Будьте моим мужем (СИ) - Иванова Ксюша

Возле моего подъезда стоял большой черный джип, перегораживая дорогу. Сосед Артем, молодой парень из двадцать шестой квартиры, выехать на своей старенькой "пятнашке" не мог, поэтому сидел в машине с распахнутой дверью и сигналил на весь двор, видимо опаздывая на работу.

— Эмма, вы не знаете, кто это тут у нас такой борзый? — раздраженно спросил он, кивая в сторону джипа, когда я проходила мимо.

— Нет-нет, Артем, я не в курсе, — я прошмыгнула в подъезд, очень сильно надеясь, что хозяин машины не появится сейчас из него. Конечно, я знала. Вчера целый день на этой машине каталась. Но выслушивать сейчас от Артема гадости совершенно не хотелось. Наоборот, радостно забилось сердце, руки приняли оглаживать волосы, а ноги понесли мимо лифта, который вечно приходится долго ждать, к лестнице — Паша точно на лифте не поедет! А разминуться мне не хотелось…

Стараясь не выдать себя, тихонько открыла дверь своим ключом и, разуваясь в прихожей, напряженно прислушивалась к звукам, доносившимся из квартиры, обратив внимание на то, что права Логвинова все также лежат на столике. Откуда-то из спальни доносились звуки Полькиного смеха, включенного телевизора, гудела микроволновка в кухне, свистел на плите закипевший чайник. Но все это перекрывал голос моей свекрови, которая вкрадчиво, с толком и расстановкой, как и положену педагогу-ветерану, выкладывала Павлу всю подноготную обо мне!

— Вы знаете, наша Эммочка, конечно, умница — и по хозяйству у нее порядок… Хотя вот на плите одна комфорка уже год, как барахлит. Я ей говорю-говорю, что мастера вызвать надо — вдруг что случится с нею, с комфоркой, в смысле, газ в квартиру пойдет. Но кто нас, стариков, слушает? Она и готовит хорошо и печь умеет. Правда, — Вера Васильевна захихикала. — В прошлом месяце пирог с капустой сгорел у нее. Я прихожу, а в подъезде на первом этаже… На первом, представьте себе, капустой горелой воняет! Ну, с кем не бывает, с кем не бывает! Но зато с детьми она ладит хорошо — они у нее всегда и одеты, и обуты, и накормлены, и Кирюша учится хорошо. Правда, в этом немалая заслуга и его бабушки — все-таки педагог старой закалки! "Отличник народного просвящения"!

— Вера Васильевна, — услышав голос Павла, я легко представила себе и улыбку на мужественном лице и щетину на подбородке, и снова вспомнила вчерашний вечер и его поцелуи, и свои ощущения. В горле мгновенно пересохло, руки задрожали… — Уверен, что без вас Эмме пришлось бы очень трудно. И вы, как никто, знаете ее характер. Так вот скажите…

Она перебила его, не дав договорить:

— Да, мы с ней дружим. Я помогаю, как могу. Что поделаешь, если с Андрюшей такое случилось? Но я думаю, она не откажется. Она мне говорила о вас, — мои глаза округлились от удивления, потому что кроме того разговора, когда Павел помог мне занести сумки и повесить шкаф, о нем с Верой Васильевной я ни словом не обмолвилась! — Так во-от, нравитесь вы ей. Так и сказала: "Настоящий мужик!" Да и глаза у нее горят, когда о вас речь заходит…

Я на цыпочках кинулась к входной двери — нужно было дать знать о своем приходе, иначе Веру Васильевну понесет, и она расскажет такое, что я со стыда сгорю перед ним! Хлопнув дверью посильнее, я крикнула от входа:

— Я дома!

И шагнула в сторону кухни.

19. Павел

Чувствуя себя полным идиотом, наскоро заскочив, прямо вот так, без прав, в самый свой большой магазин, туда, где работал Кирюха, выслушал доклад управляющего, обошел все, постоял рядом с ребятами, собиравшими последний велик для витрины, похлопал по плечу Кирилла, давая понять, что я им доволен, отозвал Вадика, расспросил насчет парня, и испытал настоящее удовлетворение, услыхав, что мальчишка не отлынивает, с телефоном не просиживает штаны, что им довольны мои подчиненные, прыгнул в машину и поехал в "Робинзон 2" на самую окраину. И, наверное, все-таки поработал бы сегодня, как положено — там сегодня должны были заменять стеллажи для товаров, и мое присутствие было необходимо. Но кто же виноват, что дорога к этому, самому моему маленькому магазинчику, пролегала мимо дома Эммы? Никто не виноват…

Заехал в продуктовый, находящийся неподалеку, и пытаясь себя уверить, что просто заскочу за правами, набрал фруктов, конфет, сыра и зачем-то вина (?), на выходе прикупил торт и огромный арбуз, понакидал в тележку шоколадных яиц и жевачек. А потом, ужасаясь всему этому, еле сдерживаясь, чтобы от удивления своему собственному поведению не почесать в затылке, поехал… за правами.

