Золотая рыбка для мажора - Анна Абинская
— Наталья Гесс, — сообщает незваная гостья таким тоном, будто мы просто обязаны её знать.
Но мы — лично я — и знаем, только к чему это высокомерие? К Наталье совершенно неожиданно возникает неприязнь. А вот малыш у неё славный. Чем-то на Григория похож.
— Григорий Эрнестович, это старший менеджер Михаил. К вам пришли Наталья Гесс и Герман Гесс, проводить? — Михаил секунду слушает ответ и, положив трубку, обращается к Наталье: — Григорий Эрнестович сейчас спустится. Вы можете подождать его в лобби. Чай, кофе, другие напитки?
Мачеха Гесса, которая с виду кажется даже моложе его, недовольно поджимает губы, но все же пробивать грудью дорогу к лифту не решается.
— Мы будем яблочно-морковный фреш со сливками, — кидает она царственно и ведёт сына в лобби.
Я невольно провожаю их взглядом, восхищаясь умением Натальи с такой грацией вышагивать на высоченных каблуках.
— Рита, сделай заказ в ресторане на счёт Гесса, — велит мне менеджер и возвращается к отчётам, как будто ничего необычного не произошло.
Я звоню в ресторан, а потом все же решаюсь спросить:
— Михаил, я так понимаю, Наталья пришла без приглашения. И вообще, получается, нежелательный посетитель. Почему же её охрана пропустила?
— Без понятия, Рита. Охрана — не наша забота, но их косяк нам на руку, — довольно сообщает мне старший смены, не переставая печатать. — Они пропустили, а мы задержали, так что Гесс сделает выводы. А он обязательно их сделает. Я не удивлюсь, если кому-то после сегодняшнего достанется.
Оу, видимо, у нас идёт борьба между агентствами, о которой я ещё не в курсе.
Вскоре лифт привозит растрёпанного, одетого в майку, длинные шорты и шлепанцы Григория, и Михаил направляет его прямиком в лобби. Но перед тем как туда уйти, Гесс мне улыбается и подмигивает — сердце моё слабенькое реагирует на это его внимание и пропускает удар. Не знаю, замечает ли вольность резидента менеджер, но сказать мне ничего не успевает — возвращается Зоя, и меня отправляют обедать.
До входа в служебную столовую идти мимо того самого лобби, и мне очень хочется уступить кому-то из парней свою очередь — не хочу, отчаянно не хочу смотреть, что там делают Гессы! Но я боюсь, что это будет выглядеть подозрительно, поэтому иду. Смотрю только вперёд и, проходя опасную территорию, даже не кошусь в сторону красных диванов. Стараюсь вообще не прислушиваться и даже начинаю песню про себя петь, но всё равно краем уха улавливаю:
— …Гришенька, пожалуйста, не делай этого, я на всё сог…
Ускоряю шаг. Они что, не могли помолчать?! Видят же, что у их разговора свидетель, который не испытывает ни малейшего желания знать, на что готова мачеха Гесса.
Хотя, возможно, она меня мебелью считает — кто этих богачей разберет…
Влетаю в столовую, собираясь урвать минуту покоя, и хоть за обедом спокойно переварить не только еду, но и всё, что на меня свалилось в первой половине дня. Вдыхаю полной грудью запахи, и желудок одобрительно урчит.
Кормят в «Созвездии» отлично, да ещё на выбор. Подхожу к шведскому столу, ставлю на поднос греческий салат, суп с фрикадельками, пюре с котлетой и томатный сок. Народу мало, вполне возможно пообедать в одиночестве.
Найдя взглядом подходящее место, занимаю свободный столик у окна и берусь за ложку. Делаю первый глоток наваристого бульона и чуть не стону от восторга. Спешу перебить неприятный осадок от семейства Гесс ароматным супом, но из головы не идут всякие невероятные домыслы. А вдруг Григорий шантажирует мачеху и к чему-то принуждает? Как, к примеру, Вязьмин меня.
Внезапно стул напротив отодвигается, и передо мной появляется помянутый всуе скульптор! Прямо как злобный демон.
— Ну наконец-то я тебя поймал!
Я чуть ли не давлюсь от неожиданности. Кашляю.
— И вам здравствуйте, Богдан Алексеевич, — говорю, но есть продолжаю.
Ещё не хватало из-за него голодать.
— Привет, привет. Я по делу, Рит. В общем, я всё устроил, — говорит таинственно. — Гриша весь в раскаяниях и наймет тебя персонально. Это я ему сказал, что лучшие извинения — возвысить тебя в глазах начальства и дать заработать денег.
— Чего? — ложку я все же кладу — как-то резко аппетит пропадает. — Вы что же, ему про тот поцелуй внушение сделали?
Боже, я не верю, что это происходит со мной! Стыдно-то как! Ужас!
— Конечно. Так и сказал: что же ты, Гришка, невинную девочку прямо в лифте не поимел? Настоящий герой! Она у меня на груди потом час рыдала!
Закрываю глаза от желания провалиться сквозь землю.
— Я не невинная девочка, — зачем-то сообщаю Вязьмину вместо того, чтобы тарелку супа ему на голову вылить.
— А это уже неважно. Он же проверять не будет. Во всяком случае, я на это надеюсь, — в голосе скульптора звучат ревнивые нотки. — В общем, я на эту рыбалку в поместье «Зеркальная гладь» тоже еду. Там большая тусовка из наших собирается. И это, Рита, будет для тебя шикарный шанс уговорить Гришу мне попозировать. — Вязьмин довольно разваливается на стуле, будто только что выиграл премию. — Потребуешь в качестве извинений и в оплату долга, чтобы он для меня разделся.
Супер придумал, да? Пострадавшая сторона — я, а бонусы — ему.
— Вы диктатор, шантажист и тиран! — обвиняю возмущённо.
— А зато в свои выходные можешь ко мне натурщицей не приходить, — радует «плюшкой» скульптор, весьма довольный собой. — В общем, увидимся в «Гладях».
Богдан Алексеевич поднимается и уходит, а я кое-как запихиваю в себя обед — испортил-таки мне аппетит, зараза — и возвращаюсь к работе. Мне ещё предстоит научиться организовывать быт олигарха, оставаясь незаметной.
***— А это точно шелк Малберри? А то мой клиент на другом не спит, — уточняю у горничной, которая застилает, не побоюсь этого слова, траходром Гесса постельным бельём шоколадного цвета из заботливо спрядённого тутовыми шелкопрядами материала.
— Точно-точно. Мы знаем, как это важно для наших гостей, — со всей серьёзностью заверяет меня Елена.
Так написано на её бедже.
Я, к слову, тоже в форме и при бедже. Прибыла в «Глади» к пяти утра на служебной машине и вот обустраиваю быт Григория строго по инструкции: незаметно. Сейчас восемь, а он приедет к обеду. К этому времени небольшой,
