Няня по принуждению (СИ) - Шварц Анна

Он криво усмехается.

— Мне не нужна ты голой. Нравится мокнуть в белье — мокни. Тебе налево.

Я разворачиваюсь и на подгибающихся ногах плетусь в сторону ванной комнаты. Предстать перед этим человеком даже в нижнем белье мне страшно. Вдруг осмотр моих ран — это просто предлог? Что, если он решит, что и приказать мне спать с ним, если я так похожа на его жену — это нормально?

Больше всего мне страшно другое: неужели я в этот момент тоже произнесу "хорошо, я буду с вами делить постель, но…"? Сейчас или однажды… я не хочу сдаваться. Я не позволю ему подавить меня. Я хочу хотя бы помнить, что такое решимость противостоять, чтобы в нужный момент сказать "нет" и быть готовой бороться за свою правду.

Эпизод 22

В ванне я дрожащими руками снимаю остатки майки и бросаю ее на пол, заметив на ткани маленькие пятнышки крови.

Амира я чувствую спиной. Он заходит и закрывает дверь, идет мимо меня к душевой кабине и поворачивает там кран. Пока он регулирует воду, я снимаю с себя леггинсы, подавив в себе вопящую от безысходности и возмущения гордость. На коленках тоже мелкие кровоточащие царапины.

Хочется схватить полотенце и завернуться в него. Поэтому я некоторое время стою, прикрывшись руками, пытаясь вернуть себе решимость, чтобы сдвинуться, наконец, с места. Да я ни перед кем не показывалась в белье, кроме мужа. Даже перед подругами стеснялась.

Амир поворачивается ко мне. Его взгляд задумчиво скользит по моему телу — сверху вниз.

— Так и будешь стоять? — мы пересекаемся в этот момент взглядами, и я вздрагиваю. Мне страшно.

— Нет, — выдавливаю я.

Я иду мимо него, и становлюсь в душевую кабинку. Амир берет меня за плечо, разворачивает спиной к себе, пока теплые струи воды льются мне на голову и стекают вниз, смывая кровь и грязь. Под ногами вода окрашивается в серо-розовый цвет.

За спиной я слышу, как Амир что-то тихо и резко произносит. Язык мне незнаком, но монстр явно чем то недоволен.

Он дотрагивается до спины, и я задерживаю дыхание. Пальцы мужчины кажутся мне горячее, чем вода. Ощупывает меня он грубо, с тщательностью хирурга, быстро — и, судя по вспыхивающей резкой боли, не пропускает ни одну ранку. Вся спина превращается в пожарище, и я тихо всхлипываю.

— Не ной, — резко произносит Амир, услышав, как я шмыгаю носом, — царапины, быстро заживут. Смываешь сейчас грязь и идёшь к ребёнку. Занимаешься с ним до вечера. Все, что надо попросишь у прислуги. Никакой болтовни.

— Вы меня когда-нибудь отпустите? — интересуюсь тихо я. И слышу смешок.

— С чего мне тебя отпускать?

— Если вы найдёте свою жену… настоящую. Зачем я тогда буду нужна вам?

Он убирает молча руку и я замираю, ожидая ответ. Не дождавшись, осторожно оглядываюсь. Амир кривит губы в усмешке.

— Предположим, найду. А зачем мне гулящая баба? — произносит он и в голосе сквозит ирония, будто он распинается перед какой-то тупицей, объясняя очевидные вещи, — как найду, так и потеряется снова.

Я вспоминаю о том, что нужно дышать только спустя полминуты после его последней фразы.

— Намекаете на то, что убьете мать вашего ребёнка?

— Я не намекаю. Еще вопросы есть?

Садист чертов. Но в ту же секунду у меня перед глазами всплывает тот вечер, холодный ветер, плачущий от страха ребёнок, и покрытые мурашками голые ручки. Может ли хороший человек бросить посреди улицы кроху? Нет, но… она всегда будет единственной матерью ребенку, и этот монстр без души хочет слишком уж радикально решить ее судьбу.

— Вы не можете оставить меня играть роль жены на всю жизнь. Я на это не соглашусь, — я проглатываю свой вопрос и быстро задаю другой.

— И что тебя не устраивает?

— Вы серьезно? Это не моя жизнь. Я хочу работать, выйти замуж и завести детей, — произношу я, и, глядя, как Амир приподнимает бровь, быстро добавляю, — не с вами, конечно же. Сидеть в золотой клетке в мои планы не входило.

