Иль Фарг. Невестка Эмира - Ульяна Соболева
Никогда раньше мне не хотелось их ласкать… Я умел. Я знал о женском теле все. Знал так много и практически, и теоретически, что мог бы заставить обкончаться самую фригидную монахиню. Но никогда не испытывал потребности в том, чтобы доставить кому-то удовольствие. Терпеть, пока мой член рвёт на части от прилившей крови, и дрочить какой-то шлюхе, если она может унять мою боль, прыгая своей самой узкой дыркой на моем стволе или полируя его своим языком.
А к этой… мне захотелось прикоснуться.
Я думал, что это только в первый раз, но и во второй было так же… нет, лгу, не так, еще ярче, еще ослепительней. Меня вело только от одного вида ее крошечных розовых сосков, от взгляда на округлую задницу и прогнутую поясницу с тонкой линией позвоночника. Смотрел, как мой уродливый член входит в створки ее розовой раковины, как багровая изувеченная головка вдирается внутрь, и начинало трясти от желания тут же кончить. Меня… того, кто не кончал часами и от невозможности излиться орал от боли. Я ощущал запах ее соков, запах дырочки, в которой бился мой член, и сходил с ума. У меня выделялась слюна от желания ее… сожрать. Ощутить этот вкус у себя во рту, и от этого я ненавидел себя еще сильнее.
Не знаю, что со мной происходит. Я никогда не ощущал ничего подобного, ничего столь безумного и ослепительного. Это как ненависть, только больнее, ярче, ощутимее. Когда она смотрит на меня с этой злостью, страхом и яростью, мне вспарывает грудную клетку лезвием разочарования.
Проклятье. Я назвал ее проклятьем, потому что именно так и чувствовал. Меня ею прокляли.
Мне впервые хочется, чтобы смотрела по-другому, и за это… за это я мог бы выколоть ей глаза. Вырезать ножом. Но они слишком мне нравились. ЕЕ лицо – это как невероятное полотно гениального художника, от которого невозможно оторвать взгляд, эта красота ослепляет и лишает разума. Все в ней идеально. От высоких скул, до ровных бровей и кукольных ресниц, от маленького курносого носа, до рта сердечком с полными нежными губами. И этими синими глазами. Как самое чистое славянское небо.
Несколько дней и ночей гребаного воздержания. Я пришел к Окси… но у меня не встал даже у нее во рту. Она сосала, лизала, заглатывала по самое яйцо и даже вместе с ним, она загоняла свой язык мне в анус… но все без толку. Не встал. Она заплакала от отчаяния, когда я оделся и ушел, не попрощавшись, такой же злой и разочарованный, как она несчастная и перепуганная.
А потом вошел к себе в комнату, включил камеры и увидел… ее. Белоснежную, золотоволосую сучку в легком платьице… стоит на веранде, переклонилась через перила, и ветер треплет подол платья так, что он обнажает длинные невероятно красивые стройные ноги почти до полукружий ягодиц, и там, где они скрещиваются, я вижу белый треугольник трусиков… прикрывающих ее маленькую и тесную дырочку. Член вздернулся, и я скривился от боли в жгутах-шрамах. Я никогда не мастурбировал… мне был противен мой член. Он был слишком уродлив, чтоб я к нему прикасался… схватил убирающую у меня горничную, поставил на колени, велел закрыть глаза и открыть рот. Пока она неумело сосала мой член, который с трудом уместился между ее губами… сам смотрел на воланы платья, на ноги, на упругую попку, и болезненное возбуждение становилось все сильнее, пока не кончил в рот той, чье имя даже не помнил. Повторяя про себя… Аллаена.
– Я теперь стану любовницей господина?
Пискнуло безликое существо в серой одежде и таком же сером хиджабе. Ухмыльнулся.
– Нет, ты уволена и поедешь домой. Нечестивые сучки, открывающие рот и сосущие на коленях, в моем доме не работают…
– Но господин! Вы же сами… вы приказали…
– Пошла вон!
Оттолкнул ее ногой и ушел к себе в спальню. Но даже во сне я видел ЕЕ… Видел обугленную деревню и эту девчонку, которая идет по углям босыми ногами. Ее длинные светло-пшеничные волосы, похожие на колосья на полях ее родины, и глаза цвета неба… на ней все то же белое платье. Вика… в моем сне я повторяю ее славянское имя. Вика…
Она идет, и вдруг я вижу, как один из моих людей вскидывает пистолет и целится ей в спину. Она оборачивается, и пуля летит прямо ей в грудь. От ужаса я вскочил с постели, задыхаясь и покрываясь холодным потом. Отшвырнул одеяло и босиком пошёл к ней в комнату, распахнул дверь и долго стоял у ее постели. Смотрел, как спит.
Невольно протянул руку… коснулся волос. Они очень мягкие и шелковистые. Погладил прядь, провел пальцем по округлому плечику, по руке. Потом одернул руку.
Моя семья сейчас переворачивается в могилах, мои мертвые проклинают меня с того света за то, что я смотрю на эту девку и… до сих пор не убил ее.
Глава 7
Я чувствовала себя пешкой в его игре. У меня было такое ощущение, что это кратковременная роль, после которой будет феерическое окончание спектакля без хэппи-энда для меня. Но с момента, как я положила нож на стол и надела великолепный дорогой наряд, стоимость которого имела шестизначное число на бирке, прошло целое столетие… И я постоянно думала о словах Зимбаги. Но не в том ракурсе, как она хотела… Я думала о том, что легче бежать от прирученного зверя, чем от обозленного и натасканного. Пока одевалась, Хан сидел в кресле и оценивающе смотрел на наряды, которые надевала на меня Зимбага. Коротко и отрицательно. Каждое из платьев было вышвырнуто на пол. Пока он не кивнул и не встал с совершенно равнодушным видом, и не покинул комнату, а меня расчесали, наложили легкий макияж и наконец-то позволили посмотреть на себя в зеркало. Я испытала шок.
