Содержанка. Книга 2 - Ольга Вечная
Демьян крутит головой, и песок осыпается на его лицо, попадает в рот, глаза. Ощущения сыну не нравятся, и начинается рев.
— О нет! Салфетки остались в сумке, — суечусь я, аккуратно отряхивая лоб.
Да какое там! Дем весь в песке. Поднимаю его, рыдающего, на руки.
— Ива, чем помочь? — спрашивает Алекс. Сам в сторону женщины смотрит: — А говорили, не принято в вашей семье, — продавливает интонациями.
Женщина, смутившись, извиняется.
— Покажи, где ванная, пожалуйста.
Через минуту я умываю сына над раковиной, Дем плачет от обиды и разочарования, от того, что глазки режет. Жалею его, прижимаю к себе.
— Ну всё-всё. Сейчас отпустит и полегче станет. Так вышло, малыш. Эти песочницы — вечное поле боя.
— Мамаша от телефона так и не оторвалась. Надо было его запулить в стену.
Усмехаюсь.
— Выживание на детских площадках: нужно следить и за своими, и за чужими детьми. Не знаешь, кто что выкинет. Такое было уже пару раз. Мы часто гуляем с Леной и Гордеем, эти двое вечно друг другу жизнь усложняют.
Алекс стоит в дверях, руки на груди скрестил, наблюдает.
— Не понимаю, как это произошло. Я же в полуметре сидел. Такая девочка славная. На вид. В розовом платье.
— Тебя жизнь ничему не учит в отношении милых девочек? — не удерживаюсь от небольшой колкости. Теперь я знаю больше, и готова об этом поговорить.
Он тоже слегка улыбается. Окидывает внимательным взглядом и выдает с мстительным удовольствием:
— Не помню в своей жизни милых.
Закатываю глаза, рассмеявшись. Наша перепалка вдруг походит на флирт, и просторная ванная комната на миг становится тесной для нас троих и наших воспоминаний. Я смущаюсь, отворачиваюсь. Смотрю на душевую кабину, на женский шампунь в яркой бутылке, который стоит на полочке. Улыбка мгновенно сползает с лица. Я помню, как мы купались вместе в ванной. Как стояли в обнимку под душем много-много раз.
Сейчас Алекс делает то же самое с ней. Со своей австралийской красавицей.
— Зачем ты прилетел? — спрашиваю, не выдержав. Пока мы вдвоем, пока он чувствует вину, что не углядел и его сын пострадал. — У тебя был покупатель на панели в Китае. А здесь тебе угрожали. Джемма поделилась, что ты с опаской мимо полицейских проходишь. Да я и так по всем вам вижу: ты, Борис, Слава — все дерганые.
Алекс приближается, отряхивает остатки песка с виска Дема. Снимает сандали, носочки.
— Как думаешь, скоро он ко мне привыкнет?
— Я даже не представляю, как Китай отреагирует на то, что вы взяли и передумали, — продолжаю я.
— Отреагирует неустойкой, согласно договору, Ива. Они предсказуемы и понятны, — отсекает он.
Сглатываю, стараясь уловить намеки и полутона. Напрямую Алекс мне ничего не скажет, это уже понятно.
— Они предсказуемы в отличие от... — Замолкаю.
— В отличие от, — повторяет он утвердительно.
— Чем тебе грозило возвращение в Россию до сделки? Я правда не знаю. Честное слово.
Он пару раз моргает, облизывает пересохшие губы.
— Обещали пятнадцать лет.
— Щедро, — шепчу, ушам не веря.
Алекс не улыбается, не дает понять, что дурит мне голову. Он дозированно выдает информацию и будто наблюдает за реакцией.
А мне дурно становится. Я шлепаю губами, как пойманная в силки рыбешка. Маленький Дем, к весу которого давно привыкла, вдруг становится тяжелым.
Алекс не доверяет тем, с кем подписал договор. Или не до конца доверяет. Вот почему заряженный ходит, дергается, психует. Мысленно ждет, что сделка сорвется и вопрос о тюремном сроке поднимется снова. Пятнадцать лет! Я физически ощущаю ужас, о котором говорила Джемма.
Алекс зовет Демьяна на руки. Вместе они рассматривают, что лежит на полочке у зеркала. Я мою руки, убираю волосы за уши. Распустить их было плохой идеей: мешаются. Да и бессмысленной, наверное.
— Не понимаю. Ты что-то сделал, чтобы сесть аж на пятнадцать? — Голос звучит сипло. Мы размышляли, чем можно Алексу пригрозить в то время. — Налоги. Там же три... Максимум.
— Обязательно нужно было что-то сделать?
— Я надеюсь, ты решишь эти проблемы. Не хотелось бы, чтобы отец Демьяна сидел. Да еще и так долго.
— Об этом стоило раньше беспокоиться, Ива.
— Я не знала! — выпаливаю, не выдержав уровня сложности. — Думала, ты все это время не приезжаешь, потому что сам не хочешь!
Алекс оборачивается и произносит:
— Я два года не был на могиле матери и ни разу не видел сына.
Его спокойствие режет бритвами. Оно неестественно. Потому что по природе своей Алекс совсем не спокойный. Он яркий, эмоциональный, горячий. Близким людям легко признается в том, что на сердце. Сейчас его чувства под надежной броней. Но даже так я ощущаю их горечь.
Которой у меня тоже достаточно.
— Зато у тебя была другая, интересная жизнь, за которой мы следили по новостям. Наконец-то без перелетов, которые ты так ненавидишь.
Смотрим друг на друга, я дышу рвано, поверхностно. Лицо Алекса — непроницаемо. В глазах лед.
Он был прав. Нам не стоит разговаривать. Можем испортить хрупкий мир, оба не перегорели.
Алекс произносит спокойно:
— Я понятия не имею, как общаться с собственным ребенком. Ты прекрасно знаешь мою историю: от меня отказались. И вспомнили, только когда мое имя было везде. Еще эту книгу тупую выпустили, которая по миру разошлась. Я живу под этим гребаным давлением с мыслью, что мой ребенок повторяет мой путь.
Чувствую холодок и быстро стираю влагу со щеки.
— Ты его не хотел, Алекс. Поступил именно так, как твои родители. Отправил меня сам знаешь куда! Ты создал эту ситуацию, иного выхода не было, кроме как обратиться за помощью к Вадиму Юрьевичу. На его способы решить проблему я повлиять не могла.
Я хочу отнять сына, но Алекс делает резкое движение головой.
Смотрит на Демьяна, улыбается. Демьян тут же наивно улыбается в ответ. Алекс смеется, тянется и чмокает его в лоб, надувает щеки. Дем хохочет и тоже надувает свои. Он отходчивый. Вредных девочек прощает быстро. Забывает о неприятностях, которые те причинили.
А вот его отец научился не прощать.
— Я не хотел его, Ива. И да, ты права, мои родители меня не хотели. Но одно дело — не хотеть гипотетического ребенка, другое — отказаться от уже рожденного. Ты читала последнюю главу книги моей биоматери?
— Эту убогую
