мой папа был осведомлён об интрижках Андрея.
Меня повело в сторону, и свекровь схватила меня за руку. Я попыталась дёрнуться назад, но голос остановил:
— Ева, девочка моя… Господи ты вся побледнела. Идём, заходи, сейчас я тебя накормлю, напою… Будешь ромашковый чай? — свекровь тянула меня в дом, а я только качала головой. Мне было страшно. Страшно услышать правду от неё.
В груди давило так сильно, что я с трудом могла сделать вдох. Из-за гула в ушах я не слышала, что мне говорила мать Андрея. Или это чайник шумел? Я просто смотрела, как свекровь открывала рот, что-то мне говорила, глаза ее были в поволоке слез, а нервные руки сминали фартук.
— Я не понимаю… — вяло сказала я, и мой голос разрушил ватную беззвучную стену.
— Так и я тебе о чем, доча, — свекровь не выдержала и утерлась кухонным полотенцем. Отвернулась от меня к плите и стала греметь крышками. — Покушаешь? Я пирожки напекла. Или хочешь, компот вишнёвый, твой любимый, вытащу…
Я просто кивала. Хотя кусок в горло не лез. Но я давилась пирожками, компотом под щебет матери Андрея.
— Я ведь не так его растила, Евушка… — снова слёзы и полотенце. У меня сердце сжималось, когда свекровь расстраивалась. Я сразу вспоминала маму, которая тяжело болела, и перед уходом ей все труднее становилось улыбаться. У меня отложилось, что любая печаль на лице всегда признак боли физической.
Я снова отпила из стакана компот и уточнила:
— Мам… а как ты поняла?
Свекровь взмахнула руками и замерла на полуслове. Потом присела напротив и призналась:
— Да никак я не поняла. Не вовремя приехала к вам, — свекровь придвинула ко мне графин с компотом и продолжила: — На Пасху ты ведь на работе была. Ещё поговорили, ты мне рассказала, что даже яйца не покрасила… Ну, я думаю, бедная моя… Растолкала отца, и поехали. Собрала полную сумку яиц, куличей, салаты в контейнеры. Ну как обычно. И думаю, ну раз все равно ты на работе, чего в дверь-то звонить. Вытащила свой ключ от вашей квартиры. Только зашла, даже до кухни не добралась, чтобы все сложить в холодильник, а мне навстречу Сонька в твоём халате… Ну тут я чуть не упала…
Свекровь снова протерла глаза и тяжело вздохнула.
— А я смотрю на Соньку и вообще не понимаю, что происходит. С чего бы ей без тебя в квартире ошиваться. Смотрю на неё, а она вся растрепанная, глаза блестят, румянец. У меня сердце как сжалось от одной мысли. А внутри успокаиваю себя, что, может, мне показалось, что может все не так… А следом Андрей из спальни выбегает и штаны застегивает, и давай кричать, что чего это я своими ключами открыла дверь. Я глазами хлопаю и не понимаю, как из моего доброго мальчика выросло это?
Свёкор пришёл на всхлипы и остановился на пороге, покачал головой, махнул рукой и снова ушёл. Я встала со своего места и приблизилась к свекрови. Обняла за плечи. Всхлипы стали сильнее.
— Я о него все яйца разбила. Швырнула в него сумкой с гостинцами. А он мне: «Мама, успокойся», а как уже успокоишься? Как?
Свекровь повернулась ко мне и обхватила за шею руками, прижала к себе так сильно, что я осталась стоять в неудобной позе, но отстраниться не могла. Просто гладила женщину, которая для меня стала матерью.
— И я ему говорю, что только пусть попробует все эти непотребства разводить. А эта лахудра стоит, глазами лупает и сказать ничего не может.
На Пасху, значит.
Значит, свекровь тоже не так давно в курсе всего.
— Но почему ты мне ничего не рассказывала? — я присела на корточки возле свекрови и смотрела в заплаканные глаза.
— А как тут рассказать? А этому своему ироду давай голову полоскать, что это все не по-божески, что предатель он и иуда. А он мне, это первый и последний раз. И