— Придется поменять планы. Твой муж продал тебя мне. Очень дешево, кстати, — смеется тихо и зло Амир, а я, шикнув, разворачиваюсь и с грохотом задвигаю дверь душевой кабинки. Бесит! Сквозь матовое стекло я вижу только неясные очертания этого монстра.

— И за сколько же, интересно мне знать, от меня продал? — цежу я сквозь зубы.

— Двести тысяч, Маргари-та, — насмешливо отвечает Амир, — так он тебя оценил. Животное можно купить дороже.

Двести тысяч?! Как мерзко. Я в шоке выдыхаю, чувствуя себя окончательно униженной. Двести тысяч за то, чтобы молчать, забыть о том, что можно обратиться в полицию и написать заявление о пропаже. Господи, он мог бы сказать мне сегодня “давай уедем, Рита. Скроемся где-нибудь, денег на первое время хватит”. Но он предпочел отметить… Отметить, черт побери, развод!!!

Мы оба простые люди. У нас нет такой власти, как у Амира. Открыто противостоять ему глупо. Но неужели у Володи не нашлось даже простых, человеческих качеств? Преданности, верности, в конце концов…

— Меня нельзя продать, — зло говорю я, — так что все, что вы делаете — незаконно.

— Мне плевать на закон. Все в мире покупается и продается. Хватит там торчать, вылезай.

— Высушу вещи — вылезу! Оценили товар? Оставьте теперь меня одну!

— Заштопаешь себя тогда сама, — в голосе Амира снова появляется холод, но мне все равно. Плевать! Я не буду покорной овечкой, — у тебя есть десять минут.

— Эй! — произношу я, глядя, как фигура разворачивается и уходит, — я не успею высушить вещи! Вы… да и иди ты, — тихо бормочу я, когда дверь закрывается, — нашелся тут царь и бог.

Я закрываю тут же кран, отодвигаю дверцу душа и выхожу, подбирая с пола вещи. Осторожно прислушиваюсь, а потом иду на цыпочках к окну.

Поворачиваю ручку, открываю, заглядываю вниз и фыркаю:

— Да чтоб тебя…

Пёс прекращает копошиться в земле под окном и поднимает морду.

— Гав, — отвечает он мне глухо и злобно. Похоже, он будет только рад, если я сейчас спущусь. С таким же глухим урчанием обглодает мне кости.

Да и не спущусь я, второй этаж, как-никак. Высунувшись наполовину из окна, я осматриваю двор и территорию за забором. Меня никто не увидит, даже если я буду кричать, привлекая внимание. Все вокруг засажено высокими деревьями. На заборе камеры видеонаблюдения.

Прекрасно, я в тюрьме. Спасибо, дорогой муж за такую судьбу, не ожидала от тебя предательства. Как Мирослава смогла вырваться? С ребенком это в разы сложнее.

Дверь позади с щелчком ручки открывается, и я поворачиваюсь. В ванную заходит Амир, и я быстро прижимаю к груди вещи, прикрывшись, пока он направляется ко мне.

— Голова закружилась, — нахожу я мгновенно оправдание, — подышала воздухом.

Он молча подходит, выдирает из рук футболку с леггинсами и швыряет их за окно. Я, пораженно смотрю, как мои вещи планируют вниз.

— Вы… гад, — выдавливаю я, а он хватает меня за запястье. Спустя секунду я чувствую прикосновение чего-то холодного к пальцу и опускаю взгляд. Моя ладошка тонет в широкой ладони Амира, а на безымянном пальце переливается драгоценными камнями массивное кольцо. Господи, оно же стоит целое состояние.

— Твои вещи принесут через пять минут, жена, — насмешливо произносит Амир, — запомни, девочка: твоя золотая клетка может быть удобной и просторной, если будешь послушна. Наш разговор забудь. Для всех ты — Мирослава.

Супер. С замужеством, Рита! Только поменяла ты не только фамилию, но и имя по прихоти мужа. Я мрачно и устало смотрю на него.

— Хотите сказать, что я на нее похожа? И никто ничего не заподозрит?

Он обводит меня взглядом — медленно, оценивающе.

— Похожа, — произносит он, — красилась она только ярко.

— Я не умею краситься.

— Научись, — небрежно произносит Амир, — кольцо не вздумай снимать. Спишь сегодня здесь.

— В ванной? — приподнимаю бровь я.

— В комнате. Даже если я не вернусь до вечера — идешь в мою спальню, — припечатывает он, не оценив мой юмор.