Измена. Я больше не буду тряпкой (СИ) - Багирова Александра
— Ой, — девушка прикрывает рот ладошкой, — Прости, Коль. Но столько времени прошло… ты знаешь, я всегда тебе правду говорила, по сути, против сестры шла… Мне кажется, все же лучше так… чем ложь…
— Все нормально, Люд. Спасибо за честность, — ему удается ответить спокойно. — Почему ты мне не позвонила? Ты ведь знаешь, я бы никогда тебе в помощи не отказал.
— Ты отгородился, пошел служить, я не хотела навязываться. Прекрасно понимаю, что я ассоциируюсь у тебя с теми событиями. Я знала, что у тебя семья, дочь. Зачем напоминать тебе прошлое? — пожимает плечами. — Я пришла к своей семье. Думала, так справимся. Все же я была уверена, что сестра не оставит меня в трудную минуту. Хоть после всего мы и с Машей отдалились… Я же тогда ее осудила, высказала все. Понимаю, могла любовь накрыть, но и с тобой по-человечески она могла поступить… а не так, — Люда тяжело вздыхает. — А Глеб… он просто пошел у нее на поводу. Влюбленный мужчина, она ему вскружила голову… Он потом не раз говорил, что сожалеет. Он раскаивается, Коль, поверь мне.
— Люд, я никогда не винил тебя. Наоборот, благодарен, что ты тогда была со мной и помогла справиться. Ты помнишь, в каком я был состоянии, — слова девушки уносят его в ту роковую ночь, когда мир утратил свои краски и превратился в черный, горящий ад. Когда безжалостный огонь предательства сжигал все, что было ему дорого.
— Мне было нелегко решиться рассказать тебе все… Я предавала сестру, которая предавала тебя… — Людмила отворачивается, слезы бегут по ее щекам.
— Не стоит ворошить прошлое, — глухо отвечает Николай.
— Маше сейчас сложно, они с Глебом ребенка потеряли, которого так ждали. Наш отец в больнице. А мне так хочется, чтобы прошлое больше не давило. Хочется для всех счастья. И самой встать на ноги, — смотрит на него с теплотой. — А ты сам как?
— Развелся. Работаю. Живу. Нормально все.
— Развелся? Я думала, у вас с женой все отлично…
— Это к лучшему, — выдавливает из себя улыбку Николай. — Люд, если что нужно, ты только скажи.
— Поддержка твоя нужна. Дружба. Положительные эмоции — они же усиливают действие любого лекарства, — протягивает руку.
Николай берет Людмилу за руку, целует ее.
— Договорились, — подмигивает.
Он проводит в палате еще часа два. Больше болезненных тем они не затрагивают. Говорят о прожитых годах, работе, его дочери.
Только дело сделано, Люда вспорола ножом незажившие раны, боль выжигает нутро. Перед глазами картина той убийственной ночи, когда он своими глазами увидел женщину, без которой не мыслил жизни и лучшего друга в обнимку на красных шелковых простынях.
Обнимая Глеба за шею, глядя на Николая колдовскими зелеными глазами, она сказала четко, отстраненно и холодно:
— Уходи, Коля. Между нами все кончено.
Эти слова до сих пор звучат у него в голове, каждый день, каждый час, каждую минуту, каждую секунду…
Глава 20
Маша
Дикий ор ударяет по вискам. Не сразу соображаю, где нахожусь и что случилось.
— Зачем, Глеб? Вот скажи зачем?! — визгливый голос Анжелы врезается в мозг.
Как же больно. Сдавливаю виски. Я дома, если квартиру где прожила столько лет с Глебом, можно так назвать. Муж меня вырубил и привез сюда. Тут я солидарна с предательницей: зачем?
— Не верещи, — недовольный ответ Глеба.
Любовники на кухне. Я в нашей спальне. Во всем теле тяжесть, сложно даже пошевелиться. Что он со мной сделал? Глеб опасен.
— Я уже все сказала мужу. Нам больше ничего не мешает быть вместе. А ты ее притащил! Глеб, зачем?! Я не понимаю, — продолжает орать Анжела.
— Тебя кто-то просил признаваться? Сколько раз тебе говорил, без моего ведома ни шага. Что за самодеятельность, Анж? — раздраженный голос мужа.
— Сколько это еще могло продолжаться! Мы любим друг друга, эта наконец-то все знает. Я больше не хочу скрываться. А старик меня достал. Его нежность, его руки, он меня лапал! Бррр, — даже представляю, как она морщится.
