Семья. Измена. Развод - Мария Николаевна Высоцкая
— Ты против?
— Не хочется тебя напрягать, — пожимаю плечами.
— Ты меня не напрягаешь. Подождешь?
Если я сейчас откажусь, он точно что-то заподозрит. Засовываю свою маленькую сумочку под мышку и киваю.
— Подожду. Но только пятнадцать минут.
Миша едва заметно улыбается и направляется в дом. Выглядит он не очень. Потрепанный какой-то. Может, действительно на работе был? Или все-таки очередная любовница умотала?
Пока в душе на первом этаже шумит вода, решаю сделать себе кофе. Параллельно звоню маме, интересуюсь, как у них дела. Она с радостью делится со мной подробностями того, как сын с дедом нырял в бассейне, а потом играл в догонялки по всему дому.
Улыбаюсь, но всеми фибрами души чувствую чужое присутствие. Поворачиваю голову и сразу же отвожу взгляд. Миша вышел из душа, обмотав бедра полотенцем.
Скребу ногтем по столешнице, полностью теряя нить маминого повествования.
К моменту, когда Князев спускается из своей спальни уже одетый, я разговариваю с Марком. Миша это слышит и ускоряет шаг.
— Я тебя тоже очень люблю, сынок. Да, папа приехал. Конечно. Пока.
Сбрасываю звонок и, повернувшись к мужу лицом, прячу телефон за спину.
— Он у твоих? — Князев берет со стола мою чашку и делает несколько больших глотков кофе.
Смотрю на все это и возмущаюсь без слов. Только взглядом.
— Я не для тебя наливала, — отхожу в сторону и делаю глубокий вдох. — Да, Марк у мамы с папой до вечера воскресенья.
— Как вернемся из Москвы, заберем.
— Ему там хорошо. Нравится.
— Дома, с тобой и со мной, ему нравится больше.
— Правда? Тогда где ты был весь вчерашний день, пока он спрашивал у меня, где папа? М? Мне надоело врать сыну.
— Я работал.
— В горизонтальной плоскости, судя по всему, — не могу сдержаться от усмешки.
— По себе не суди.
Князев припечатывает меня словами и направляется к двери.
Задыхаюсь от поднимающейся внутри волны возмущения и, ускорив шаг, нагоняю Мишу на крыльце.
— Что ты сказал?
— Я сказал, что работал. Мне сколько раз еще повторить? Чего ты от меня хочешь?
— Развод!
Миша молча обходит меня стороной и садится в машину. Заводит двигатель и ждет. Смотрит только исподлобья.
Сажусь на пассажирское, резко тяну ремень, но он не поддается. Бешусь от этого еще сильнее. Когда наконец пристегиваюсь, бросаю сумку на заднее сиденье и складываю руки на груди.
Первые километров тридцать мы едем молча, под звучащую из динамиков музыку.
Когда по радио включаются новости, Миша делает чуть громче. Внимательно слушает минут пять, а потом меняет волну.
— Почему мы не можем нормально общаться? — устало накрываю лоб ладонью, откидываясь затылком на подголовник.
— Каждый раз, когда я пытаюсь, ты сначала устраиваешь истерику, а потом сбегаешь. В лучшем случае.
— А в худшем?
— А в худшем молчишь и делаешь вид, что меня не существует, — Князев бросает на меня взгляд, но быстро возвращает его к дороге, перестраиваясь на соседнюю полосу.
— Потому что ты меня не слышишь. Ни разу не услышал за семь лет. Ни разу!
— Бардачок открой.
— Зачем?
— Просто, блин, открой бардачок и возьми оттуда папку.
Делаю, как он говорит, вытаскиваю черную папку.
— Что там?
— Посмотри сама.
Быстро листаю страницы, недоверчиво рассматривая фото, и кошусь на Князева.
— Что все это значит? — сглатываю, чувствуя дрожь в пальцах.
Князев делает глубокий вдох, а потом съезжает с дороги в поворот на какую-то деревню или поселок.
Остервенело перелистываю страницы. Снова и снова.
Там счета, переводы. Имена.
Влада, моего отца. Суммы с переводами. Выписки со счетов. Адреса.
Какие-то бумаги на бизнес-проект, первоначальный капитал которого равен той сумме, что ушла со счетов моего отца Владу.
Папа даже не скрывал ничего. Все проведено по-белому.
— Это, — Миша тычет пальцем в лист, — то, сколько за тебя заплатили. Кто и кому, ты видишь. А это, — тычет уже на следующую страницу, — результаты выгодной сделки.
— Зачем ты мне это показываешь?
— Окончательно развеиваю все сомнения. Жалею, что не сделал этого раньше.
Князев отворачивается и раздражающе барабанит пальцами по рулю, пока я снова и снова перечитываю бумаги, что он мне подсунул.
Получается, Влад уехал в Москву за несколько дней до моей свадьбы. Продал все, что у него было в нашем городе, то есть небольшое помещение, где он делал фото на документы. А потом открыл в столице фотостудию.
Он сам продал. Везде его подписи. Все деньги поступили на его счета. У него никто ничего не отбирал.
А судя по тому, что на деньги, вырученные с продажи квартиры родителей, он приобрел им дом в деревне Московской области, у них тоже все прекрасно.
Ладно, пусть так. Пусть Влад меня продал. Это ранит. Нет, это убивает.
Второй раз за жизнь почувствовать себя товаром — это уже слишком. Только вот эта информация ничего не меняет.
— Зачем ты мне это показываешь? Какой в этом смысл? — бросаю папку обратно в бардачок. — Разве тебя это как-то обелит? Он продал, ты купил. Все, как вы любите.
— Когда пойдешь сегодня к своему адвокату, просто имей в виду, что пока я все равно не дам тебе развод. Когда-то меня купили так же, — кивает на бардачок, — как его. Только на других условиях. И пока изменить я их не могу.
— Ты знаешь про адвоката?
Миша кивает и снова заводит двигатель. Мы выезжаем на дорогу, продолжая движение в сторону Москвы.
— У тебя нет никакой деловой встречи сегодня, да?
— Нету.
— Ты знаешь, куда я еду, и до сих пор не повернул обратно?
— В этом нет смысла. Ни в чем уже давно нет смысла. Хочешь консультацию по бракоразводному процессу? Можешь хоть сотню посетить, реальность, в которой мы живем, от этого все равно не изменится.
Глава 10
Не изменится…
Пока я стараюсь переварить сказанное Мишей, у него звонит телефон.
Князев хмурится и будто нехотя отвечает на звонок. Буквально первые две секунды слышу папин голос, но муж, судя по всему, уменьшает громкость.
— В Москву еду. Какая разница? Я в курсе уже. Это не та потеря, о которой вообще стоит
