Френдзона для бэдбоя - Яна Лари
Рубашку, само собой, снова приходится снять. Созерцание обнажённого торса способствует сближению, так ведь? В общем, пусть любуется, я только за.
Но Мари напряжённо смотрит чуть левее — гипнотизирует стрелки часов. То ли спешит от меня избавиться, то ли кого-то ждёт, и это задевает внутри меня что-то невнятно-болезненное, отзываясь протестом.
— Принимай работу, — объявляю полчаса спустя. Весь взмокший, но, слава интернету, с честью победивший войну с проржавевшими креплениями.
— Спасибо, Максим, дальше я сама. Дверь за собой захлопни.
Максим! Спасибо хоть отчество не добавила для большего идиотизма.
— Непременно захлопну, когда уходить надумаю. У тебя двери скрипят, я как помощник исполнительный не могу уйти, не смазав петли.
Забирая протянутую рубашку, случайно мажу пальцами по её руке, на что Мари реагирует моментально. Выдёргивает ладонь с таким видом, будто не человека, а гадюку тронула.
— Чем ты их собрался мазать — языком? Послушай, Мартышев, тебе надо повторять дважды? Помог уже, спасибо и прощай, говорю. Или тебе заплатить? Сколько?
О, эти стальные нотки, которыми Мари так любит меня колоть. Будь в её жизни мужчина, это бы подействовало безотказно. История с братом научила меня уважать чужой выбор. Но в квартире Ахметовой мужского рода только интерьер. Об этом кричит всё, начиная ванильной расцветкой стен и заканчивая нагромождением декоративных штучек. Даже на единственном свободном стуле красуется плюшевый медведь. Для полноты картины не хватает только пары кошек.
— Ахметова, какие у тебя проблемы? На черта ты сейчас из банальной помощи разыгрываешь драму в три акта? Я тебя что, к чему-то обязываю?
— Чего ты ко мне пристал? — цедит Мари, но вид у неё при этом взволнованный. — Мы что внезапно стали друзьями? То вламываешься без приглашения, то на чай напрашиваешься.
— Удивлён, что приходится разжёвывать очевидные вещи, но да. Я бы хотел стать тебе другом. — Это для начала. Но напирать пока не решаюсь, слишком явственно на её лице горит желание выставить меня взашей. — Кстати, заметил у тебя газету с подчёркнутыми вакансиями. Посудомойка крайний вариант, не находишь?
— Повторюсь, чего ты хочешь?
— Всего лишь предлагаю помочь с трудоустройством. Как друг.
Ещё один эстет
Марьям
— Женщина, которая говорит, что ей хорошо одной — врёт. Уж поверь мне, я четыре года в разводе. Сначала была счастлива с мужем, потом без него, и первое время тоже убеждала себя, что замуж больше ни ногой. — Делится мнением Лина, рассеянно просматривая анкеты в приложении для знакомств. — Вот тебе чем так дорого одиночество?
— Перечислять устану.
— Да что там перечислять? Нет лишней мороки со стиркой, готовкой и если уж загулялась где-то, не нужно ни перед кем отчитываться. В двух словах — полная независимость. Но разве ты ей пользуешься? Оглядись: в квартире всё равно чисто, под салфеткой остывает запеканка, а с корпоратива стабильно сбегаем первыми и в гордом одиночестве. Кстати, не задумывалась почему?
— Почему?
— Потому что нам давно не восемнадцать!
— После таких фраз мне хочется подарить тебе тонометр.
— Мужика лучше подари нормального. Чтоб не альфонс и ай кью не болтался где-то в районе портков. Я, собственно, к чему веду… Раньше мы были авантюристками, а теперь стали переборчивыми. На вот, зацени, — Лина протягивает мне свой телефон, с экрана которого жизнерадостно улыбается усатый дядька.
— Молодой, лёгкий на подъём мужчина ищет для семьи одинокую женщину, — зачитываю анкету очередного горемыки. — Важно: внешность и возраст не играют ни главной, ни второстепенной роли. Интересует наличие дачи у озера, резиновой лодки и умение быстро сообразить закуску. Толик, сорок девять лет. Да уж… — растерянно усмехаюсь, отправляя в рот очередной кусочек шоколадного рулета. — И кто-то на это ведётся?
— А вот тут начинается самое интересное, — со знанием дела хмыкает Лина. — Приличные кандидаты ищут красавиц до двадцати пяти. То есть я уже пять лет как перезрела.
— Мракобесие какое-то, — возвращая ей телефон. — Сдалось тебе это приложение. Толку как от шпаргалки после экзамена.
— Не скажи. Умом-то я понимаю, что успешной самодостаточной женщине балласт рядом не нужен, а душа ищет пару сама по себе. Так что помимо трезвых мозгов при мне всегда свежепобритые ноги и зона бикини. Даже зимой. У тебя по-другому?
— Зимой я точно не загоняюсь, — смеюсь, поигрывая ложкой.
— Кстати, тебе идут локоны, — произносит Лина с загадочной улыбкой. — Не хочешь поделиться в честь кого такой апгрейд? Уж не новый ли сосед постарался?
Краска, хлынувшая к щекам, отвечает за меня.
— Ох, Лина… — Прячу вспыхнувшее лицо в ладонях. — Он та ещё чума временами. Представляешь, выставил сантехника и сам всё починил. Еле успела выпроводить до того, как вы вернулись с прогулки.
— Ну так намекнула бы. Что мне сложно детям мультики включить на час-другой?
— Помнишь, ты грозилась, если встретишь отца Ксении, бубенцы его козлиные бродячим псам скормить? — обречённо смотрю на подругу, но та лишь хмурится, останавливая чашку с кофе в миллиметре от своих губ. — Так вот, свисти псов, час пробил.
— Ах… у ёлки злые волки… — огорошено выдыхает Лина и зачем-то уточняет, будто могут быть варианты. — То есть это тот, кто изменил с тобой своей девушке и ещё имел наглость сунуть деньги, обвешав тебя лапшой как новогоднюю ель гирляндой?
— Он самый. — Киваю с улыбкой наблюдая за тем, как в карих глазах подруги растерянность приобретает кровожадный оттенок.
— Вот те и горячий сантехник, чтоб ему кран заклинило… А я ещё сватала тебе кобелину. Совсем старушка нюх потеряла. Ты хоть на меня не обижайся, лады? Я-то была уверена, что вижу мерзавцев насквозь.
— Ну какая ты старушка? Самый сок, — смеюсь искренне. — Да и Макс не такой уж подлец. Человек просто живёт моментом. Считай болезнь такая.
— Ага, пока ты растишь его ребёнка, — хмыкает подруга. — Чтоб он облез, болезный.
— А ведь Ксюшу вечно прятать не получится… — Откидываюсь на спинку стула, устремляя взгляд в потолок своей кухни.
— Так ты не прячь. У ребёнка на лбу не написано кто отец. Она только твоя дочь, Макс просто поделился биоматериалом. Думаешь, будет качать права, если узнает?
— Тут сложно угадать. Либо сразу сбежит, и слава богу, либо снова захочет поиграть. Нарисует в небе радугу и под ногами облака, потом свинтит опять на долгие годы.
— Тогда тем более рисковать незачем. Сам-то что говорит?
— Предлагает дружбу.
