Акт бунта - Калли Харт
Так вот почему он вернулся в страну.
— Он просто ходячая катастрофа, — бормочет Кэрри. Подталкивая меня локтем, она одаривает меня понимающей полуулыбкой. — Слушай. Я знаю, что из-за всего, что произошло, мы так и не поговорили о том, что произошло той ночью. Знаешь. В ночь вечеринки. Между тобой и им…
Я отступаю на шаг, делая резкий вдох. Кэрри вообще ничего не упоминала обо мне и Паксе. Откуда она вообще знает, что что-то случилось? Кровь отливает от моего лица.
— Э-э-эм… Я не… я не могу…
Я никогда не могла говорить о Паксе. Не с моими подругами. Ни с кем. Каждый раз когда его имя всплывает в разговоре, меня охватывает такая сильная, ужасающая паника, что я едва могу дышать, не говоря уже о том, чтобы произносить слова.
Карина видит эту панику сейчас, когда я поднимаюсь еще на одну ступеньку, вытирая ладони о джинсы; она хватает меня за запястье, прежде чем я успеваю полностью отойти.
— Я не говорю, что ты обязана говорить об этом. Просто даю тебе понять, что ты можешь, — объясняет она. — И, полагаю, мне просто хочется убедиться, что с тобой все в порядке. Я имею в виду, что просто не могу представить, что эта ситуация закончилась хорошо…
Кэрри знает, что мы почти переспали? Она видела нас? Откуда та может знать? Мы были посреди леса, далеко от дома. В ту ночь была кромешная тьма.
Значит ли это… черт, значит ли это, что он рассказал Рэну и Дэшу?
— Все в порядке. Я в порядке. Он… Я…
«Дыши, Пресли. Ради бога, просто дыши».
— Он ничего не сделал. Я… я имею в виду, мы почти сделали это. Но я испугалась и сбежала. Он не был зол… и с тех пор ничего об этом не говорил.
Я, конечно, ожидала от него этого. Ожидала, что на следующий же день против меня будет развернута кампания террора, но со всем, что произошло — обнаружением тела Мары, перерывом в середине семестра и тем, что жизнь в академии перевернулась с ног на голову — мне повезло. Пакс был отвлечен. Похоже, он совсем забыл обо мне и о том, что чуть не произошло между нами в ночь печально известной вечеринки в Бунт-Хаусе, что может быть только к лучшему. Теперь все, что мне нужно сделать, это дотянуть до выпускного, не привлекая к себе внимания, и я буду в безопасности.
Кэрри внимательно изучает мое лицо; беспокойство исходит от нее, как жар от огня.
— Знаешь, ты можешь сказать мне. Если он что-то сказал. Или что-то сделал. Ты не должна позволять ему уйти безнаказанным, если…
— Нет. Он ничего не сделал. Он… — Я зажмуриваюсь, качая головой. — Он ничего не сделал. Здесь не о чем говорить. — Резкий, глубокий вдох немного уменьшает панику. — Слушай, мне пора идти. Мой отец скоро приедет, а я еще даже не собрала вещи.
Карина снова выглядит обеспокоенной, но на этот раз по совершенно новой причине.
— Не позволяй ему уговорить тебя остаться, Прес. Для тебя нет смысла оставаться дома, когда все твои вещи здесь.
Я пожимаю плечами и отступаю, проводя рукой по грубой каменной балюстраде, на случай если споткнусь.
— Знаю и не буду. Не волнуйся. Думаю, ему просто грустно. Это всего на пару дней.
Карина кивает, как будто понимает. Однако она ничего не знает о проблемах, с которыми моя семья столкнулась за последние несколько месяцев. Мой отец сейчас страдает, и я не могу подвести его, когда он нуждается во мне больше всего.
Большинство студентов, обучающихся в академии Вульф-Холл — сыновья и дочери политиков и высокопоставленных военнослужащих. Их отправляют сюда, потому что их родители так много переезжают или так сосредоточены на своей карьере, что держать детей дома рядом либо непрактично, либо невозможно. Меня отправили в академию по совершенно другим причинам. И моя мать, и мой отец родились в Маунтин-Лейкс, штат Нью-Гэмпшир. Они оба учились в академии. И хотя, да, они оба действительно вступили в армию, но могли бы оставить меня в Калифорнии, рядом с собой. Родители решили отправить меня сюда из-за собственного опыта, полученного во время прогулок по коридорам этого готического заведения. Они думали, что это пойдет мне на пользу. Своего рода обряд посвящения.
Теперь, когда между ними все развалилось, мой отец решил вернуться домой. Он открывает заброшенный старый особняк моих бабушки и дедушки в колониальном стиле и притворяется, что переезд — это хорошо.
Не понимаю, как это возможно.
Я не люблю Маунтин-Лейкс так, как он. Для меня густые суглинистые леса, покрывающие склоны гор — это обитель привидений. Зловещие существа бродят по коридорам этой школы. И только вопрос времени, когда самое темное, самое развращенное из всех этих существ придет, чтобы забрать мою душу.
ГЛАВА 5
ПРЕС
— У тебя не будет такого лица, когда увидишь кухню. Ее полностью реконструировали.
Мой отец роняет картонную коробку, которую держал в руках, с надписью «Орнитология/принадлежности» нацарапанной маркером, на плиточный пол прихожей, и громкий грохот эхом разносится по лестнице, по всем трем этажам дома. Я съеживаюсь от взрыва звука, стараясь внешне не вздрагивать.
— Ты не можешь сказать, что тебе не нравится дом, — заявляет папа. — Он старый. Источает характер. Просто посмотри на архитектуру. Лепнина под потолком. Все это оригинальное. Это место — гребаная мечта агента по недвижимости.
Он забывает, что я проводила здесь большую часть лета, когда была маленькой. Если мои родители были в командировке (а обычно так и было), они отправляли меня на каникулы к дедушке. Я провела в этом доме так много времени, что знаю его вдоль и поперек. У меня здесь больше воспоминаний, чем у папы. В конце концов, он не вырос здесь. Дедушка купил этот дом, после того как папа завербовался, так что тот почти не бывал здесь. Отец не знает о том, как трубы дрожат и гремят посреди ночи, или как заклинивает задняя дверь в разгар лета, когда от жары дерево расширяется. Не знает, что солнце делает переднюю гостиную невыносимой после полудня, или что старый кондиционер протекает и очень странно пахнет, когда впервые включаешь его. Но я знаю.
— Папа.
Мой отец закатывает глаза, засучивая рукава.
— Если скажешь мне не ругаться, то я буду делать это только чаще.
— Маме это не нравится.
Он пересекает прихожую и кладет руки мне на плечи.
— Твоей матери здесь
