Тщательно отшлепанная (ЛП) - Коул Тилли
Высокий крик прорезал гипнотическую музыку, и моя голова дернулась влево. Рот открылся, когда я увидела женщину в наряде из кожаных ремней, привязанную к Андреевскому кресту. Ее бил кнутом человек в золотой маске со злобно смеющимся ртом. Розовые рубцы покрывали ее кожу. Мужчина заметил мой интерес.
— Иди. Для меня будет честью выпороть и тебя.
— Я бы с радостью, но у меня… э-э-э… слишком чувствительная кожа, — пробормотала я. — У меня синяки, как у персика. Мужчина кивнул мне и вернулся к порке своей партнерши. Я попыталась найти других сирен. У меня свело живот, когда я увидела, что они присоединяются к парам, а некоторые входят в другие комнаты.
— Ну же, Фейт, — сказала я себе. — Перестань быть такой киской.
Я проходила через разные комнаты, и сцены сливались в одну сладострастную дымку. Две женщины были подвешены к потолку на веревках, как жарящиеся свиньи на барбекю. По полу были разбросаны столы и стулья, на них лежали ноги и напитки. Мужчины и мужчины целовались, женщины и женщины лапали друг друга, а на самых больших кроватях, которые я когда-либо видела, разворачивались оргии составом в десять человек.
У меня подкосились ноги, когда я увидела, как мимо проскакали мужчины, одетые как пони, а хозяйка в красном латексе держала их за поводья и хлестала большим кнутом, когда ей что-то не нравилось. Моя голова пульсировала в такт трансовой музыке от зрелища, которое я до этого видела только в кино. А что-то я вообще никогда не видела. Амелия была права. Это было нечто большее, чем я могла себе представить.
Рядом со мной остановился «пони». Хозяйка провела по моей руке.
— Тебе интересно? — спросила она.
Игра в пони была для меня слишком тяжелой.
— Извините. У меня аллергия на лошадей, — сказала я и поспешила прочь, пылая от своего глупого оправдания. Мне нужен был перерыв. Мне нужно собраться с мыслями и надрать себе задницу за то, что я такая слабачка.
Я искала, куда бы отойти, но не могла сориентироваться. Поэтому проходила мимо заполненных баров, где члены «НОКС» отдыхали и пили, смеясь с друзьями, как в любом другом баре на Манхэттене. Столами служили одетые в стринги сабмиссивы. Один мужчина приподнял лицо своей подчиненной и, не прерывая разговора с другом, притянул ее между своих ног. Его челюсть сжалась, когда она отсасывала у него на наших глазах. Затем я повернулась направо, как раз в тот момент, когда женщина села своей промежностью на лицо мужчины, обмотанного цепями и лежащего под ней.
— Квининг, — прошептала я, и предательский нервный смешок сорвался с моих губ, когда я представила себе лицо Амелии, увидевшей это в действии.
Рядом с главным баром я заметила, как мне показалось, туалет. Я побежала, уклоняясь от многочисленных предложений, летящих в мою сторону, протиснулась в дверь… и тут же остановилась. Это была не уборная. А темная комната с несколькими качелями, прикрепленными к металлическим рамам, деревянными крестами и еще чем-то, что я не могла разобрать. Четыре женщины раскачивались на кожаных качелях, которые держали их за запястья и лодыжки. Я стала отступать назад.
— Извините, — обратилась я к мужчине, стоящему в центре и держащему в руках плеть из конского волоса.
— Присоединяйся к нам, — сказал он, — у нас есть свободные места. — Я покачала головой. И отступила назад, молясь, чтобы в ту же секунду найти дверь. Плечом я ударилась о металлический столб, сбивший меня с пути. Я споткнулась на каблуках, но успела ухватиться за раму пустых качелей, что не позволило мне упасть на пол.
Все произошло так быстро. От неуверенной хватки металлические качели опрокинулись… и повалили все остальные качели в комнате. Это была какофония ударов металла о металл и криков женщин, привязанных к кожаным качелям и неспособных вырваться. Я попыталась помочь мужчине остановить разрушения, но все было тщетно.
Мои щеки вспыхнули от смущения, когда в комнату вошел персонал бара, чтобы помочь. Когда грохот металла прекратился, я почувствовала, что несколько пар глаз устремились на меня.
