Мой (не)желанный малыш (СИ) - Шарм Элли

– Не надо, – резко останавливает Стэфан. – Оставь. Тебе он больше идет.

Глава 17

Катя

Растерянно сжимаю платную ткань, не зная, как поступить. Делаю то, что привыкла в таких неоднозначных неловких ситуациях, – говорю, что первое в голову взбредет:

– Отец считает, что ты – выскочка.

Стэфан приподнимает насмешливо бровь, но отвечает совершенно спокойно, без присущей ему иронии.

– Меня называли и похуже, принцесса.

Подходит ко мне так, что на одном уровне оказываемся. Только вот я на ступени выше. Наклоняется ближе, прикладывая к моим губам указательный палец.

– Ты слышишь это?

Прислушиваюсь послушно и сосредоточенно, от чего на его губах появляется снисходительная кривая улыбочка. Будто его моя старательность умиляет.

– Нет, ничего, – мотаю головой, – тишина.

Словно зачарованная смотрю на то, как чувственные четко очерченные губы приоткрываются:

– Да, тишина, – подтверждает Дицони. – Это звук того, что мне все равно. Да и ты не плохо держалась.

Его взгляд обжигает так, что щеки начинают алеть от неожиданного и необычного для меня комплимента.

– Имею право в свой день рождения, – демонстрирую ямочки на щеках – одно из моих главных оружий в обольщении.

– Правда? – в голосе Стэфана слышится искреннее удивление.

– Да, – пожимаю плечами, – этот званный обед, – делаю пальцами кавычки, – в день моего рождения.

– Я не знал. Сегодня?

– Нет, две недели назад, но отмечают сегодня, – решаю пошутить. – Это повторяется в тот же день каждый год.

– Я не слышал, чтобы тебя поздравляли, – Стэфан задумчиво разглядывает мое лицо, будто хочет найти на нем отпечаток грусти. – Всегда думал, что день рождения – это праздник, а не сборище разодетых идиотов, которые меряются у кого больше кошелек, – подмигивает, только вот глаза остаются серьезными. – Где шарики?

Пожимаю плечами и вымученно улыбаюсь:

– Как оказалось, день рождения не имеет никакого отношения к празднику, – наклоняю голову набок, робко улыбаясь. – Мне никогда не нравилось это притворное, заранее расписанное веселье – это как дуло к виску: «Веселись? Кому говорят?!» Поэтому лучше пусть будет так…

– Это неправильно, Катя, – голос Стэфана звучит непривычно мягко.

На секунду даю прорваться истинным чувствам сквозь маску:

– А что правильно в этой жизни Стэфан? – глаза наполняются соленой влагой. – Ты знаешь, что это? Потому что я – нет.

Дурацкий Дицони! Как он это делает? Обнажает, словно оголенный провод, все мои эмоции. Внутри все дрожит от желания разрыдаться. Причем, далеко не так, как леди, а громко и навзрыд. Я не имею на это права. Грусть для меня – непозволительная роскошь.

Длинные черные ресницы прикрывают глаза с гетерохромией. Сложно понять, какие именно мысли Стэфан прячет за ними.

С бешено колотящимся сердцем наблюдаю за тем, как твердые губы неумолимо приближаются. Ни на секунду не возникает желания уклониться. Инстинктивно прикрываю глаза. Легкий поцелуй в лоб и Стэфан аккуратно, почти благоговейно, отводит мою золотистую прядь волос от шеи. Аккуратно шершавыми подушечками пальцев убирает одну единственную вырвавшуюся на волю каплю слезы:

– С днем рождения, принцесса.

Такие простые слова. Странно, но в районе сердца становится тепло и приятно. Губы дрожат и никак не могут сложиться в улыбку.

– Извини, кажется, сегодня мой «улыбатор» сломался, а может, сели батарейки, а может… – замолкаю на полуслове. Понимаю, что несу ерунду. Должно быть, это защитный механизм.

Только вот обаятельные ямочки на щеках Дицони подсказывают, что он все-таки оценил по достоинству мой юмор.

– Ты удивительная девушка.

Еще мгновение и лица касается легкий ветерок. Я уже одна.

«Да, – думаю, наблюдая за тем, как мужчина уверенным шагом направляется к выходу, – конечно, ты умный, красивый и, наверняка, превосходный любовник».