— О-о, вы к Эммочке жить переезжаете? — поглядывая из-под очков, встретила меня на пороге пожилая тетенька, виденная мною недавно из окна Сашкиной квартиры.

— Хм, нет. Я детям тут кое-что привез, — да, глупо получилось, тем более, что Эмма мне говорила, что уехала в интернат оформлять документы, а здесь сидит с детьми ее свекровь, но я это совершенно выбросил из головы.

— Ну, проходите-проходите! В кухню все несите! Да-да, на стол! Я сейчас разберу пакетики.

… К моменту прихода Эммы я знал историю знакомства Веры Васильевны с мужем — будущим генералом, а тогда просто курсантом военного училища, послушал множество случаев из ее бесконечной педагогической практики, изучил краткий курс орфографии и пунктуации русского языка, и даже прослушал краткий пересказ последних серий любимого сериала моей собеседницы под названием "Понять и простить". И уже был готов раскланяться, но она вдруг перевела разговор на свою невестку, и я, уже начавший было вставать из-за стола, вдруг уселся обратно, принимая из рук Веры Васильевны маленькую тарелочку с нелюбимым мною тортом.

Я видел чистоту в доме, обратил внимание на стоящие на плите кастрюльки, из которых бабушка отливала себе в небольшие термоса аппетитно пахнущий борщ и картошку-пюре с котлетами, и понимал, что Эмма — замечательная хозяйка, что свекровь хвалит ее не напрасно. И меня смешили попытки Веры Васильевны не перехвалить, показать себя на фоне Эммы с чуть более выгодной стороны. И очень хотелось узнать, как отнеслась бы эта женщина к Известия о том, что мы с Эммой женаты. Судя по ее рассуждениям, она об этом даже не догадывается!

Но она говорила и говорила без остановки, я слушал и кивал, с удивлением узнав, что Эмма от меня в восторге, о чем сама же поведала своей свекрови, пока из прихожей не раздалось долгожданное:

— Я дома!

Вера Васильевна, перегнувшись через стол, прошептала:

— Павел, я надеюсь, все сказанное мною останется между нами?

— Конечно, Вера Васильевна, конечно!

… Она снова была в платье. Точнее в сарафане. Точнее в джинсовом сарафанчике, надетом на футболочку. Волосы заплетены в две косички, на лице легкий макияж. Выглядела Эмма лет на двадцать не больше! Но я-то вчера видел ее паспорт! Вообще-то я любил женственность в одежде своих пассий, мне нравились глубокие декольте, обтягивающие платья, разрезы… Но сегодня мои взгляды на женскую красоту кардинально изменились, и вот эта женщина-девочка с сияющими глазами показалась неимоверно привлекательной, притягательной даже! Мне даже представилось, как я тяну ее на колени и усаживаю лицом к себе, задрав этот сарафанчик до самой талии! А потом прижимаю за ягодицы так плотно, чтобы можно было потереться, как вчера…

— Павел, вы за правами? — услышал я неожиданно официально-вежливое обращение.

— Да, я за правами.

— Так пойдемте, я вам их отдам.

Вера Васильевна принялась сосредоточенно нарезать свежевымытый огурец, что-то напевая себе под нос и делая вид, что очень занята этим процессом. Я, конечно же, поспешил за Эммой. Но удержаться, чтобы не подшутить не смог:

— Ну что, колись, Эмма, нравлюсь тебе?

Она резко обернулась, упирая кулачки в бока.

— С чего бы это?

— Бабуля твоя сказала, что ты от меня в восторге, что ночами не спишь, обо мне мечтаешь, восхищаешься моей неземной красотой!

Левая бровь возмущенно изогнулась.

— Ври давай больше! Она совсем по-другому сказала… Ой!