— Упс, — сказала я, скорчив гримасу под вуалью.
Рука легла мне на спину. Сквозь вуаль я увидела знакомую венецианскую маску Сэра, которому было поручено присматривать за нами сегодня. Он провел меня через клуб. Я не отрывала глаз от пола. Я облажалась. Меня собирались вышвырнуть. Я просто знала это. Печаль охватила меня. Я не получу эту статью. Салли убьет меня.
Он привел меня в комнату, в которой мы начали эту ночь.
— Ты в порядке? — спросил он. Мне хотелось плакать от того, как он был добр ко мне.
— Да. — Я вздохнула. — Поверь мне, когда я говорю, что для меня это не первый раз. Я как стихийное бедствие.
— Никто не пострадал, — сказал он, но в его словах не было уверенности в том, что мою задницу, обтянутую кружевами, не собираются вышвырнуть на улицу. Сэр начал что-то говорить, но тут зазвонил телефон на стене. Это заставило меня подпрыгнуть. Сэр ответил. Я попыталась расслышать, кто говорит на другом конце, но не смогла. — Хорошо, Maître.
Мои глаза расширились. Maître. Легендарный хозяин клуба.
— Да, Maître, — сказал Сэр и положил трубку. Он повернулся ко мне. — Maître просит вашего присутствия.
Я застыла на месте. Maître хотел меня видеть. Maître. Я, конечно, слышала о нем. Слухи о «НОКС» в Нью-Йорке были ничем по сравнению с тайными перешептываниями о человеке, который железным кулаком управлял клубом. Таинственный француз, который правил своим сексуальным королевством со своего трона, а его верные подданные поклонялись ему.
Дверь позади нас открылась, и в нее вошла Банни.
— Она должна быть доставлена прямо к нему в комнату, — сказал ей Сэр.
— Да, Сэр.
Банни вывела меня из комнаты и повела к черным обитым дверям лифта. Когда двери открылись, я обнаружила, что лифт от стены до стены обит красным бархатом.
Банни затащила меня внутрь и нажала кнопку верхнего этажа.
— Скажи честно, — сказала я, — меня выгонят?
— Я понятия не имею, чего хочет Maître. Его нелегко понять. Он в основном держится особняком.
Отлично. Это мне нисколько не помогло.
Лифт открылся, и Банни вывела меня на лестничную площадку. Я оглядела впечатляющий верхний этаж. Здесь были только одни двойные двери. С потолка свисала массивная люстра.
Мы подошли к дверям, и Банни позвонила. Замигал зеленый огонек, и она провела меня внутрь. Первым на меня обрушился идеальный звук Андреа Бочелли, его прекрасный голос проник в мои уши. Мне сразу стало легче, нервы немного успокоились.
Сквозь вуаль я разглядывала окружающую обстановку. Комната была большой и оформлена в готическом стиле, в соответствии с остальным домом. На каждой стене, как и в фойе, висели эротические картины. Я тяжело сглотнула: по комнате были разбросаны все те приспособления, которые я видела в главном зале. И даже больше. Некоторые приспособления в этой комнате выглядели прямо как из пыточной камеры верховного инквизитора испанской инквизиции.
Maître был готов к игре. Он был готов играть жестко.
— Встань на колени, — приказала Банни, а затем прошептала. — Maître — мастер во всех смыслах этого слова. Он доминант в спальне. Если он захочет поиграть, и ты согласишься, он потребует, чтобы ты была покорна ему. Ты должна решить, нравится ли тебе такой вид удовольствия. — Слова Банни кружились в моей голове, пока я опускалась на колени. Сабмиссив. Могу ли я быть сабмиссивом?
И тут я услышала скрип деревянного пола.
— Maître, — сказала Банни с благоговением в голосе.
— Pars (фр. — иди), — произнес жесткий голос. Я затаила дыхание, когда это слово прозвучало, резко контрастируя с прекрасной классической музыкой, звучавшей вокруг нас.
— Да, Maître, — сказала Банни и вышла из комнаты.
В гнетущей тишине было слышно, как я тяжело дышала в предвкушении встречи с этим имеющим порочную репутацию человеком. Затем.
— Подними глаза. — Команда была произнесена с густым французским акцентом.
