Беспощадные клятвы - М. Джеймс

— Я сказал, встань на свои гребаные колени, — рычит он, прижимая меня к земле так сильно, что мои колени ударяются об пол с резким толчком боли. Я сжимаю зубы, чтобы не заскулить, и смотрю на него, а его вторая рука вцепляется мне в волосы, оттягивая голову назад.

Он еще не перешел все границы. Но он уже близок к этому.

— Черт побери, — тихо бросаю я ему. Я вышвырну тебя отсюда, и ты больше никогда не увидишь эту дверь. Думаю, он и сам это знает. Он отпускает ошейник, прежде чем давление на мое горло становится слишком сильным, и, подойдя ближе, запускает обе руки в мои волосы.

— Расстегни молнию, шлюха, — рычит он, и я вижу твердый гребень его члена за ширинкой, толстый и угрожающий. — Вытащи мой член.

Медленно я подчиняюсь. Я тянусь вверх, напоминая себе, что меня ждет, если он не зайдет слишком далеко и мы закончим сеанс. Только моя доля от гонорара — хорошая плата, и тогда он даст хорошие чаевые, а если не даст, Николай пошлет ему напоминание, что девушки ожидают вознаграждения за свои услуги, и щедрость ожидается для дальнейшего покровительства клубу. Если он и дальше будет слишком скупым, его доступ ко всем услугам клуба будет закрыт. Мужчины не обязаны давать щедрые чаевые, чтобы оставаться членами клуба, но они должны проявлять щедрость, иначе Николай сочтет это оскорблением.

— Хорошая маленькая шлюшка, — бормочет он, когда я расстегиваю брюки его костюма и спускаю молнию вниз, а мои пальцы тянутся внутрь к его члену. — Обхвати его своей маленькой хорошенькой ручкой и погладь. Привыкай к нему, пока мне не понадобился твой рот.

Он говорит об этом как о чем-то огромном, и я сдерживаю смешок, когда освобождаю его. Он не маленький, конечно, но и не впечатляющий, ничего такого, что я бы беспокоилась о том, что смогу обхватить губами. Среднего размера, приличный член, достаточно большой, чтобы жестко трахнуть девушку и удовлетворить ее, если она этого захочет, но не такой, чтобы из-за него волноваться.

Интересно, как выглядит член у того мужчины в баре, думаю я, прежде чем осознать это, представляя себе твердый гребень в его брюках, как он, должно быть, пульсировал, наблюдая за мной. Он так быстро ушел… Интересно, не сидит ли он сейчас в мужском туалете, поглаживая себя при мысли обо мне, и только когда я чувствую резкий рывок руки Матвея по моим волосам, меня возвращают в настоящее.

— Погладь мой гребаный член, — рычит он, выкручивая руку. — Что за шлюху я выиграл? Я думал, ты лучшая девушка из всех, что есть у этого мудака из Братвы.

— Да, — шиплю я, на мгновение забывая о себе. Он издает еще один недовольный рык и внезапно поднимает меня на ноги за волосы, его эрекция колышется, когда он тянет меня к кожаной скамье для шлепков.

— Я научу тебя, для чего нужен твой милый ротик, — огрызается он, толкая меня на скамью и наклоняясь, чтобы застегнуть наручники на моих лодыжках, пока я скриплю зубами.

Я не люблю, когда меня сковывают мужчины, которые мне не нравятся, а этот мужчина — особенно. У меня есть стоп слово, напомнила я себе. Он согласился с ним, когда подписывал контракт. Если он его не выполнит…

Матвей идет к шкафу, где хранятся инструменты, и я вздрагиваю, ожидая, что он выберет. Он долго рассматривает ассортимент флоггеров, весел, тростей и мешков, прежде чем выбрать весло с тонкими вырезами. Он знает, что действительно причинит боль, мрачно думаю я, когда он достает его и с улыбкой на лице трет деревяшку о ладонь, направляясь ко мне.

— Думаю, это должно подойти, — говорит он, проводя пальцами по краю моих трусиков. — Или, может быть…

Его кулак внезапно смыкается вокруг тонкого кружева, и я вскрикиваю, не успев подавить этот крик, когда он разрывает их, ткань оставляет ссадины на моей коже, когда она разрывается. Это не более жестоко, чем делали другие в прошлом, но что-то в моем нутре неприятно колышется от его прикосновений, от того, как он это делает, какое-то внутреннее чувство подсказывает, что этот мужчина не просто наслаждается причинением боли или властью в качестве извращения. Он не просто хочет возбудить меня, он хочет, чтобы я боялась, по-настоящему боялась. Даже здесь, в месте, где есть правила, ограничения и границы, которые он должен соблюдать, он получает удовольствие от того, что заставляет меня сомневаться, действительно ли он собирается подчиняться правилам.

Это человек, который никому не подчиняется и который возмущен тем, что от него требуют соблюдения каких-либо правил.

И это меня немного пугает. Более чем немного, как только он начинает.

Я стараюсь не показывать этого. Я сжимаю губы, когда он опускает весло, стараясь не дать ему увидеть, как сильно он меня расстраивает. Я испускаю небольшие всхлипывания, позволяю своим бедрам дрожать о кожу в попытке дать ему возможность продемонстрировать то, что он хочет, но я отказываюсь позволить ему увидеть мои истинные эмоции. Он не заслуживает того, чтобы видеть во мне что-то истинное и настоящее.

Но это только еще больше злит его.

Он хочет, чтобы я плакала. Он хочет, чтобы я умоляла. И впервые за свою карьеру я понимаю, что дело не только в том, что мне не нравится делать то, что требуют от покорной. Все во мне кричит о том, что нужно бороться с этим человеком. Сказать ему, чтобы он отвалил, и перестал прикасаться ко мне.

Доверие между доминантом и сабмиссивом — хрупкая вещь. Сабмиссив верит, что доминант соблюдает его границы и не пытается переступить их, уступит, когда сабмиссив произнесет стоп-слово. Доминант верит, что сабмиссив заговорит, если эти границы будут пересечены, и не позволит этому зайти слишком далеко.

Здесь нет никаких ограничений, кроме тех, которые навязываются. Матвей хочет переступить мои границы, грубо переступить их. За пределами этого клуба я не могу представить, что он делает с женщинами, которые оказываются в его постели, и я не хочу этого делать. Он хочет, чтобы я боялась, что он не отреагирует на мое стоп-слово, когда я его произнесу. Недостаточно