Мои мысли обрывает голос Сазонова-младшего, который, к моему удивлению, стоит так близко от лестницы. Надо же, даже не заметила, как подошел!

«Конечно, пялилась на Стэфана Дицони, – ехидничает внутренний голос. – Разве что-то заметишь?»

– Мне даже немного жаль, что Дицони свалил, – злорадствует Илья, в пару шагов оказываясь возле меня. – Я бы с удовольствием посмотрел, как этот деревенщина корчится под взглядами, соображая, какой прибор выбрать для устриц.

Жених кладет ладонь поверх моей руки, лежащей на перилах. Отдергиваю пальцы, смерив его сверху вниз презрительным взглядом.

– Спасибо, что показал своё истинное лицо, – поджимаю губы, высказывая свое недовольство. – Теперь я знаю, с кем имею дело.

– Кать, ты что? – округляет непонимающе светлые глаза Илья. Тон голоса меняется. – Что я такого сказал?

Рука парня машинально тянется к галстуку.

Его слова буквально приводят меня в состояние бешенства. Как же страшно – вот так, как он, упасть до уровня трусливого животного и даже этого не осознавать. Попробуй-ка все то же самое сказать, что он сказал мне минуту назад, но в лицо Стэфану Дицони.

– Ты ещё не понял меня?! – сдуваю раздраженно прядь волос, упавшую на лоб. – Я хочу не спеша, все обдумать. В одиночестве, – добавляю веско.

– Что обдумать? – светлые глаза бегают, когда Илья пытается найти пути отступления. – Кать, ты чего?

Младший Сазонов выглядит так, будто его обокрали, а первое, что взяли – это достоинство. Перед глазами появляется совсем другой пример. Я вспоминаю, с каким демонстративным пренебрежением Стэфан Дицони реагировал на клевету, что ему вонзали раз за разом между ребер. В нем чувствуется стержень. Он ни от кого не зависит.

А Илья? Как же он жалок. Даже оправдания в моей голове звучат слишком жалко. Он всего лишь пытается выживать, как животное, и для этого ему не нужны ни честь, ни достоинство. Жизнь инфузории-туфельки! Я так не хочу!

На автомате приподнимаю повыше подбородок, как и привыкла поступать в любой жизненной ситуации. Мне и правда надо кое-что переосмыслить… А может даже составить план. В груди, словно цветок, надежда распускается, а за спиной будто крылья вырастают! Потому что все, чего мне реально хочется, – это чувствовать себя свободной от обстоятельств и сохранить СЕБЯ, нежели какой-то внешний комфорт. К черту деньги!

Проигнорировав вопрос жениха, спешу вверх по крутой лестнице, чтобы поскорее скрыться в своей спальне. И вовсе не потому, что нас могут услышать. Стыд, как говорится, глаза не выест. Пусть знают все! Екатерина Борисовна Зимина – не кукла, которая послушно исполняет все капризы своего отца-кукловода!

Глава 18

Стэфан

Как у этой паскуды, Зимина, могла получиться такая дочь? Улыбатор… Криво усмехаюсь. Забавная! Прежде, чем сделать большой глоток янтарной жидкости, взбалтываю охлажденный стакан со льдом. Задумчиво наблюдаю, как идеальные кубики одного размера с характерным звуком плавно сталкиваются друг с другом. Едко усмехаюсь, устремив взгляд сквозь прозрачные панорамные окна высотки на ночной город. Темнота срывает с людей все дневные маски.

Бешеный ритм улиц, яркий свет, рев музыки напрягают так сильно, что, порой, хочется сбежать от этого в тихую, полную блаженного спокойствия темноту – такую, например, как мой офис. Ночной город буквально пропитался грязными мыслями, дорогими вещами и пороками. Но, должен признать, что есть и что-то особенное в этом времени суток. Небо, фонари, светящиеся окна, огни на мостах – все отражается в речной воде. И, кажется, что эти огоньки – звезды, сияющие на земле.

Делаю еще один глоток и терпкий крепкий вкус пшеницы и засахаренной груши оставляют приятное послевкусие. Тепло по венам растекается. Огни больших городов манят, но и так же сильно обжигают. Этот урок я усвоил очень рано. Устало проведя по затылку пятерней, отхожу от окна. Никакие, даже самые яркие огни, не сравнятся по красоте с теми, которые освещают родную землю. Если бы не ОНА, возможно, я бы уже был в самолете на полпути в Анапу.