Так обидно за папу становится. Ведь он для семьи все делал. Несмотря на предупреждение врачей, брал дополнительные смены, все в дом, все для детей. В том, что папа любил предательницу у меня ни малейшего сомнения.
Он и нас с Людой очень любил. Пока не выросли, давал матери гораздо больше, чем алименты, да и покупал нам многое, потому как его деньги шли на младших братьев и сестер, на новых ухажеров матери.
Она почему-то всегда связывалась с мужчинами, которые были не в состоянии обеспечить даже самих себя. Едва я научилась ходить, мать уже прививала мне чувство долга, что я должна помогать…
Мне было шесть, когда она стала брать меня с собой на рынок торговать зеленью, которую она выращивала на огороде. Чем старше я становилась, тем больше работы по дому, огороду, заботе о младших братья и сестрах, сваливалось на меня. Потом я начала подрабатывать, убираться в квартирах, лишь бы маме было легче.
Людмила мне не помогала и говорила, что мама мной пользуется. Она жила мечтой как можно скорее уехать из дома.
Папа, видя всю эту картину, не раз предлагал мне переехать к нему. Но как я могла бросить мать? Своих сестре и братьев? Чувство ответственности, привитое с детства, приковало меня к семье железными цепями. Да и для папы я обузой быть не хотела.
Маму я очень любила, и долгое время слушала беспрекословно. Впервые пошла наперекор, когда решила поступать в медицинский. Мать считала, что это глупо потраченные годы, я могу работать на заводе, огороде.
— Все равно врачом не станешь. Мозгов не хватит. Недалекая ты у меня, глупая. Я мать, лучше знаю своего ребенка. О тебе забочусь. Чтобы потом сопли на кулак не наматывала, лучше сразу брось эту затею. Убираешься, люди деньги платят, еще на завод тебя устрою, плюс огород, вот мы заживем, — потирала сухие ладони.
А я грезила о медицинском. Ночами не спала, училась, укачивая новорожденного брата. К маленьким детям мама давно ночами не вставала, все на мне было. И мне казалось тогда это правильным, ведь мамочка моя так устает.
Когда она расставалась с очередным мужем, то впадала в депрессию, тогда работы становилось еще больше. Я другой жизни не знала, я была уверена, что так и должно быть.
Но вот насчет учебы я стояла на своем. Но клятвенно пообещала маме, что буду подрабатывать и не оставлю семью без помощи.
Воспоминания проносятся у меня в голове, пока слушаю ругань любовников. Эх, повернуть бы время вспять, я бы все сделала иначе…
Страшно смотреть по сторонам и осознавать, во что превратилась моя жизнь…
Все что у меня есть — это Сереженька. Ради него и живу, ради него буду бороться.
— Если мой муженек помрет, будет шикарно! — выдает Анжела. — Тогда дом мне достанется! Стану вдовой! Ммм… Может, ты его переведешь в другую больничку? Где за ним не будет такого высококлассного ухода?
— Ты себя слышишь, идиотка? Заткни свой рот, пока не поздно! — Глеб хлопает дверью на кухне.
В висках пульсируют ее слова… Мой бедный папочка, с каким монстром ты жил все эти годы…
Муж появляется на пороге спальни.
— Проснулась, солнышко, — улыбается, словно ничего не случилось.
— Глеб, зачем ты меня притащил в дом? Нежели ты не понимаешь, что этим ты ничего не добьешься. Я все равно уйду, — стараюсь говорить спокойно, хоть в душе расползается тревога.
— Ты моя жена. Это твой дом. Тебе пора уже осознать, что я никогда, — подходит к кровати, наклоняется, — Никогда, ты меня слышишь, никогда тебя не отпущу. Ты моя, Маш. Моя, — глаза при этом горят нездоровым блеском. — А вот какой будет твоя жизнь, зависит от тебя и твоего отношения ко мне.
— Какое отношение, Глеб? Очнись! После всего, что ты сделал, в лучшем случае со временем мы наладим нормальное общение. И то сейчас даже в этом сомневаюсь. Просто отпусти меня. Насильно мил не будешь, пойми ты это! — пытаюсь до него достучаться, но у меня ощущение, что говорю с каменной стеной.
— Понял, — кивает головой. — Еще в себя не пришла. Ничего время есть.
