Простить и поверить (СИ) - Эн Вера

К Димкиной чести, как бы Лене ни хотелось признавать за ним хоть одно хорошее качество, сына он не бросил и в детдом не сдал. Впрочем, возможно, в том была заслуга его матери, взявшей на себя воспитание внука, пока старший Корнилов пропадал на Севере, зарабатывая деньги. Это, правда, тоже как будто говорило в его пользу, но Лена запретила себе думать о Корнилове хорошо и просто пропускала такие моменты мимо сердца. То для него было заперто раз и навсегда. И даже его сын, неожиданно так заинтриговавший, не сумеет пробить в нем брешь.

Даже если откроет перед ней дверь пиццерии, донесет поднос с ее едой до стола и предложит ей лучшее место за столиком. Тем более что этому его явно учил не отец: Корнилов не отличался особой вежливостью, даже когда они встречались.

И, судя по всему, он не особо долго убивался после их расставания. Может, даже одновременно с двумя крутил, а Лена знать ничего не знала, искренне веря в его чувства. А ему от нее нужен был лишь этот грязный стриптиз! И он его получил! И ему плевать на то, что чувствовала при этом сама Лена, и как пережила этот позор, и как мучилась потом и как ей плохо даже сейчас…

– Еще заказать? – раздался возле уха встревоженный мальчишеский голос, и Лена, опомнившись, только сейчас заметила, что яростно дожевывает свой кусочек пиццы, привычно забивая разъедающие мысли тем, что попадется под руку. Очевидно, накинулась на еду, будто неделю до этого голодала, и напугала пацана. Он, наверное, уже лихорадочно подсчитывает наличные, жалея о том, что не согласился на Ленино предложение.

– Нет, спасибо, я вполне наелась, – как можно равнодушнее отозвалась она и нырнула в свою сумочку, скрывая от Кирилла запылавшие щеки. – Просто решила побыстрее покончить с пиццей, чтобы не жевать во время разговора, – это невежливо.

Большей глупости, чем оправдываться перед едва знакомым мальчишкой, который к тому же был сыном Димки Корнилова, Лена не могла себе и представить. И тем не менее она оправдывалась, да еще и врала на ходу, а он слушал и делал вид, что верит.

– Вы потому и худая такая, что едите мало, – недовольно покачал головой Кирилл, снова сбив Лену с толку и стерев разыгравшееся было раздражение. – Если бы бабуля вас увидела, заперла бы на кухне и неделю откармливала блинами и сырниками.

– Любишь блины? – уточнила Лена. Кирилл кивнул и покрутил картонную тарелку со своей порцией.

– Пиццу я тоже люблю, – улыбнулся он и вонзил зубы в первый из трех кусков. Тщательно – тоже явно бабушка учила – пережевал и вздохнул. Потом откусил еще кусок. – Только пиццу я сейчас часто ем, – уже по-мальчишески, с полным ртом продолжил он. – А блины… бабуля пекла. Папка не умеет.

Лена снова уловила в его голосе горечь и, зайдясь жалостью, выдала ответ прежде, чем сумела его обдумать.

– Будешь с отцом на работе – угощу тебя блинами, – улыбнулась Кириллу она. – Они у меня отлично получаются.

Он бросил на нее взгляд исподлобья и поспешно спросил:

– Значит, вы не станете его увольнять?

Лена вскинула брови: неужели за этим Кирилл и приехал? Вероятно, Корнилов уже резонно решил, что Лена из мести его уволит, да еще и с позором, чтобы по полной расплатиться, а Кирилл, не зная истинного положения вещей, решил за отца заступиться. Удивительный ребенок.

– А должна? – все же спросила Лена, решив наверняка выяснить, что Кириллу известно и угадала ли она со всем остальным.

Он поднял на нее чистые и по-детски наивные глаза.

– Так у папки там трудовая подпорчена – или вы не видели еще? – откровенно сообщил он. – Но даже если не видели, все равно узнаете, вы же его начальница. Только это неправильно все! Папка не виноват! Он вообще всего этого не делал, что о нем говорят!

Лена нахмурилась. А кто, интересно, кроме Корнилова, замолчал, что в свое время сидел в СИЗО? Пусть даже в школе, когда узнали, перебрали с наказанием, но Корнилов сам на него нарвался. Может, еще и цели какие, ему одному известные, преследовал. Как с Леной в свое время. Мразь!

