Собственность сводного брата - Елена Гром
— Она не стала бы воровать у тебя.
— Да, точно. Диана святая, а Мира плохая. Ну и ладно, — резко надела простые черные и вышла, не сказав матери и слова. Сначала брат, теперь мама.
«Никому я не нужна, — поняла я в тот момент. — Никому».
После этого случая с Дианой я больше не могла общаться. И дело было даже не в проклятых перчатках, которые внезапно обнаружились в моей сумке в дальнем, боковом кармане. Теперь все девочки сплетничали обо мне, называли зазнайкой и не раз толкали на льду.
Нет, травм не было, но обида на них была настолько острая, что я нередко плакала, когда оставалась одна.
И мне даже пожаловаться было некому. Я ведь сама была виновата, потому что недоглядела, сама на ровном месте устроила истерику.
Но в тот момент я была уверена, что все ополчились на меня, что все ненавидят меня. Сама не понимала в какой момент я стала почти изгоем, одинокой девочкой, которую никто не любит.
Нет, конечно, с виду все было как обычно.
Я ходила на тренировки. Я обедала в кафе, но теперь с Мамой.
На вопросы папы о тренировках я всегда отвечала бодро, да и результаты были замечательными.
Чтобы не обращать внимания на постоянные смешинки в мою сторону от девчонок, я старалась делать все лучше всех. Быть лучше всех. Особенно лучше Дианы, которую похвалил Ярослав.
Мы с ним не разговаривали. Столько раз я хотела подойти, просто посидеть с ним рядом, чтобы не ощущать себя столь угнетающе одинокой, но каждый раз вспоминала то, как на лестнице он развернулся и просто ушел, даже не поздоровавшись.
Оставалось только представлять те моменты, когда мы дружили, а еще как все-таки он играет в хоккей. Мне так и не удавалось увидеть его тренировки, а мама была скупа на рассказы. А папу спрашивать я не решалась.
Даже, когда он сам поинтересовался рада ли я за успехи брата.
— Рада, конечно, — ответила я, когда мы ужинали за столом в один из июльских будней. Сам Ярослав на это только хмыкнул, не поднимая головы. — Ты молодец.
— Ты тоже, — вдруг посмотрел он на меня, цепляя синими глазами, внимательными, и порой очень страшными. Наверное, впервые за последний месяц он обратился ко мне лично. — Теперь ты не рискуешь башкой просто так, а уже осмысленно, чтобы показать всем то, что они и так знают.
Я не поняла его в тот момент. Мне казалось, что он издевается. Поэтому я вскочила и убежала из столовой, но затормозила, когда услышала слова отца.
— Считаешь фигурное катание опасным видом спорта?
— Борис, — заговорила мама, откашлявшись. — Ничего он не опасный. И вряд ли мнение Ярослава может быть авторитетным в этом вопросе.
— Не может, конечно, — заговорил как никогда серьезно сам Ярослав. — Но последний месяц она на тренировках постоянно делает не то, что нужно, постоянно рискует собой, мне кажется, после той операции можно было выбрать спорт попроще.
— И какой же, Ярослав? Может быть шахматы? Или…
— Да то же плавание или фехтование. Такие нагрузки…
— Достаточно, — я услышала, как мама отодвинула стул, и я была солидарна с ее гневными высказываниями. — Я, конечно, понимаю, Ярослав, что ты мальчик умный не по годам, но нам и врачам виднее, что нужно и можно нашей дочери. У тебя здесь нет права голоса.
— У него есть право голоса, Нина. Он мой сын. Но насчет Миры, пожалуй, нам лучше знать.
Я зажала кулак зубами, сдерживая крик и слезы.
«Почему, почему он снова пытается сделать мне плохо? Что я ему сделала?», — кричала я про себя, а когда дождалась его у лестницы, вылила на него поток обиды и самой искренней детской ненависти.
— Ты лишил меня прогулок! Теперь хочешь, чтобы я вообще из дома не выходила? Почему ты меня так не любишь?!
— Я люблю, дурная твоя башка…
— Ага, так я тебе и поверила. Ненавижу тебя! — толкнула я его, отчего тут же заболели руки, потому что он даже не сдвинулся, лишь продолжал смотреть на меня свысока.
Я убежала в свою комнату и пообещала себе не думать больше о Ярославе.
Никогда…
И весь следующий месяц у меня почти получалось, пока однажды вечером я не заметила, как во всем черном Ярослав тайком выбирается из своей комнаты, оглядываясь по сторонам.
Я направилась за Ярославом, не обращая внимания на то, что была босой. Мне важно было знать, что он задумал. Почему встал посреди ночи. Куда идет. Мы спустились на первый этаж и прошли на кухню.
В какой-то момент он застыл, повернул голову четко в мою сторону. Но я стояла за лестницей, меня не должно было быть видно. Я на это надеялась.
И когда он все-таки стал идти дальше, меня словно перестали держать над пропастью. Отпустили. Я выдохнула и сделала шаг.
Страшно было, вокруг темно, но любопытство было сильнее страха.
Я следовала за Ярославом по территории нашего участка, чувствуя ногами влажную траву, маленькие камушки. Вплоть до домика для персонала. В некоторых окнах горел свет, и я сильнее задумалась. Зачем Ярославу сюда идти?
Что он ищет?
Глава 18.
Он обошел дом и вошел через дверь черного хода.
Я тенью скользнула за ним. Сразу на второй этаж, но вдруг я его потеряла из виду.
Обернулась вокруг себя, поднялась на пролет и снова оглянулась.
Именно в этот момент меня дернули в сторону, и я хотела закричать от испуга. Но мой рот зажала знакомая, грубая рука, а чуть выше послышался гнусавый голос Ярослава, и я мгновенно успокоилась. С ним, несмотря ни на что, никогда не было страшно. Он словно та, стена, которую никто никогда не обрушит. Может быть поэтому, даже катаясь, даже лазая по деревьям, я не имею привычки бояться. Он был той бесстрашной силой, которая мне помогала.
— Малявка, ты чего за мной поперлась? Молчи и стой здесь. Поняла?
— А-ам…
— Я сейчас тебе все расскажу, но стой здесь и молчи!
Мне оставалось только кивнуть, и он отпустил меня. Зыркнул в темноте своими глазами. Затем скрылся за ближайшей дверью, единственной из которой не лился свет. А я так и стояла, прижавшись к