– С этого места, пожалуйста, поподробнее, – язвительно проговорила она, а Кирилл вместо ответа неожиданно вытащил из кармана телефон и принялся в нем что-то искать. Лену так и подмывало сказать какую-нибудь гадость об ангеле Корнилове, чтобы хоть немного открыть Кириллу глаза на его папашу, и она, вероятно, рано или поздно не сдержалась бы, но Кирилл ее опередил. Вскочил с места и сунул Лене под нос свою трубку с запущенным видео.

– Вот! – торжествующе проговорил он. – Посмотрите, и все сами поймете!

Лена отшатнулась от него, как от гадюки. В секунду в памяти всплыл какой-то Жнечковский прихвостень, снимающий ее раздевание на телефон, а сердце заколотилось в панике, что именно этот ее позор младший Корнилов и решил ей показать. Шантажировать записью, чтобы сохранить теплое место для своего любимого папочки!

Яблочко от яблоньки – а она еще нюни развесила!

– Елена Владимировна… – в каком-то смятении позвал ее Корниловский малец, но Лена резким движением выхватила у него телефон и обожгла предупреждающим взглядом. Пусть только попробует вякнуть, она тут же сдаст его в полицию: благо, участок совсем рядом! Скажет, что он пытался украсть у нее мобильник, – и пусть потом Корнилов сам разбирается со стражами порядка, он уже явно по ним соскучился!

Но сначала – сотрет эту мерзкую запись с телефона его мальца! Иначе даже дышать нормально не сможет.

Лена не думала о том, что у Корнилова, скорее всего, есть копия этой записи, а быть может, еще и не одна: сейчас это не имело значения. Ничего не имело значения, кроме заливающего душу стыда и булькающей где-то у горла жгучей ненависти. Она требовала немедленного удовлетворения. И Лена…

Как как она заставила себя посмотреть на картинку, которой боялась как огня, объяснить было невозможно. Но на экране высвечивался вовсе не задний двор ее школы, а какое-то слабо освещенное помещение, где в углу спиной к снимающему сидел охранник.

Лена тряхнула головой, словно не доверяя собственным глазам, но на экране ничего не изменилось. Охранник по-прежнему сидел на своем месте, уставившись в телефон, а очень плохое качество видео не позволяло рассмотреть его лицо.

Но, кажется, эта запись не имела никакого отношения к давнему Лениному позору.

– Что это? – старательно ровно выдохнула она, переведя взгляд на Кирилла. Тот стоял возле нее, вытянувшись по струнке, и почему-то с силой сжимал руками концы оранжевого шарфа. На фоне черного худи с головой льва шарф казался абсолютно чужеродным элементом, но именно он почему-то позволил Лене немного расслабиться.

Кажется, Кирилл нервничал ничуть не меньше нее.

– Это папка, – ответил он и поморщился, – в моей старой школе. А это, – он ткнул пальцем в появившуюся на экране девичью фигурку в обтягивающих джинсах и завязанной на груди белой рубашке, – Ланка Моккавейская, которая его подставила! Сама на него вешалась, как притыренная, а когда он ее отшил, нажаловалась директрисе, что это он ее лапал и к сексу склонял! Папка тогда чуть по полной не залетел!

Девица на видео тем временем действительно стала крутить хвостом перед охранником, в котором Лена с трудом, но все же узнала Корнилова. Борода ему не шла, делая похожим на стареющего пижона.

Впрочем, девица считала иначе. Она то наклонялась к стойке, демонстрируя полуоткрытую грудь, то эротично поправляла волосы, то старалась будто бы случайно погладить Димку по обнаженной до локтя руке, а Лена, глядя на это, отчего-то заводилась все сильнее и хотела только стукнуть по лбу этого кретина в форме, чтобы он наконец послал зарвавшуюся малолетку куда подальше, а еще лучше вытолкал ее из школы, на мороз, прямо в этом наряде, чтобы немного охладить горячую голову – и избавить себя от чересчур двусмысленного положения.

Корнилов, однако, поступил иначе. Посидел немного со скучающей физиономией, а потом подался вперед и что-то такое сказал, отчего девица ажно подпрыгнула и, размахнувшись, попыталась дать ему пощечину. Но Корнилов ловко перехватил ее руку и предупреждающе покачал головой. Еще что-то сказал и подтолкнул девицу в сторону выхода. Та заверещала так, что Лене пришлось лихорадочно затыкать в Кирилловом телефоне микрофон, но откровенный трехэтажный мат из уст юной невинной красавицы прорвался и сквозь такую заслонку. Как и страстное обещание отомстить.